Недавние колебания противоречий по отношению к Алисе рухнули: мысленное самоутверждение, возникающее после, практически всегда возвышает над ситуацией, достаточно пролитой капли на зачаток идеи о том, что более всего привлекает и в априоре губит скрытым коварством. И константин поддался соблазну: намеренно громил в голове девушку, доводя себя до ненависти. Безостановочные эмоции, губительные для человеческой души, не поддающиеся остановке здравыми мыслями, движущиеся в противоположном направлении от рассудка, бесчинствовали, не щадя нервных клеточек.

– Откуда такие выводы? Ведь виделись вы всего раза два, да, она была одна, но это не значит…

– Черт возьми, человеческое лицо слишком просто для прочтения, главное – знание алфавита и практика. – Константин все дальше продолжал зарываться в искрящейся фейверком злобе. Только от одних высказанных и невысказанных, но обдуманных мыслей, он рассчитывал на невозможность последующих встреч. – Только вспомни ее поведение и то, как все закончилось. Пройдись глазами по этой рубашке! – Он небрежно оттянул прилипшую ткань от груди и продолжил возмущаться, тихим голосом сознания проклиная каждое вырвавшееся слово. – Плевать, за сколько и где я ее купил, безразлично на материал, из которого она соткана, однако ты видел, чтобы кто-нибудь, тем более, малознакомый, портил вещи при проигрыше в обычном споре?

– Но ведь начал его именно ты. – Ответ не последовал, и боязнь Николая отступила, поэтому тот отважился продолжить. – И при этом я не заметил в ней ни капли стеснения.

Слова Николая безостановочно дергались, в то время как Константин возмущался плавными и размеренными словами, будто они вдвоем стояли на остановке в ожидании автобуса. Одиннадцатый час вечера опускался на город, принимая в объятья поздневечерних гостей.

– Крайне надеюсь на то, что ни единой встречи больше не состоится, потому что, как только она окажется в моем поле зрения, у меня возникнет желание убрать либо её куда-нибудь подальше, либо самому запропаститься. А, слыша строгий голос, не говорящий, а именно кричащий, хочется доказывать совершенно противоположное, втыкать в эту женскую голову абсолютно иные мысли, даже если они. Хочется рушить все ее сложившиеся устои, спорить, указывать на ее неправоту. А ведь причина… -Энергичный взмах рукой обрубил пагубные рассуждения. Константин отказывался принимать возникающие слабости и поэтому сам себя настраивал против Алисы, надумывая то, чего не было вовсе.

– Не ты ли недавно уверял, будто она – находка мечтателя? Словесно, на следующий день после вашей встречи, ты с юношеским романтизмом представил ее как очаровательного собеседника? Расхваливал раскрепощенность и неудержимость, спонтанность и увлеченность, свойственные ей стремления и способности вдохновлять.

– Как видишь, ошибаться позволено каждому, так что я хочу оставить всю эту историю за спиной и не возвращаться к ней более.

– Чем конкретно она тебе не угодила, Костя?

– Договоримся так: если хочешь узнать её, сделай это самостоятельно. Явно перед тобой предстанет совсем иной человек, нежели тот, кого я сейчас описываю.

Он умел говорить грубо и доходчиво, лавировал между ситуациями и с ювелирной точностью подбирал нужные тона и выражения лица, однако фразы, направленные другу несли исключительно дружелюбный характер, скрывая утомленность, вызванную беспричинной злостью к девушке.

– Не стану упускать возможность нового знакомства. Готов поспорить на то, что она отличный человек.

Константин токсично усмехнулся – Николай не понял, какая из фраз вызвала усмешку, склонился к самому неприятному варианту и спрятал руки в карманах, нервно перебирая ключи.

– С тобой мне точно спорить не хочется. Принципиально. Не знаю, верно ли это сравнение, но любая дружба, как драгоценный камень. И я храню его исключительно в своем кармане, никому не показывая. Печально оттого, что абсолютно все портится и ломается.

– Да разве споры портят дружбу?

– Не только, – задумчиво произнёс тот, снимая с лица приятную улыбку, – во всяком случае, если ты не веришь моим словам, то поверь в написанную историю. Когда-то давно Лев Толстой поспорил с Тургеневым в доме Фета из-за дочери Ивана Сергеевича. Они практически дошли до дуэли, но она не состоялся из-за того, что письма, в которых выяснялись отношения, приходили с опозданием, как раз к тому времени, когда каждый из них успокаивался. Их дружба их прекратилась на семнадцать лет, зато Россия не потеряла великих людей.

– Что же сказал Толстой про дочь Тургенева?

– Он считал её благотворительность в отношении бедных наигранной и бессмысленной. Думал, что она делает только для того, чтобы показать своё светлое "я".

– Не будем осуждать оставшихся в памяти людей, – неожиданно перебил Николай, – все-таки их след в истории литературы, как наибольший лунный кратер.

– Лунный кратер… – Константин машинально поднял голову к небу: бледный спутник Земли стеснительно выглядывал из-за синих кулис. – Вряд ли такие труды сравнимы с едва видимой бледностью. И все же, где-то я читал, что у молодого Льва Николаевича сложились отвратительные отношение с обществом. Станем ли мы ломать голову над этим вопросом или же откроем написанные книги – сугубо личный выбор. Мне же приятнее читать, а не копаться в бессмысленных догадках. Время, как видишь стирает все скверное, сохраняя, подобно музею, исключительное, избранное. Допустим, тебе бы довелось стать знаменитостью, и лет через сто, увлекаясь твоими достижениями, какой-нибудь подросток или любитель постарше решит побольше разузнать о жизни такого славного автора. Разве тебе бы хотелось, чтобы разыгравшиеся скандалы, виновником которых был именно ты, поднимались спустя поколения, тем самым затмевая оставшуюся память?

– Нет, но на моем счету крупные скандалы не числится, так, только мелочь разве что с родителями или девушками. Я, скорее, наблюдатель, но не участник и, тем более, не зачинщик. Часто не чувствую своего места, понимаешь? И это складывает ощущение, будто я кто-то другой.

– А тебе бы хотелось быть эпицентром драмы?

– Хотя бы раз почувствовать это волнение, эту слабость, выбор между решающими исход словами, которые в доли секунд приходится взвешивать!

– Что ж, есть у меня на примете подходящий человек, советую с ним познакомиться. – Мечтательность Николая злобно оборвалась.

– Но ведь же ты сказал, что она не такая, какой кажется тебе, а теперь уверенно утверждаешь…

– Перестань! – Резко оборвал незаконченное утверждение собеседник, угадывая еще неозвученную фразу. – Ничего не говори ней! Черт возьми, я уже ее ненавижу, так что любое упоминание о ней только омрачает и раздражает меня. И поэтому мне необходимо стереть неудачный ход истории из своей памяти, как юный художник ластиком стирает неполучившийся набросок карандашом. О чём до этого шла речь? О политике? Честно, плевать на неё как-то хочется.

Константин смотрел под ноги, волосы свешивались на лоб и закрывали глаза, иногда в поле зрения попадало пятно от чая, которое почти полностью высохло. Прохожих не замечал: было не до них, те, как обычно, мирно обходили, незаживающая память о последних днях терзала. Столкнулся с девушкой – сумочка, из которой выкатилась бутылка с водой, шлепнулась на землю.

– Проклятая улица! – Константин испугал незнакомку своим грубым выкриком, та застыла и не знала, что делать. Он присел, чтобы собрать упавшие вещи, – будь аккуратнее и, пожалуйста, прости меня. Совсем забылся.

– Все в порядке. Я… – Рассматривая молодого человека, она замялась и тут же схватилась за расческу и кончики волос. Сумочка в ее руках казалась невероятно тяжелой. – Это я не заметила вас. Вечно под ноги смотрю.

Николай убрался в сторону – делать больше нечего. Если бы с девушкой столкнулся бы он, то любования смущенными глазами и покусыванием губ не задержали бы, потому как его одарили бы проклятьями и обвинениями: с какого черта не смотришь вперед? Ты здесь не один!