Цветков, шептал, нагнувшись над столом. В его важном голосе чувствовались нотки сострадания и беспокойства. Выражение лица сделалось гибридом задумчивости и печали.

– Я часто бросаю мелочь из карманов в коробочки, или пластмассовые стаканчики, или рука, чтобы не тратиться на бесполезную ерунду, о которой после пожалею. Так хоть полезное дело капнет на мой счет. – Паузу повисла над столиком между двумя олицитворяющими задумчивость лицами. Воронтов откинулся на спинку и продолжил. – Везение остается везением. Ты бы , как и любой другой человек, с легкостью можешь растранжирить все накопления, однако в подобное безумие не пускаешься. Почему? Может, потому, что у тебя есть некая цель, которую ты упорно преследуешь, верно? – Виктор одобрительно кивнул. – Ты бессмертен, пока придерживаешься ее. Не телом, но нутром. И это бессмертие, в отзвуках которого слышится бесконечность, само по себе нескончаемо. Вернее, конец – это бесцельная жизнь. И он отсутствует и будет отсутствовать, пока человек не решит иначе. В твоей голове могут рождаться недавно высказанные переживания, но раз уж ты что-то имеешь, значит, неспроста дано. Может, это средство для достижения высших целей, главное, не заплутать на пути к ним.

–Главное, не заплутать… – Задумчиво отозвался тот, уставившись в одну точку: на бутылку темного цвета возле стойки.

– Дьявольская работа. Идем, уже много времени.

Они подозвали официанта и расплатились. Вставая, ювелирный мастер предупредил:

– Обязательно воспользуюсь твоими услугами завода. Сначала следует осмотреть то, что имеем, а дальше уже решать.

– Мой номер есть?

– Цифры на той бумажке оказались безобразно неразборчивыми.

Виктор наморщил лоб в попытках вспомнить утерянные детали вчерашнего дня. Открыл записную книжку – посередине торчала небрежно оторванная половинка листа. Цветков вырвал его и сложил в карман, аккуратно написал номер разборчивым почерком на чистом и протянул записку Воронтову, которая в этот раз не была ни мятой, ни подранной.

Виктор подбросил ювелира до дома, но тот, вопреки собственным ожиданиям, резко развернулся у самой парадной, испугавшись ожидавшего в темноте квартиры призрака, и через пару минут расхаживал по просторным дворам, встречая бледную луну на прохладном воздухе улицы. Он встречал ее восход не в душной квартире, а там, где воздух раскрывает свою приятность носу.

Яркий свет фар в глаза. Машина забрызгала грязью из лужи штаны и туфли – Воронтов мысленно выругался, держа руки в карманах. Такие водители и при дневном свете не сбрасывают скорость, а в темное время и подавно. Обсуждение нового заказа оставило нелепый привкус, из-за которого хотелось истошно рассмеяться на весь двор. Он обещал продемонстрировать полностью готовый и переделанный эскиз лично. В дальнейшие пожелания и просьбы исправить Воронтов безотступно верил.

"Необычные свадебные кольца, – слово “необычные” выводило из себя, и даже мысленно он проговаривал его со злобой, до боли сжимая кулаки, – дорогие подарки, торжество, множество гостей, свадебное летнее путешествие. Задумывается о нищих… Знал бы он, что есть и те, кто готов кольцо из скрученной проволоки надеть на палец невесты, только быть с ней рядом. Справедливость – глупость. Она не существует, и нечего задумываться о ней. Не существует, и все. Впрочем, может, взаправду имеется, но того играется с судьбами и ничего не предпринимает всерьез. А по сути-то все зависит от того, во что мы верим. Кто-то родится здоровым, кто-то с отклонениями, первый, допустим, станет медленно уничтожать себя, наслаждаясь процессом, второй, наоборот, превратится в гения, который из-за физических недостатков не успеет закончить труды. Бессмысленные рассуждения. Трата времени. Раз уж выпал дар, следует полностью выжимать его, как губку с водой. Нечего жалеть. Все одинаково иссохнем. – Он посмотрел на свои ладони: чистые, с небольшим количеством четко выраженных кожных складок, тыльная их сторона с большим количеством маленьких и средних шрамов. – Сколько раз я с силой сжимал ладони и плечи? – Его губы искривились в усмешке. – И все ради показушного превосходства."

Одинокая машина протащилась по сухому асфальту сзади, обогнав и скрывшись впереди. В полночь не хочется возвращаться одному в пустую, утонувшую во мраке квартиру, где не горит свет, царит тягостное молчание, где нет живой души: ни человека, ни животного.

Редко встречались люди, задержавшиеся на работе или только что вышедшие подышать свежим воздухом из-за бессонницы или от желания пройтись. Воронтову не нравилось вглядываться в лица – вторгаться в чужое пространство. Только в компаниях он позволял себе смотреть на едва заметно дергающиеся носы, двигающиеся женские губы, лбы со складками или без, но не в глаза. Ничего не имел против, если вглядывались в его, но свои всегда отводил в сторону во избежании зрительного контакта. Часто переключал внимание на посторонние предметы: вывески, здания, листву, номера машин и прочее, что раздражало большинство собеседников. Однако он знал, как развеселить любого раздраженного собеседника. Ко всякому находил индивидуальный подход: кому-то хватало нескольких ласковых взглядов, кому-то жвачки или шоколадки, а кому-то – забавной истории. И при этом, его зрачки все равно целились мимо, а не в адресата.

Через несколько парадных Константин обогнул дом. Впереди шла девушка в джинсах с пятнышками засохшей грязи на голени и бордовой толстовке с небрежно вывернутым капюшоном. Шла посередине дороги быстрыми, маленькими шажками, опустив голову вниз и держа руки в карманах. Хвостик ее волос болтался из стороны в сторону. Казалось, будто она не видит перед собой земли. Ее ноги спотыкалась об камни, которые от легкого толчка шумно разлетались в разные стороны. Незнакомка не обходила луж – так и наступала в них, окропляя машины и обувь брызгами. Она шла, как потерянный человек.

Воронтов пробежался глазами по незнакомке: безразличие, ничего более, да и что он мог сделать в случае чего? Удрученные, как и счастливые, заметны в любой компании, на любой улице, за любым столиком, а вот помочь им крайне трудно. Тут слов недостаточно. Константин продолжал идти, не обращая внимания на девушку, стараясь оставить ее наедине Знал, что она выветрится из памяти так же быстро, как и все остальные прохожие. Бесследно. Может, когда-нибудь она случайно мелькнет во сне, но он ее к тому моменту не признает, не предаст значения худенькой фигурке, на которой свисает толстовку, сочтет ее за случайную женщину…

Воронтов и сам ощущал тягостную ношу, которая до сих пор не отпустила после театра, а заказ на свадебные кольца все сильнее отягощал. Он и не думал идти по пятам за девушкой, но все же почему-то шел. Неосознанно. Как будто провожал до дома со стороны. Для незнакомки отсутствовали посторонние звуки: она не пугалась ни машин, ни стука мужских каблуков за спиной. Подозрительная девушка ничего не страшилась.

Где-то сбоку послышался далекий скрип тормозов, а затем рев двигателя. Воронтов не замедлялся – девушка шла перед ним. Они держали дистанцию в десять шагов, не нарушая установившегося расстояния. Константин думал о тайне печали, которую знают либо друзья, либо исключительно участники. “Скандал, – догадывался ювелирный мастер, – наверняка скоро успокоится и свернет домой. Все уладится. Но пока что она слишком истощена, чтобы в это верить”.

Старая лада, громко тарахтя, вынырнула на скорости, правая фара не работала, и дорога скрывалась полутьмой. Водитель как будто следил за ней, гнал дальше, не обращая внимания. Девушка торопилась, не поднимая голову. Глаза Воронтова сощурились, брови сдвинулись. Вскочил на бордюр, ускорил шаг. Машина мчалась.

Сильная рука ухватила и дернула капюшон вместе с воротником – девушка откинулась в сторону и назад, упала на мужские руки. Послышался глухой удар. Водитель, не останавливаясь, помчался дальше. Вылезающие из орбит глаза незнакомки растерянно бегали, смотрели мимо. Насквозь. Как будто ничего не видели. Брови приподняты. Рот приоткрыт. Руки, безжизненно висевшие до этого, медленно поднялись и ухватились за рукава и лацкан пиджака мужчины.