Литмир - Электронная Библиотека

Всю дорогу от Ульцфельда, где Альдор оставил захворавшую супругу на попечение домочадцев, они с Грегором обсуждали лишь дела. Казалось, их дружба иссякла окончательно. Эрцканцлер убедился в этом, когда, вернувшись в Эллисдор не получил традиционного приглашения отужинать в компании короля. Ни в первый вечер, ни в последующие.

Он понимал: теперь все будет иначе, и единственное, что спасет его голову от расставания с туловищем — поистине безукоризненная служба. На какое-то время. Но стоит допустить ошибку, и гнев Грегора обрушится на него со всей неукротимой мощью.

Альдор думал об этом, медленно шагая по улицам Нижнего города. Заседание в ратуше закончилось, и он решил пройтись до замка пешком. Охрана держалась на почтительном расстоянии, дабы не мешать его размышлениям, а верный Ганс шел впереди, разгоняя замешкавшихся горожан.

В кои то веки распогодилось: рынок шумел пуще обычного, наряженные люди высыпали на улицы и самозабвенно торговались, музыканты и бродячие актеры развлекали зевак на площадях. Для карманников, должно быть, такой день был истинным праздником.

Выстроенный из темного камня и промасленного дерева Нижний город нежился под лучами долгожданного северного солнца. Воздух пропитался запахами свежесваренного пива, смолы, сена и каши с кореньями, что торговцы продавали прямо на улице, а из открытых настежь окон таверн тянуло незабываемым ароматом знаменитой крепкой настойки.

Здесь, в Эллисдоре, народ пострадал от реформ короля меньше прочих хайлигландцев. Именно в столице самопровозглашенного королевства люди продолжали искренне любить и поддерживать Грегора. Зауважали они и Альдора, однако для того, чтобы завоевать их доверие, потребовалось два года. Два года непрерывной работы, уловок, договоров и бесконечных разъездов по стране.

— Доброго дня вашей милости! — коробейник с кульками жареных орехов ловко отскочил в сторону и умудрился поклониться, не рассыпав товар. — Не желаете ли жареной лещины? Прекрасные орешки! Прошлогодние и крупные, как слезы Гилленая!

— Не богохульствуй, — ответил эрцканцлер и кивнул на возвышавшееся над площадью Святилище. — Бог видит все.

— Конечно, ваша милость. Именно так — видит все. — Коробейник уставился на эрцканцлера немигающим взглядом светлых, словно рыбьих, глаз. Только сейчас Альдор рассмотрел уродливый шрам на его лице, тянувшийся от уха до губы. — И наши благие дела, и грехи, что мы тщательно скрываем. Наступит день, когда Хранитель и святые дети его осудят каждого по деяниям их. И кто знает, окажетесь ли вы в Хрустальном чертоге в вечном блаженстве или будете гореть в муках под пытками демонов Арзимат?

Ганса перекосило от возмущения, и слуга выступил вперед:

— Как ты смеешь говорить с милордом эрцканцлером в таком тоне? Смерд проклятый!

Альдор жестом остановил его.

— Тихо, Ганс. Все в порядке. — Он жестом успокоил ощетинившуюся стражу. Вокруг них начали собираться горожане, с интересом наблюдавшие за развернувшейся сценой.

— Но ваша милость… Это непочтительно! — не унимался слуга.

— Господь всех рассудит в свое время, — отмахнулся Альдор и обратил взор на коробейника. — Так за что же мне, по-твоему, гореть в муках?

Торговец, понимая, что привлек лишнее внимание, стушевался.

— Ходят всякие слухи, ваша милость. Но, уверен, они ничего не стоят!

— О чем же говорят люди? Поделись, не бойся.

Барон знаком приказал Гансу разогнать зевак и подошел ближе.

— Что же они говорят? Должно быть, нечто очень важное, раз ты дерзнул ерничать на глазах у всего города. Так поделись со мной, будь любезен.

Альдор видел, что коробейник начал всерьез бояться. Зачем он вообще привлек его внимание? Зачем говорил неподобающие речи? Неужели то было предупреждение?

Он стал параноиком, и с годами это лишь усиливалось. Чем глубже Альдор погружался в политику, тем сильнее становился и его собственный страх.

— Я жду, — холодно улыбнулся он.

Коробейник бросил тревожный взгляд на окруживших его гвардейцев и вцепился в свой лоток так отчаянно, что костяшки пальцев побелели.

— Толкуют, что матушка его величества… Что она…

— Ну же!

— Что она не сама тогда выбросилась с башни, — дрожащими губами прошептал торговец. — Дескать, погубили ее… Али имперцы, чтобы наказать короля. Али сам король… — он осекся. — Простите, ваша милость! Язык мой поганый и уши гадские! Вечно слушаю сварливых баб на базаре, а они уж такого напридумывают… Им бы лишь посплетничать!

— Значит вот оно что, — спокойно улыбнулся эрцканцлер. — Хочешь, я расскажу, как все было?

Коробейник громко сглотнул и робко закивал.

— Как тебя зовут?

— Хильг, ваша милость.

— Слушай же, Хильг. — Альдор положил руку на плечо торговцу, и тот вздрогнул. — Сестра Идонея была прекрасной женщиной, и наш король очень любил ее. Но, к сожалению, господь не даровал этой женщине сил справиться с испытаниями, что выпали на ее долю. Ее душевное здоровье было подорвано, и ничто более не могло сделать ее счастливой: ни любовь короля, ни обожание народа, ни вера в Хранителя. Ее душевная болезнь длилась очень долго, но никто не мог ей помочь… Она сделал это сама, едва осталась одна. Ты не можешь представить, как горевал его величество.

— Простите, ваша милость, я…

Альдор не дал ему договорить.

— Он оплакивал ее так, что полы в замковом святилище не высыхали дюжину дней! Он человек, Хильг! Избранный богом, благословленный небесами, но ему знакомо горе. Думай об этом каждый раз, когда услышишь нечестивые наветы! Вспоминай мои слова и скорби вместе с нами.

Барон отдернул руку, осознав, что вцепился в плечо несчастного коробейника как коршун. Торговец едва не бухнулся на колени, но один из гвардейцев вовремя его удержал.

— Не позволяй слухам запятнать честь своего правителя и его союзников, — закончил он.

— Да, ваша милость! Я больше никогда…

— Какие у тебя самые вкусные?

Хильг непонимающе заморгал, но вскоре сообразил, что эрцканцлер спрашивал об орехах.

— А, вот эти, ваша милость. В меду которые. Прошу, угощайтесь!

Альдор знаком приказал Гансу расплатиться. Слуга выудил мелкую серебряную монету из кошеля, бросил на лоток и протянул кулек господину.

— А теперь ступай торговать, Хильг. Солнце не вечно, а у тебя полно работы.

Когда они оставили позади торговца и горстку зевак, а гвардейцы отстали, Ганс пристально посмотрел на Альдора:

— Вот, значит, как это было.

— Ты знаешь, как.

— Я не был рядом, когда все случилось, ваша милость.

Альдор резко остановился. Орехи вылетели из кулька и начали медленно утопать в еще не высохшей уличной грязи.

— Я бы не сделал тупицу своим помощником, — сказал барон. — Это запретная тема в Эллисдоре, и я не советую тебе ее поднимать.

— Разумеется, господин.

Он не сводил пристального взгляда со слуги. Паренек был умен, и умен настолько, чтобы помалкивать когда следовало. В конце концов, случись что, его светлая голова полетит следом за господской.

— И насчет этого коробейника, Хильга… Пусть сегодняшней ночью он станет гостем в замке. Но пригласите его тихо и не причиняя вреда: незачем калечить глупца лишь потому, что он глупец. Нам просто нужно узнать, откуда идут слухи.

— Как пожелаете, — Ганс поклонился. — Я передам приказ начальнику стражи.

— Благодарю.

Эрцканцлер и зашагал к высокому каменному мосту, что соединял Нижний город с взгромоздившимся на горе Эллисдорским замком. Легкий ветер игриво трепал флаги с гербом Волдхардов, над крышами башен носились стаи ласточек. Неприступные стены сверкали слюдяными прожилками на идеально подогнанных друг к другу темных камнях и, вопреки обыкновению, выглядели не так мрачно. Волны полноводной Лалль весело облизывали закованный в дерево торговый причал, где жались друг другу лодки и легкие речные корабли. И надо всем Нижним городом возвышалась высокая колокольня Святилища, напоминая о неусыпном бдении Хранителя.

— Ты часто молишься, Ганс? — спросил Альдор, глядя на украшенный серебряным диском шпиль. В лучах яркого солнца он сиял столь ярко, что невозможно было и взглянуть на него без боли в глазах.

24
{"b":"690040","o":1}