1969 Судьбы и сердца Ее называют «брошенная», «Оставленная», «забытая». Звучит это как «подкошенная», «Подрезанная», «подбитая». Раздоры – вещи опасные, А нравы у жизни строги: Ведь там, где все дни ненастные, А взгляды и вкусы разные, То разные и дороги. Мудрейшая в мире наука Гласит, что любви не получится, Где двое мучат друг друга И сами все время мучатся! Сейчас выяснять бессмысленно, Кто прав был в их вечном споре. Счастье всегда таинственно, Зато откровенно горе. А жизнь то казнит, то милует, И вот он встретил другую: Не самую молодую, Но самую, видно, милую. Должно быть, о чем мечталось, То и сбылось. Хоть все же Любимая оказалась С судьбою нелегкой тоже. И вот он, почти восторженный, Душой прикипел влюбленной К кем-то когда-то брошенной, Обманутой, обделенной. И странно чуть-чуть и славно: Была для кого-то лишнею, А стала вдруг яркой вишнею, Любимой и самой главной! А с первою, той, что в раздоре, Кто может нам поручиться, Что так же все не случится И счастье не встретит вскоре?! Покажутся вдруг невзгоды Далекими и смешными, И вспыхнут и станут годы Празднично-золотыми. Ведь если сквозь мрак, что прожит, Влетает к нам сноп рассвета, То женщин ненужных нету, Нету и быть не может! И пусть хоть стократно спрошенный, Стократно скажу упрямо я: Что женщины нету брошенной, Есть просто еще не найденная. Не найденная, не встреченная, Любовью большой не замеченная. Так пусть же, сметя напасти, Быстрее приходит счастье! Сказка об одном собрании
Собранье в разгаре. Битком людей. Кто хочет – вникай, обсуждай и впитывай! Суть в том, что Фаустов Алексей Сошелся внебрачно в тиши ночей С гражданкою Маргаритовой. Все правильно. Подано заявленье, И, значит, надо вопрос решить. Устроить широкое обсужденье, Принять соответственное решенье И строго безнравственность заклеймить! Вопросы бьют, как из крана вода: – Была ль домработница Марта сводней? Что было? Где было? Как и когда? Только, пожалуйста, поподробней! Фаустов, вспыхнув, бубнит, мычит… А рядом, с каменно-жестким профилем, Щиплет бородку и зло молчит Друг его – Мефистофелев. Сердитый возглас: – А почему Мефистофелев всех сторонится? Пусть встанет и скажет, а то и ему Тоже кой-что припомнится! Тот усмехнулся, отставил стул, Брови слегка нахмурил, Вышел к трибуне, плащом взмахнул И огненный взгляд сощурил. – Мой друг не безгрешен. Что есть, то есть. И страсть ему обернулась бедою. Но те, что так рьяно бранились здесь, Так ли уж вправду чисты душою? И прежде чем друга разить мечом, Пусть каждый себя пощипать научится. Ах, я клеветник? Хорошо. Начнем! Давайте выясним, что получится?! Пусть те, кто женам не изменяли, И те, кто не знали в жизни своей Ни ласк, ни объятий чужих мужей, — Спокойно останутся в этом зале. А все остальные, – он руки воздел, — Немедля в ад крематория! — Зал ахнул и тотчас же опустел… Страшная вышла история. 1969 Любовь, измена и колдун В горах, на скале, о беспутствах мечтая, Сидела Измена худая и злая. А рядом под вишней сидела Любовь, Рассветное золото в косы вплетая. С утра, собирая плоды и коренья, Они отдыхали у горных озер И вечно вели нескончаемый спор — С улыбкой одна, а другая с презреньем. Одна говорила: – На свете нужны Верность, порядочность и чистота. Мы светлыми, добрыми быть должны: В этом и – красота! Другая кричала: – Пустые мечты! Да кто тебе скажет за это спасибо? Тут, право, от смеха порвут животы Даже безмозглые рыбы! Жить надо умело, хитро и с умом. Где – быть беззащитной, где – лезть напролом, А радость увидела – рви, не зевай! Бери! Разберемся потом. – А я не согласна бессовестно жить. Попробуй быть честной и честно любить! – Быть честной? Зеленая дичь! Чепуха! Да есть ли что выше, чем радость греха?! Однажды такой они подняли крик, Что в гневе проснулся косматый старик, Великий Колдун, раздражительный дед, Проспавший в пещере три тысячи лет. И рявкнул старик: – Это что за война?! Я вам покажу, как будить Колдуна! Так вот, чтобы кончить все ваши раздоры, Я сплавлю вас вместе на все времена! Схватил он Любовь колдовскою рукой, Схватил он Измену рукою другой И бросил в кувшин их, зеленый, как море, А следом туда же – и радость, и горе, И верность, и злость, доброту, и дурман, И чистую правду, и подлый обман. Едва он поставил кувшин на костер, Дым взвился над лесом, как черный шатер, Все выше и выше, до горных вершин, Старик с любопытством глядит на кувшин: Когда переплавится все, перемучится, Какая же там чертовщина получится? Кувшин остывает. Опыт готов. По дну пробежала трещина, Затем он распался на сотню кусков, И… появилась женщина… |
