Древо не остановило её. Наоборот, показало путь. Так было нужно.

— Ты… отпустил… её… — раздался из воды шёпот, когда гостья вышла на твёрдую почву и скрылась за кромкой живого леса. — На тебя… не похоже…

Из воды показалась макушка, охваченная короной их переплетённых рогов, затем вытянутая морда, ощетинившаяся тысячей зубов в несколько рядов, покоящаяся на мощной шее. Анчибилл выполз из воды, распрямился в полный рост, потянулся, как уродливая кошка, покрутил башкой, опустился на четвереньки и почесался об кору.

Хруст коры ему в ответ был тихим, неуверенным и даже обиженным.

— Обычно… ты… не отпускаешь добычу, — Анчибилл зашёлся клокочущим смехом.

Треск прошёл по болоту и из воды то тут, то там взошли пузырьки.

— Вернётся?.. — задумчиво протянул Анчибилл, проведя когтями по коре.

Древо замерло, и на Болоте воцарилась почти полная тишина.

— Увидим… — недовольно проскрипел Анчибилл и уполз назад на глубину.

Много лет назад Анчибилл упал с неба. Он был ранен смертельно. Распластался в трясине белым пятном, раскинув в стороны поломанные крылья, выжег своим светом всё вокруг и вскипятил воду. Его пробитый доспех быстро набрал болотной жижи, и теперь он медленно погружался, безучастно глядя на редкое в здешних местах синее небо.

В нём было много жизни. Такой добычи Древо не могло припомнить. Болото долго переваривало его доспехи, кожу, плоть и кости. Его вкус ещё долго переливался и дарил пугающее онемение, которое нельзя было сравнить ни с чем.

В нём было много духа. Так много, что Топи таки и не смогли проглотить и растворить его целиком. Прямо там, на глубине, Анчибилл переродился и принял новое тело.

Из создания ослепительного и рождённого летать в высоте, не достижимой для птиц, он стал кровожадной тварью, приспособленной наводить ужас и в воде и на суше. Многие годы он лишь утолял свой неуёмный голод неудачливыми и более мелкими соседями, и всё рычал, как дикий зверь. И как он отъёлся достаточно, за кровавую дань Древо позволило ему покидать свои владенья, выходить на охоту и возвращаться.

Со временем у Анчибилла проснулся и разум, хоть и далёкий от его крылатого воплощения. Сначала он многим делился с Древом и радовал его рассказами о мире пока ещё далёком от растущих корней Древа. Но затем что-то поменялось.

Анчибилл покидал Топи всё чаще и всё дольше длились периоды его отсутствия. Он начинал забывать приносить подношенья, не делился рассказами и Древо уже подумывало наказать его.

Пока однажды Анчибилл снова не упал с неба едва живой от ран. Это было забавно, потому что у перерождённого Анчибилла отродясь не было крыльев. На этот раз Топь не стала поглощать его, он смог залечил раны. Но больше выходить его не тянуло, он предпочитал спать и лишь изредка просыпался высказать своё недовольство.

Минули годы, и гостья вернулась. Мёртвая вываренная кожа юных тельцов покрывала её тело почти полностью. Под ней, причудливо отделанной и окрашенной в чёрный, она скрывала «уродство», которое так и не смогла исцелить полностью. Волосы на её голове отросли, укрепились и приняли цвет, такой же как и у коры Древа. С собой у неё было много вещей, что не были частью Топи и которые сильно взволновали Древо.

Она была более сильной… куда более сильной и знала несоизмеримо больше. Словно очнулась ото сна и наконец смогла соединить все свои части воедино. Но, к радости Древа, тоска в ней проросла насквозь и пустила везде свои корни.

— Ты вернулась, — беззвучно поприветствовало её Древо, ветки его радостно заходили, и Топи пришли в движенье.

— Да. Сама не знаю почему, — вздохнула гостья, уселась на его ствол и высвободила лицо из под капюшона. — Я благодарна за спасенье. И вернулась чтобы… чтобы, может… хоть как-то отдать долг.

— Ты снова плачешь внутри, — радостный шёпот прошёл по коре Древа.

— Да.

Над ней клубилась темнота, такая родная, тёплая, и приятная, словно тысячи бритвенных лезвий отрезающих по чуть чуть, отрывающих кусок за куском и отправляющих в холодную темноту. Но вместо того, чтобы использовать эту темноту, усилить её тоской и разрывающей болью, гостью всё так же выкидывала её в никуда и разрушала понемногу ей своё тело.

— Потому что ты потеряла сына?

— Да.

— Видишь ли ты, вон тот куст, с одним красным листочком, что притаился в тени у мёртвых пней?

— Да, вижу, — гостья посмотрела куда указало Древо.

— Это мой сын. Точнее сын моего сына. В этом болоте тысячи моих сыновей, живых, мёртвых и умирающих прямо сейчас. И всех их я слышу, даже тех, кого уже здесь нет.

— А я больше не слышу… — ответила гостья. — И больше никогда не услышу своего сына. Ярра.

— Это не так.

— Замолчи…

— Если ты слышала его когда-либо — он навсегда в тебе.

— Но это не то же самое! — закричала гостья.

— Каждый новый восход Солнца не тот же самый. Каждая капля воды отличается от другой. В тот момент, когда она падает с листа, она уже не та, чтобы на нём. Всё меняется. Не остаётся прежним. Таков Закон. Если так нужен тебе Ярр, то воплоти другого. Пускай он не будет прежним, но будет так же Ярром. Который тебе нужен.

— Я не могу, — гостья надрывно вздохнула. — Я хотела. Я пыталась… Но я не могу.

— Можешь, я вижу, что можешь. Тебе лишь нужно семя.

— Я не буду с другим мужчиной! — закричала гостья и лицо её изошлось отвращением.

— Есть много способов.

— Ты… ты говоришь… о магии? — гостья испугалась. — Нет… нет-нет… это запрещено!

— Кем? — искренне удивилось Древо.

— Так нельзя делать!

— Так не делай, — Древо рассмеялось словно хорошей шутке. Гостья была очень наивной. — Давай я сделаю.

Ветка Древа скользнула к ней и опустила у её ног чёрное шершавое зёрнышко, размером с шишку.

— Вот тебе моё семя. В нём достаточно жизни, чтобы жил новый Ярр. Но чтобы новый Ярр не вырос деревом, нужно будет сделать кое-что ещё.

— Что же? — после долгой паузы спросила гостья.

— Я плохо помню из чего состоят люди, давно не видел их мякоти. Давненько они не заходили ко мне в гости. Но если память мне не изменяет — она держится на костях.

Древо пришло в движенье, топь вокруг забурлила и пошла пузырями. Ветки ушли на глубину и вырывали оттуда куски корневища.

— Вот. Должно сойти. Сплети из этих корней кости, они ещё молодые и податливые. Пускай в твоих руках они станут послушными и больше не гневают меня.

Гостья опустилась на землю и, борясь с собой, выложила из веток силуэт человек.

— Нет, — прошептала она. — Это неправильно.

— Неправильно, — подтвердило Древо, разглядывая результат. — Можно исправить. Старайся лучше.

Гостья сняла плащ, обнажила бледную трупноватую кожу рук и стала плести. Ветки ранили её до крови, но Древо сказало, что так будет даже лучше и она терпела. Дерево с удивлением следило за ней. В этот момент отвращение и боль внутри неё боролись с неприятным светом, и эта борьба могла дать удивительный результат.

— Вот тебе земля, что я достал с самого дна, — сказало Древо, когда она закончила. — В этой земле всегда было много жизни, иначе бы я не жило тут. В ней впиталось много крови и силы. Её хватит, чтобы ты смогла вылепить плоть, пускай и не такую твёрдую, как моя кора. Но насколько я помню, кожа людей мягкая, как твоя.

Гостья лепила. У неё долго не получалось, она всё переделывала и переделывала, пока не получилось что-то отдалённо напоминающее тело. Но грязь не держалась на корнях, спадывала с них большими комьями. Болото снова забурлило, затем надолго затихло и принесло комок, на вид такой, что гостью бы вывернуло, если бы она принимала пищу почаще.

— Вот. Это волосы других людей, что остались тут. Возьми их, пускай они старые, но я передам им, чтоб они не рвались и хорошо служили твоей цели. Сделай из них жилы, что крепят кости и плоть. Думаю это нужно, чтобы всё заработало. Я начинаю вспоминать какова плоть людей.