А из долины всё раздавался дикий и потусторонний рёв немыслимого чудовища. «Где-то там Даша…».

Я не чувствовала своего тела, но видела его. Прямо в пасти, сидя на мягком языке, сквозь кости и мышцы я видела всю округу. Я не перестала быть собой, но стала кем-то ещё. Нас уже было не двое, а одно целое. Осталось лишь подчинить это второе себе. Так же как слишком сильное чувство. Например, панический страх. Или гнев. Набросить уздечку и укротить. А затем поглотить, растворить, разложить на элементы и выпустить простой чистой силой. Сожрать.

Но до этого есть ещё одна проблема, которую мне поможет решить мой новый рогатый друг.

Мысленно, будто управляя собственной рукой, я заставила тварь, аккуратно переступая домики и загоны со скотом, направиться в сторону моря. Да-а-а, вот вам будет сюрприз, мерзкие ярру! Там-то лишь вы, там я не смогу зацепить своих! Там-то я и разгуляюсь, чтобы навсегда отбить у вас желание совать свой поганый воинствующий нос в Сидиен!

«Балрог» послушно топал навстречу вражеской армии, и лапы его уже были моими, его глаза видели для меня, нос втягивал целые облака, даря вкус сырого разреженного воздуха. Я стала им, и на огромной страшной роже появилась жуткая зубастая усмешка. «Я иду к вам, мои милые, как же мне вас не хватает, так хочется вас всех прижать к себе! Чтобы косточки захрустели!!!».

Ярру, направлявшиеся в сторону города быстрым шагом, остановились, и теперь как тараканчики, мелкими кучками разбегались по лесам, прячась в укромных щелочках. Конечно, прячьтесь! Я же вас никогда не найду! Я вообще вас не вижу, просто мимо прохожу!

Огромная лапа прошлась когтями по наиболее густой кучке, оставляя глубокие борозды в земле. Как-то противно помокрела шерсть и мелкие влажные кусочки, как грязь из лужи осыпалась с пальцев, уже перестав быть чем-то живым. Просто фаршик, чистый свежий фаршик, правда, с железками. Ням-ням. Я в последний момент сообразила, что есть это мясо не стоит, ведь у меня в пасти сидело, удобно раскинувшись, моё собственное маленькое тельце, нечего его пачкать. А лучше ещё раз пройтись коготками.

Я быстро размазала по земле большую часть армии, а затем стала выслеживать тех, что разбежались. Вылавливать их по одному было неудобно, они же мне с полноготка, как муравьишки! Хм, а почему бы не попробовать магию? Я ведь средоточие магии сейчас? Ну-ка?

Я закрыла все четыре глаза и сосредоточилась. Вот они, милые, вижу вас всех, забившихся, раненых и трясущихся. Как светлячки на полянке, все тут! А смогу ли я вас как в дурацком фильме, заставить самоуничтожиться? Пожалуй.

Немного фантазии, лёгкое волевое усилие и «плюх»! У всех так смешно лопнули головы. Все мертвы. Сбежавших нет. А те, что в городе? Обернулась, глянула, и опять банальные брызги крови. Теперь всё. Покуролесили и хватит. Пора успокаивать своё кровожадное безумие и становится собой…

Огромная животная сила успокаивалась, я вновь ощутила себя, но по-прежнему в двух телах, лишь разум вернулся в прежнее состояние, оставив инстинкты твари потухать догоревшими кострами. Я – это я. А вокруг меня всего лишь сила. Ты хотела съесть меня, а я съем тебя.

И потянув вьющиеся в глубине мышц чудовища силы, я стала медленно втягивать их в себя. Моё тело выдержит, оно для того и создано. Я ведь женщина помимо всего прочего, а моя способность принять в себя, как семя возлюбленного, а затем явить миру нечто другое – плод этой любви.

Что было дальше, я не помню, мозг отказался выдержать такой объём информации. Наверное, я потеряла сознание, пока моё тело и мой дух послушно выполняли порученную задачу. Очнулась стоящей на земле вдалеке от города, среди развороченной земли и гор трупов.

Я себя не узнала. Я светилась. В прямом смысле. Мягкий голубоватый свет окутывал меня, а внутри я ощущала нечто такое, что можно сравнить с силой настоящего бога. И ни грамма зла. Только сила, только свет. Пора отдать его тем, кому он нужен, у кого его отобрали.

Я развернулась и тихой походкой отправилась обратно. Уже некуда спешить, зло повержено. На сегодня.

– Какие потери? – Эбайдин был пугающе серьёзен.

– Пятеро, – жёлтый стражник устало опирался на меч.

– Раненые?

– Почти все.

– Кого… кто ушёл?

– Ивера жёлтая, Мисар рыжий, Лестен и Акани, и Сикур…

– Боги, он же совсем мальчишка!

Жёлтый лишь устало пожал плечами. Сделать что-то уже было невозможно, оплакивать их будут завтра, а сейчас нужно зализывать раны тех, кто ещё жив. На самом Эбайдине не было и царапины – редкий клинок возьмёт шкуру Владыки. Но когда он глядел на Ристалище, его глаза были полны боли.

Пятеро, это совсем немного для такой битвы, это почти ничего, можно даже не считать… Но всё же, как больно! Каждого он знал лично. И жёлтого мальчишку Сикура, который не дорос ещё даже до меча, всего-то одиннадцать лет, как раз в этом году ему должны были выковать его собственный клинок. И храбрую Иверу, мать двоих тигрят, один из которых только отбыл в Поиск, и забавного растяпу Мисара, девушки его любили за разгильдяйскую походку и виртуозную игру на флейте. И Лестена с Акани… только поженились, только начали жить. Они так любили друг друга и погибли вместе, в один день, как любят говаривать на людских свадьбах. Только вот слишком рано…

Эбайдин стёр с лица пыль и кровь тыльной стороной ладони, не выпуская меча. Всего-то пятеро… но за любого из них он бы отдал жизнь.

Шатающейся походкой к нему подошёл Элни, сжимая в руках свой окровавленный ножичек. Бледный, одни глаза на лице видны. И тебе досталось, малыш.

– Где Асфири? – спросил фирь. – Я потерял её из виду, а теперь не могу найти…

Его глаза светились животным ужасом, пока губы произносили робкий вопрос, в глазах плескался другой: «ПОЖАЛУЙСТА, СКАЖИ МНЕ, ЧТО ОНА ЖИВА!».

– Я видел её в том конце, она помогает раненым, – успокоил его красный.

У фиря на глазах блеснули слёзы радости, и он отправился на поиски своей подруги.

«Боги, а мне-то куда податься?» – думал Эбайдин. «Мне куда идти? Кому я сам могу стиснуть плечо, заплакать в юбку и прижать к сердцу, радуясь, что я жив?!». Некому. Он – опора всего тигриного народа, ему нельзя плакаться, для правителя это роскошь. Ему дозволено лишь на пару секунд замереть пустым взглядом, отереть лоб, а затем идти успокаивать, поднимать на ноги, отдавать распоряжения и вновь и вновь принимать решения.

Тьма расступалась передо мной. Камешки шуршали под ногами и осыпались. Я шла в гору, в свой родной-чужой город, чтобы принести туда свет, наполнявший меня, как бокал с кристально-чистой ледяной и живительной водой. Ветра овевали меня, еле касаясь кожи, шелестя свою тихую песню на кончиках волос. Плавные шаги, прямая спина и всепроникающий взгляд закрытых глаз.

Вот первый домик, выглянувший белёной стеной мне навстречу. Свет обнял его, поднимая стебельки барвинка, цепляющегося за трещину в побелке. Дальше тропинка, домики, огороды, где-то далеко справа поля, улыбнувшиеся мне туманными ладонями в ответ на приласкавшую их чистую силу. Она орошала луга и полянки, даря им жизнь. Вроде ничего и не изменилось, но вот в капельке вечерней росы на лепестках нежного синего цветочка блеснула почти живая искорка, крыша сарая вновь запахла свежим сеном, а корова в нём польщено взмыкнула и нетерпеливо переступила копытами. Всё менялось, оставаясь прежним. А я шла дальше, отдавая, но не теряя при этом почти ничего. Что стоит морю подарить берегу одну пенящуюся белыми кружевами волну?

Я шла, но кем я была? В этот момент я была кем-то намного большим, чем просто собой. Не было ни тревог, ни суеты, ни радости. Если бы мне задали вопрос, любой, какой угодно, я бы ответила сразу. Все тайны мира были мне открыты, но спросить было некому, и они вновь остались нетронутыми детским любопытством смертных.

Первые жители, робко выглядывающие из поломанных домишек, слезающие с деревьев, осторожно шагающие через ямы, оставленные когтями чудовища, молчали, глядя на меня. Я молчала в ответ. Глаза их светились, отражая мой свет, пугаясь, понимая и принимая. Пожилой серый тигр, смотревший на меня из-за перекошенного плетня, улыбнулся весёлой и озорной улыбкой. Тигрица, опирающаяся на мужа, охнула и схватилась за живот, и в тот же момент облегчённо опустила руку, чтобы проводить меня светящимся взглядом. Девочка с двумя всклокоченными рыжими косичками удивлённо посмотрела на своё колено, с которого сдирала свежую корочку ссадины – чистая кожа.