— Нет, — просто ответил Эмиль. — У меня частенько бывает амнезия.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул агент, инстинктивно наклонясь поближе. — Тебе, конечно же, известно о крушении поезда «Гартон — Лесс». — Он подождал, пока Эмиль кивнет, и продолжил. — В крушении обвинили служащих железной дороги, но они стали виновными исключительно в угоду общественности. Настоящая причина в том, что в середину состава вместо обычного пассажирского вагона поставили вагон министерства обороны. Даже без учета груза из-за нескольких защитных оболочек он весит в четыре раза больше обычного, и именно он утянул поезд на дно каньона. Сам факт наличия в составе этого вагона тщательно скрывают.
— Как же допустили, что поезд пошел этим маршрутом?
— Тут начинается самое интересное, — кивнул Мартин. — Бумаги следования подменили непосредственно на сортировочной станции и когда формировали состав, вагон оказался прицеплен не к тому поезду. Видишь ли, у нас два поезда идущие в этом направлении, оба называется «Гартон — Лесс», разница лишь в порядковом номере 191–192 и времени отправления — час и час двадцать дня. Первый поезд заходит в Пакстон, пересекая каньон, а второй в Пакстон не идет. Формировщики получили подлинные документы, где цифра 192 была незаметно исправлена на 191 и, как заведено, поставили вагон в середину состава.
— А как это объясняют сопровождающие?
— Вероятно, они были введены в заблуждение одинаковыми названиями. Или были подкуплены — неизвестно. Допросить их невозможно, все сопровождающие погибли во время крушения. Перевозимый ими груз пропал.
— Хм, интересно… Каким же образом? Выпал из вагона, был унесен течением реки? Кстати, что это такое?
— Какая-то важная деталь нового авиационного двигателя. Заметь, уже через два часа на месте крушения были военные, но они ничего не нашли. Вагон был вскрыт, груз исчез. При таких обстоятельствах, даже если закрыть глаза на поддельные документы, случайности исключены, поезд специально направили в каньон, чтобы похитить груз.
— И какое это имеет отношение к нашему делу?
— Как только узнали о катастрофе и бросились по горячим следам искать виновных, выяснили, что заказ на формирование поступил от научной группы Механика. Его полномочий хватало, чтобы поставить гриф «Срочно».
— Очень интересно… — заметил Эмиль. — Он часто так делал?
— Да, нередко отдельные части механизмов изготавливались под заказ на заводах в разных регионах страны. Ну, ты сам понимаешь: котлы в Лессе, каучуковые прокладки в Бримгоуне, линзы в Цвейгарде.
— Ученого успели допросить?
— Да, хотя в той суматохе это было сделано впопыхах. Но его рассказ вполне вписывался в схему. Полгода назад он сделал заказ на Гартонском заводе, который выполнили в срок, о чем ему тотчас сообщили. Он немедленно приказал выслать деталь, оформив все необходимые документы.
— Но кто-то, у кого был доступ к документам, внес поправки…
— Были допрошены все, даже секретарь министра обороны, потому что он на каких-то пять минут держал в руках эти бумаги. С посыльным до сих пор разбираются, но он клянется, что ничего не открывал и начальник железной дороги уверяет, что когда конверт лег ему на стол, печати были в целости.
— Я не верю в мистику. Кто-то должен был внести исправления.
— Согласен.
— Почему деталь не украли непосредственно с завода? Тихо, без шума. Или на пути к поезду. Ее же как-то доставили на сортировочную станцию? Зачем устраивать катастрофу с многочисленными жертвами?
— Есть предположение, что это было сделано специально, дабы затруднить поиски и еще больше пошатнуть позиции правительства. Ты же знаешь, у нас масса недовольных.
— У них есть на то все основания. Пока будут обвинять ни в чем неповинных служащих, недовольных будет предостаточно, — проворчал Эмиль. — В эту официально заявленную версию и так никто не верит. И ты, и я знаем, о чем люди говорят на улице.
— Сначала хотели сказать частичную правду — мол, катастрофа была тщательно спланированной диверсией, но злоумышленники уже пойманы и так далее. Но потом решили, что это не самая лучшая идея, чтобы подогреть национальное самосознание. Если узнают, что можно вот так вот просто устраивать диверсии столь далеко от линии фронта, то это будет на руку пацифистам. И без них проблем хватает, скоро тюремных камер не хватит всех сажать. — Мартин вздохнул. — Мне самому не нравится происходящее, поэтому я решил рассказать тебе правду про поезд. Дальше будет еще интереснее. Через два дня после крушения в лаборатории Механика прогремел взрыв, фактически уничтоживший весь этаж, но людей там уже не было. От взрыва в лаборатории разворочено все, что только можно, но человеческих останков не обнаружили. Как и куда они пропали — неизвестно.
— Значит, некая враждебная нам организация узнает о секретной разработке, с легкостью устраивает крушение, похищает ключевую деталь, и вскоре прикладывает руку к исчезновению ведущего конструктора со всеми, кто был причастен к этой разработке? Прости, а зачем тогда мы? — Эмиль в негодовании стукнул кулаком по столу. — Зачем все эти многочисленные секретные ведомства, отделы, если у нас под носом можно творить все, что вздумается?
— Именно этот вопрос задали мне там, — Мартин с многозначительным видом поднял вверх указательный палец. — Я тактично промолчал, как ты понимаешь. Похитить ученых да еще таким образом — невозможно. Но это произошло. Понятное дело, что у нас завелась «крыса» и не одна, причем на самом высоком уровне. Это заговор, однако, распутывать его не доведется ни мне, ни тебе. Наше дело выяснить, где Механик. Но и о поезде не забывай. Мое чутье подсказывает, что оба этих случая связаны ниточками, которые исходят из одного клубка. Вот, смотри, — он передал Эмилю помятый грязный листик бумаги. — Это нашли на месте катастрофы.
На листке карандашом был нарисован круг, а под ним тоненькая стрела с половиной оперения. Еще ниже располагались две округлые скобки с точкой над ними и снова круг, но на этот раз перечеркнутый крестом.
— Что это? Похоже на детский рисунок.
— Только если дети интересуются метеорологией. Круг — это безоблачная погода, стрела — направление и скорость ветра, а скобки — чистый воздух. Круг с крестом означает гало вокруг солнца.
— И как это понимать? Это важно? Может, лист выпал из записной книжки одного из погибших пассажиров.
— Исключено. Листок обнаружили внутри бронированного вагона. Тот, кто его оставил, желал, чтобы он попал по назначению. Этот человек хотел дать нам подсказку.
— Ребус уже разгадали?
— Нет. О нем знаю только я, ты и агент, который нашел листок. Это мой человек, поэтому я ручаюсь за его молчание.
— Почему же ты скрыл находку от остальных? — удивленно спросил Эмиль.
— Я хочу иметь преимущество. Сам посуди — похищение произошло пять дней назад. За такой срок могло случиться все, что угодно… Нас подключили к делу в последний момент — мало ли, вдруг повезет, и мы что-то узнаем. На меня давят, Эмиль. — Мартин расстегнул воротник униформы и вытер платком вспотевший лоб. — Отдел «Д» сейчас переживает не лучшие времена, ходят слухи, что нас собираются расформировывать. Если мы выйдем на след раньше других, то выиграем. Начальство рвет и мечет, чтобы иметь хоть какие-то сведения, но пока везде по нулям. Вся надежда на тебя и Маргарет — подумайте, что рисунок может значить. Если кто-то из преступников пытается вступить с нами в контакт — это большая удача.
— Я обязательно съезжу туда, поброжу по окрестностям, и меня осенит, — сказал Эмиль, задумчиво глядя на листок. — Можно я его заберу?
— Как хочешь, у меня есть копия. Итак, что мы имеет к настоящему моменту? Нами отработаны версии причастности местных группировок — без результатов. Мы не смогли добраться только до Майлза. Он исчез.
— Думаешь, в этом замешаны пацифисты?
— Маловероятно, чтобы их лидер имел к этому отношение, но все-таки проверить не мешает. Они не стали бы устраивать крушение с многочисленными жертвами, но знать что-нибудь могут. Агенты на материке сообщают, что там крушением заинтересовались, и о похищении тоже в курсе, но ответственность за эти действия никто на себя не взял.