«Мало времени» — знаком подсказала она. — «Следят».

— Спасибо, — одними губами произнес эмиссар и аккуратно, боясь потревожить беспокойный сон, опустился на колени возле постели дочери. Пахло сладостью и деревом — рядом с кроватью в золоченой лампе курились целебные смолы.

Десари подросла, но так и не окрепла. Еще немного, и из нескладной девчонки превратится в симпатичную хрупкую девушку. Чем старше она становилась, тем больше материнских черт находил в ней Симуз. Те же темные вьющиеся волосы, только у Десари они отливали медью — наследство рыжеволосого отца. Темные глаза Верении, но разрез — Симузов, канеданский. Характерный нос с горбинкой, правда, достался ей от матери. Невысокая для своих лет, совсем худенькая и беспомощная. Зато дерзость, любопытство и упрямство Десари унаследовала от обоих родителей. Если бы не их упрямство тогда, тринадцать лет назад, сейчас все могло быть совсем иначе.

— Здравствуй, милая, — не издав ни звука, сказал Симуз, глядя на спящую дочь. Высокий лоб уже прорезала морщина — слишком часто это детское лицо искажалось гримасой муки. Но сейчас ее сон был тих.

Он бесшумно вытащил аметистового котенка из сумки и положил на подушки в изголовье. Если сила этого камня хоть немного поможет унять ее кошмары, Симуз был готов взять кирку и единолично выдолбить весь Тирийский хребет, чтобы добыть столько самоцветов, сколько потребуется для исцеления. Но чутье подсказывало, что он просто притащил ей милую безделушку, не больше.

Десари распахнула глаза. Симуз проклял себя за то, что случайно разбудил ее.

— Папа! — дочь несколько раз моргнула, отгоняя остатки сна. — Ты пришел! Я знала!

Она попыталась сесть и потянула руки, чтобы обнять его.

— Привет, синичка. — Эмиссар помог ей подняться и зарылся носом в спутанные волосы, на миг забыв обо всем. Как же он по ней скучал. Тонкие ручки дочери обнимали на удивление крепко. Возможно, ей все-таки стало немного лучше. — Как ты себя чувствуешь?

— Мастер Алой приготовил новый отвар. Уже несколько дней дает его на ночь. Я сплю крепче.

— Но сны все еще мучают тебя?

Десари отстранилась и кивнула.

— Да. Но они стали… Другими. Не такими, как раньше.

— Лучше или хуже?

— Нет, не так. Просто теперь другие. Не могу привыкнуть.

— Потом расскажешь, милая, — Симуз потянулся за котенком и вложил каменную статуэтку в руку дочери, — Смотри, кто у тебя теперь есть.

Десари тут же принялась вертеть фигурку котенка в руках.

— Какой красивый! Я бы хотела такого живого, но котята фиолетовыми не бывают… А жаль. Спасибо, папа!

— Постарайся держать его рядом с собой, хорошо?

— Хорошо. — Улыбка Десари потухла, когда она взглянула на отца. — Ты так редко приходишь, а я очень тоскую. Почему ты не заберешь меня домой?

— Я тоже тоскую, милая. Жаль, что нам нечасто удается встретиться, но пока тебе лучше оставаться здесь. Быть может позже, когда тебе станет легче… Но еще не время.

— Тогда приходи чаще! — капризно заворчала девочка. — А лучше вообще не уходи!

У Симуза застрял ком в горле.

— Обязательно, — прошептал он. — Когда-нибудь.

Если Эсмий разрешит.

Десари продолжала любоваться аметистовым котенком. Симуз легонько тронул ее за локоть.

— Хочешь пить?

— Не хочу. — Взгляд девочки стал задумчивым и не по-детски серьезным. — Давай расскажу новый сон?

— Конечно. С удовольствием послушаю.

— Я еще никому не говорила. Даже мастеру Алою, хотя он всегда спрашивает, что я вижу. Хотела, чтобы ты первым узнал.

Под ложечкой засосало от смеси тревоги и гордости. У Симуза почти отняли Десари, но дочь все равно находила способ показать, насколько он ей важен. Как и ее мать когда-то.

— Рассказывай, синичка.

Девочка нахмурилась, подбирая слова.

— Мне трудно объяснить так, чтобы ты понял, но постарайся, ладно?

— Хорошо, родная.

— Так вот… Раньше мне снились страшные вещи. Жуткие места, голоса в темноте. Я видела, как я иду куда-то по черному-черному коридору… Ничего не видно, даже стен. Только голоса. Они звали меня, шептали, налетали со всех сторон… Говорили не ходить туда, но если я останавливалась, то они начинали кричать… Слишком громко, и я ничего…

Десари задрожала, и Симуз сграбастал ее в объятия.

— Все хорошо, я здесь, я здесь, — повторял он. — Если не хочешь…

— Нет! Слушай дальше!

Упрямством она точно пошла в мать: если что решила, то не отступится, даже зная, что будет из-за этого страдать. Однажды это уже сгубило Верению. Теперь тот же характер опасно проявлялся и у ее дочери.

— Раньше эти сны были про меня, — справившись с дрожью, проговорила Десари. Наморщив лоб и опустив брови, она до боли напоминала мать. — А теперь они про других людей. Даже незнакомцев. Это странно, пап.

— Что ты видишь теперь? Они все такие же страшные?

— Иногда вижу тебя. Это хорошие сны, но в них ты всегда усталый и грустный. Я как будто сижу у тебя на плече, как птичка, но ты не замечаешь. Я даже всегда кричу тебе, но ты не слышишь… — Сильнее прижавшись к отцу, девочка продолжила. — Порой я вижу Эфу и даже мастера Алоя, но чаще — всяких незнакомцев, говорящих на чужих языках. Ничего не могу разобрать, и все они тоже меня замечают… Зато я все вижу, словно смотрю чужими глазами. Словно я — это они.

Симуз старался смотреть на нее ласково и ничем не выдать беспокойства, но по позвоночнику пробежал холодок.

— Почему ты так решила? — со всем спокойствием, на которое был способен, спросил он.

Десари безмятежно улыбнулась:

— Стала наблюдать и запоминать. Как ты учил меня когда-то — если видишь что-то странное, но не знаешь, почему оно происходит, обращай внимание на все, что этому предшествовало.

— Это не я учил, а мы вместе читали Гордиана.

— Я все запомнила! И из Гордиана, и из снов. В общем… Как бы так сказать… Я заметила, что когда я долго не выхожу из покоев и вижу тех, кого знаю, тогда они мне и снятся в этих новых снах. Если это мастер Алой, то вижу склянки, порошки, горелки и весы… Каких-то ребятишек, на которых он прикрикивает, но не наказывает. Если я — Эфа, то вокруг тесная каморка, в которой всегда пахнет воском и цветами из сада, или сам сад. И пирожки! Иногда что-то похожее на кухню… Но если я куда-то выхожу — например, в сад или брожу по дому, встречаясь с разными людьми, то потом часто вижу сны, где я — как будто эти чужие люди. Я вижу много мест, в которых точно никогда не бывала…

Симуз не на шутку занервничал. Что-то ныло в затылке тупой болью — давний признак дурного предчувствия.

— А еще сегодня я видела тебя, — добавила девочка. — Ночью.

— Прости?

— Я говорю, что видела тебя сегодня. Ты шел по темным улицам, вокруг было много неприятных людей, горели тусклые фонари… И котенка этого я, кажется, тоже видела.

— Хранитель милостивый, — выдохнул Симуз и крепче прижал Десари к груди. — Ты точно никому не говорила об этом? Уверена?

— Ну во сне я вроде не разговариваю…

Эмиссар отстранился и внимательно посмотрел в глаза дочери. Она стерла веселую гримасу с лица, едва заметила, что отец был серьезен.

— Сделай для меня кое-что, пожалуйста, — попросил эмиссар. — Очень тебя прошу, никому не рассказывай об этих странных снах. Ни Алою, ни Эфе, никому.

— Даже дедушке?

Симуз сглотнул ком.

— Особенно дедушке.

— Почему?

— Это будет нашей маленькой тайной. Не будем волновать… дедушку. Пока что. Вдруг это ничего не значит? Но если это и вправду что-то особенное, то я обещаю, что выясню, почему тебе снятся такие чудные сны. Договорились?

— Хорошо, — глухо отозвалась Десари. — Договорились. Никому не скажу, пока ты не разрешишь.

— Спасибо, родная. Ты у меня мудрая не по годам.

— Дедушка тоже так говорит, — улыбнулась девочка. — А вот и он. Дедушка Эсмий! — она радостно помахала рукой вошедшему Магистру. — Папа пришел меня навестить!

Лицо старого эннийца просияло.

— Вижу, радость моя, вижу. Здравствуй, Симуз.