Да и то последний раз, когда он звонил, мы поговорили обо всем и ни о чем. Я узнал, что он неплохо устроился в Париже. Восстанавливает и реставрирует картины, а еще планирует выставку. Он тогда предлагал выставиться и мне.
Я согласился.
Картины пылились в гараже и были мне совершенно не нужны. Собственно, я и забыл, что они у него. Вот Яна спрашивала, я сказал о гараже.
— Да, — отвечаю, а сам киваю Снежане на машину, давая понять, чтобы она садилась.
— Привет, дружище, — Женька кричит в трубку, и я не сдерживаю улыбки.
Все-таки он невероятно солнечный и веселый человек. Его картины пропитаны светлыми чувствами, яркими красками, в них читается любовь к своей работе, и они полностью отражают друга как человека.
— У меня для тебя просто офигительная новость! — тут же ошарашивает друг.
— Какая?
Предполагаю, что он собирается жениться.
Или у него будет ребенок.
Или Женя на пути смены ориентации.
Или бог невесть что еще можно ожидать от его “у меня для тебя офигительная новость”.
— Твои картины покупают! — о, а вот это уже интереснее.
— Да? Ты же знаешь, что я не продам.
— А ты подумай, друг. Ты ж не узнал цену.
— Ладно. Сделаем вид, что я заинтересовался. За сколько?
— А вот это уже другой разговор, — прокричал Женька в трубку. — За двести пятьдесят тысяч долларов.
— Нихрена себе! — я действительно не могу сдержаться, потому что эта цена…
Да я ни в жизни не думал, что мою мазню могут купить за такие бабки!
— Какие они хотят?
— “Девушку на берегу”, “Деву на пляже”, “Страсть на двоих”, “Глаза цвета моря”.
— Нехило.
Я прекрасно знаю, что это лучшие мои работы, но даже для четырех картин сумма слишком заоблачная. Именно поэтому я начинаю расспрашивать побольше. Оказывается, работы приглянулись какому-то мультимиллиардеру. Его впечатлила серия книг, настроение, в котором они написаны и чувства, которые в них переданы.
— Говори, что я хочу триста тысяч и картины его, — тут же выдаю.
Мне, по сути, плевать. Купит — я заработаю больше, откажется — я не планировал продавать.
— Я ему передам.
Мы говорим с Женькой еще минуты три-четыре и договариваемся созвониться в Скайп. Я подхожу к машине, открываю дверцу и уже собираюсь сесть, чтобы уехать, когда слышу слова брата:
— Макс, погоди. Нужна твоя помощь.
=Реальность марионетки
Яна
Я просыпаюсь в больничной палате и осознаю, что почти ничего не помню.
Хотя нет…
Я помню все, что произошло до потери сознания.
О том, что было дальше я не хочу даже думать. Обвожу палату глазами и выдыхаю, когда понимаю, что я одна здесь. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Вроде ничего не болит, шевелю руками и ногами — слава богу могу это сделать.
Пытаюсь приподняться, но голова кружится, и я откидываюсь обратно на подушку. Закрываю глаза и прикидываю вероятность того, что надо мной поиздевались. Насколько Вадим беспринципная сволочь, или в нем таки остались частички человечности.
— Доброе утро, — слышу приятный женский голос и мысленно благодарю вселенную за то, что послал с утра пораньше не моего жениха.
— Доброе, — еле выдаю я. — Что со мной случилось?
— А вы что же, ничего не помните?! — Женщина удивляется, а я пытаюсь понять, что же такого случилось, чего я не помню.
— Нет, — еле выдаю, потому что во рту пересохло.
Закашливаюсь от недостатка слюны и пока женщина помогает мне с водой, в палату входит Вадим. Я делаю над собой титаническое усилие и пытаюсь сдержаться, чтобы не отвернуться в отвращении.
— Как ты, дорогая? — он спрашивает участливым тоном, как будто ничего не произошло, и меня передергивает.
Двуличная сволочь!
Я жду, когда санитарка уйдет и сверлю его взглядом, едва она покидает палату.
— Не смотри на меня волком, — он поднимает руки вверх. — У тебя всего лишь непереносимость экстази.
Я молчу. Пытаюсь переварить информацию, не вскочить с кровати и не врезать ему. Прикрываю глаза, молясь, чтобы он замолчал и вышел, потому что чувствую, как волна злости вскипает внутри меня.
— Я просто хотел, чтобы ты расслабилась. Я не знал, что коктейль так на тебя подействует. — Странно, но Вадим даже не оправдывается. Говорит спокойно, будто лекцию читает.
— То есть в том, что ты напоил меня наркотой нет ничего такого? — я возмущенно фыркаю, пытаясь понять, о чём вообще он думал, когда поил меня такими коктейлями.
— Не перегибай, — лишенным каких-либо эмоций говорит Вадим. — Это всего лишь коктейль. Веселье, Яна. Ты была слишком напряжена.
— Серьезно?
Я таки вскакиваю с кровати. Сажусь, и меня оглушает мощная головная боль. Лоб пульсирует, и я слегка пошатываюсь, но не бросаю идеи повозмущаться.
— Ты идиот, Вадим? А если бы аллергия? Я бы могла умереть! Или тоже плевать?! Я не могу тебя понять, что это за развлечения? Поиграть хочешь? Так можно было и без наркотиков это сделать, — каждое слово дается мне с огромнейшим трудом.
— Успокойся, — он прерывает мою тираду громким приказом. — Все же нормально. Чего ты разнервничалась? Полежи, расслабься, у нас завтра помолвка, не забыла?
Я смотрю на расслабленное лицо своего жениха и понимаю, что ему ни на минуту не жаль. Он не раскаивается и ему абсолютно плевать на то, что произошло.
А мне не плевать!
— Не будет никакой помолвки! — решение приходит молниеносно. — Я ничего не подписывала. И денег не возьму!
Понимаю, что будет сложно, что придется снова бегать и унижаться, но я не собираюсь замуж за мужчину, которому не доверяю. Я думала, что Вадим адекватный человек, а он оказался тем, кто не задумываясь подвергнет твою жизнь опасности.
— То есть не будет? Как это?
— Вот так. Не будет свадьбы! Я не выйду за тебя замуж! — отрезала, надеясь, что он будет ошарашен и подавлен, начнет просить прощения и скажет, что все оказалось недоразумением, но нет.
Вместо этого он смотрит на меня, как на ненормальную, а затем запрокидывает голову и смеется. Я не понимаю, что сказала не так. Или он думал, что я спокойно все проглочу и поставлю подпись в ЗАГСе?
Не будет такого!
— Дорогая моя. — Вадим прекращает смеяться, берет стул, ставит его рядом с моей кроватью и садится. — И помолвка, и свадьба будут! Я не знаю, что ты себе там придумала и решила, но забывай об этом. Я женюсь на тебе! А чтобы было понятней и доходчивей, вот…
Он протягивает мне небольшую фотографию, на которой я вижу свою племянницу. Закрываю рот рукой, чтобы не было слышно моего отчаянного вздоха. Я не понимаю, как он добрался до нее, как узнал о том, куда ездила.
В голове крутится только одна мысль “Ему рассказал Максим”. Отгоняю эти мысли, желая верить в то, что это невозможно. Он не такой. Нет. Тем более после всего, что произошло…
— Теперь понимаешь, что у тебя нет выхода? Тебе ведь нужно вылечить бедную Машеньку, верно?
— Я обращусь в благотворительные фонды, — упрямо спорю с ним, и мне плевать, что он там возомнил.
Никакого замужества! Я понимаю, что тогда стану безмолвной рабыней надолго и возможно мне придется испытывать те же унижения, что и девочки в том треклятом клубе.
— Нет, не обратишься. Я не дам, — уверенно заявляет, заставляя меня поежится от страха. — Я сделаю так, что тебе никто не поможет. Ни благотворительный фонд, ни больница, ни бизнесмены.
Мне становится действительно страшно. Я впервые смотрю на него без розовых очков и обмана. Он совсем не тот милый мужчина, за которого выдавал себя все это время. И я ужасом понимаю, что он пойдет на все. Захотел — забрал!
И никаких вариантов!
Перевожу взгляд на фотографию Машеньки и чувствую, как горло сдавливают тиски, а на глаза наворачиваются слезы. У меня больше ничего не болит. Голова стала ватной, и мне абсолютно плевать на то, что со мной случилось.