Встретились “два одиночества”. “Белый русский” в крови, превратил обе стороны “сражения” в пьяных дикарей на бранном поле, а не солдат. Прямо сейчас вышло так, что языки их вслед за губами столкнулись, а вместо побега, пощёчины, потерянных тапок и всего такого, Вероника ещё дважды что-то простонала, а Егор за собой и не замечал, что делает. В ответ что-то прозвучало из его горла, потом ещё и ещё. И если бы он мог — он бы не просто залез ладонями под этот её дурацкий топ, он бы содрал с неё кожу чтобы добраться до рёбер, раздвинуть жилы, мышцы, кости и вырвать окровавленное, сочащееся остатками жизни сердце. А потом смотреть на творение своих рук, стоять над её безжизненным телом и понимать, что всё. Победил. Больше эта дура ничего с ним не сотворит.

Он давно освободил Роне руки, а она всё не решалась их поднять. В тот момент, когда она всё же сделала это, Егор решил что оттолкнёт, что вот сейчас всё закончится, и вместо того чтобы отпрянуть, будто напоследок набросился с большей энергией чем раньше, так, чтобы прямо челюсть хрустнула, чтобы губы лопнули и можно было ощутить на языке вкус её крови.

А она не отпихнула, а зачем-то сжала на затылке его волосы, схватила крепко, вырывая с корнями не иначе. Егор зарычал, от боли или вроде того, и со всей силы впечатал кулак в стену за её спиной. Снова посыпалась штукатурка, как тогда в подъезде, и Вероника даже бровью не повела, будто… да что он может сделать такого, чего ещё не делал?

Напротив, она только сильнее дёрнула его на себя, и для полноты картины другой рукой вцепилась в его шею, потянулась вверх, чтобы удобнее было самой целовать а не оставаться тут жертвой этого животного.

Егор воспринял это как вызов, поднял её, понимая что гибкое тренированное тело, привыкшее к поддержкам, слишком легко схватывает всё на лету и без подсказок прижимается к нему правильно. Правильно обнимает ногами, так крепко, что уже и скрывать нечего, всё и так понятно… Егор пропал, потому что хочет чёртову идиотку Веронику Соболеву. Хочет до смерти. Её смерти.

Примечание:

*Пообещайте мне любовь,

 Хоть на мгновение,

 Хочу изведать эту боль,

 Как откровение,

 Я за собой сожгу мосты,

 Не зная жалости,

 И все прощу, но только ты

 Люби, пожалуйста, люби,

 Люби, пожалуйста, люби,

 Люби, пожалуйста.

"Пообещайте мне любовь" — музыка-Евгений Крылатов, слова-Игорь Вознесенский.

Они ждали, когда это прекратится. Они надеялись, что скоро всё станет как было, “Белый русский” отпустит, сгущёнка снова станет кровью, а губы перестанут быть оружием массового поражения. Но пока что ничего не заканчивалось, увы. И чудом каким-то их никто ещё не нашёл, никто не помешал. Но вечно длиться это не могло, верно?

Когда рядом послышались шаги, Егор дёрнулся вместе с висящей на нём Вероникой, отступил в темноту и закрыл её собой. Оторвался от её губ и прижался лбом к стене рядом с её головой. Теперь она дышала как раз в сгиб его шеи и от этого становилось только хуже.

“Я насквозь пропахну этим чудовищем, которого так и не смог победить!”

Мысли Егора были далеки от романтических, но он продолжал вжимать бедолажку “звезду” в стену, а она продолжала чувствовать, что ненависти в его поступке куда меньше, чем желания. Ох да, она всё понимала. Вот прямо между ног, обнимающих его талию, прямо там и чувствовала, что непросто злодею держать себя в руках, и не так уж сильно он сейчас зол… Хотя кто его знает, может вот так он со всеми кого презирает?

Ей в целом было всё равно.

Приходя в себя и понемногу выходя из транса, Роня стала задумываться что вообще происходит. Руки свои она обнаружила под его футболкой, где успешно царапала его кожу ногтями, наслаждаясь шипением, будто это котёнок мурчал в ушко. Ноги так крепко сжимала, что затекли, но висела бы так ещё три маленькие вечности, если бы пришлось.

Не пришлось.

Он отступил, подхватил её за бёдра и приподнял, заставляя разжать ноги. Разжала. А Егор продолжал держать её на весу, глядя в глаза. С ненавистью, жалостью, будто хотел попросить: “Не делай так больше, а?”.

Вероника ждала. Упрямо не отводила взгляд и ждала, чем же всё это закончится. Ну что ещё он может с ней сделать? Ничего… Всё сделано.

Поставил её на ноги рядом с собой, а потом протянул руки, зачем-то обхватил её голову так крепко будто хочет раздавить и растереть в порошок. И всхлипнув от боли, Вероника сделала шаг вперёд. Егор держал её голову в ладонях, смотрел в глаза, и стоило её рукам обвить его, без страсти, с нежностью, он закрыл глаза. Это так было мучительно, будто Егор на секунду ей сдался.

Погладил её виски большими пальцами, и Роня не заметила, как оказалась прижата щекой к его груди. Она слышала тяжелые стуки сердца в чужой груди, и боялась что собственное сердце ничуть не отстаёт. И так тепло было. Так приятно в этих руках оставаться ещё хоть пару секунд, будто за их пределами — война, не иначе. Ну заморозки, так точно.

— Нам пора, — хрипло ответил на все её мысли Егор.

— Стой, — попросила она, отступая. — Я буду смелой. Я спрошу. Что-то было?

— Что? — он не понял, он не верил, что она задаёт такие вопросы.

— Сейчас что-то было?

— Да, — кивнул он, признавая, что их поцелуй существует. — Но больше такого не будет.

— Почему? — вопрос был естественным и они оба его ждали, нисколько не сомневаясь, что он прозвучит.

Егор пожал плечами. Взъерошил волосы.

— Потому что это неконтролируемая хрень, которой быть не должно, — он говорил медленно, будто сам с собой. Подбирал каждое слово и в глаза Роне не смотрел. — Противоестественно… — тихо сказал и сам себе покачал головой. — Такое чувст… — снова покачал головой. — Сама понима… — и опять не то. — Если придумаю, как описать — скажу.

Развернулся и ушёл, а Вероника осталась. Скомкала своё счастье, как улитый слезами платочек, поднесла к груди и прижала крепко, чтобы навсегда осталось в ней. Баюкала его в темноте и тишине коридора, не понимая до конца что же дальше, но боясь выйти в зал где всё будет поломано и растоптано жестокими тяжелыми ботинками Егора Ивановича.

— Кому куда? — весело спросил Лев.

— Домой, — синхронно ответили два замороженных человека.

— Вероника, вас подвезти? — Лев указал на парковку ВУЗа, возле которой было кафе. — Я на машине…

— Я сам, мы живём в одном доме, — глухо ответил Егор и на секунду Вероника почувствовала его пальцы на своих. Только на секунду, не дольше, могло оказаться, что это только край его пальто или просто ветер коснулся, переннёс тепло Егора к Роне, обманул несчастную.

У Вероники всё внутри горело, болело. Ей казалось, что в голове не прекращая играет ужасно печальный, ужасно романтичный романс. Такой трепетный, что пробирает до самого нутра своими правильными и точными словами. Заслушанный, превратившийся в часть жизни, уже будто самой Вероникой и написанный.

Она хотела домой, в тишину, в музыку.

Хотела танцевать, не на пропущенной репетиции, а в одиночестве, в тишине. Нет музыки, которая сейчас была бы для неё громче этого несуществующего романса, у которого и слов-то нет.

— Я на маршрутке доеду, — шепнула Вероника, но её голос — всё равно что шелест листвы, незамеченный остался позади. Ни Лев, ни Егор не придали значения слабому звуку.

— Уверен? Мне показалось, что вы не дружите, — усмешка на лице Льва подсказала, что он куда больше знает и понимает, чем они решили.

— Дружим, идём, — отрезал Егор и потянул Роню за собой.

Снова, как тогда в коридоре ХГТУ, когда Веронике казалось что убьёт. Непременно убьёт, не может человек с добром так тянуть за собой.