Вот и в этот раз, выйдя из дома, Виталий Семенович хотел пойти в сад, но увидев спину Герасима и шланг, из которого струилась вода, решил не мешать, а пройтись по улице, которую он уже почти не знал и видел только из окна «Волги». Заложив руки за спину, Кирилюк неспешно зашагал по уютной, кудрявой улице, полной созревших вишен, падающих на землю ярко-оранжевых абрикос, набирающей рубинового цвета алычи. С ним иногда удивленно здоровались, он в ответ тоже, но в лицо никого не узнавал. « Тридцать лет здесь живу, а даже соседей не знаю» – с горечью пронеслось в голове.

На детской площадке карапузы, как в замедленной съемке, топтали землю пухлыми ножками; дети постарше носились друг за другом,как угорелые с визгами и криками. Кто-то качался на качелях. Двое ребят раскручивали вертушку, а потом запрыгивали на вращающийся круг с громким хохотом. Стояла теплая, уютная вечерняя тишина, нарушаемая лишь детскими криками, звонким смехом и отдаленным пчелиным гулом большого города.

Впервые за несколько лет Кирилюк наслаждался этой тишиной, пасторальной идиллией, посматривал на пепельно-розовые тучки, где, видимо, ночуют дневные дымки, на закатное солнце, с его светом, таким мягким, словно это неопалимый иерусалимский огонь: ласкает лицо, руки, приглашает купаться в нем, обнимает, как женщина. Виталий Семенович полюбовался этой земной красотой, постоял в задумчивости и потихоньку возвратился в дом.

Положение комбината продолжало ухудшаться. Нужно было теребить начальство, что Виталий Семенович очень не любил. Но другого выхода не было.

Он решил начать с мэрии. От этого визита Кирилюк ничего хорошего не ожидал. Так, покалякать, излить душу, «довести до сведения», чтобы отбить упрек: «А почему вы к нам не обратились? Мы бы помогли». Ну, вот обратился. По нынешним временам, как и прежде, комбинат был городу не по зубам. Просто тогда поддерживалась субординация: если ты в городе – подчиняйся городу, хотя бы формально. Теперь осталась одна голая правда: огромное предприятие и средний городишко, которому самому нужна помощь.

Виталий Семенович подгадал под конец дня, когда меньше посетителей и можно поговорить без спешки и помех. Он, никого не спрашивая, прошел прямо в кабинет. Мэр, Бондарь Григорий Иванович, с кем-то беседовал. Они встретились взглядами, и хозяин кабинета показал рукой: присядь. Кирилюк бросил на стол свою походную папку и сел, дожидаясь очереди.

Освободившись, мэр с преувеличенным энтузиазмом долго тряс руку директору, изображая радушие и важность встречи, из чего генеральный сделал вывод, что Бондарь не в курсе дел комбината.

– Привет красному директору. На ловца и зверь бежит. Только собирался тебе звонить. Как там решается наш вопрос? Мы…

– Гриша, сперва поговорим о моем вопросе. Я думаю, он важнее, – ответил Кирилюк, бесцеремонно перебивая «хозяина» города.

– Давай поговорим, – с готовностью согласился Бондарь, делая внимательное лицо.

– Скажи мне, Гриша,– с места в карьер начал Кирилюк,– ну неужели комбинат не нужен городу? Ну, помогите ему стать на ноги, черт вас возьми.

– Что ты, Виталий, расшумелся? – примирительно урезонил его мэр. Они прекрасно знали друг друга еще по комсомолу. Тогда, четверть века назад, один собирался уходить, а другой только набирал силу. Прямой, откровенный Бондарь нравился Кирилюку деловой хваткой, умением быстро понять суть проблемы, поставить четко задачу. Гриша и сейчас сохранил юношескую стройность, худощавость – очевидно, результат работы в спортзале. Но сколько воды утекло с тех пор. Партийная работа не одного Виталия пообломала, пообтесала, покорежила, сделала послушным, изворотливым. Эту изворотливость умудренный опытом Кирилюк читал в каждом торопливом, суетливом движении старого товарища.

– Конкретно, что тебе надо?– спросил Бондарь, откинувшись в кресле и отдыхая.

–Помоги деньгами, – устало сказал Кирилюк без всякой надежды на успех.– Ну есть же у вас деньги, бюджет, средства на развитие. Все эти бизнесмены, предприниматели обсели меня, как мухи осенью, и каждый норовит укусить побольнее, отхватить кусок побольше. Кругом долги. Комбинат всегда помогал городу. И еще поможет. Если работать на всю катушку, он один может вытащить бюджет города. У нас рентабельность – более 20 процентов. Представляешь?! При наших-то объемах производства. Но все уходит в песок. Дельцы так поставили дело, что мы только на них и работаем. Умные, гады. Может город выкупить часть комбината? Возьмите кредит – вам это проще. Мы отобьем его за один сезон. Подумай, Гриша, а? – с долей призрачной надежды Кирилюк смотрел на мэра.

– Ну ты, Виталий, и даешь!– сокрушенно сказал Бондарь, вскочив с кресла и заметавшись по кабинету.– Ну какие у города деньги? Да один твой комбинат проглотит пять годовых бюджета города и не оближется. А другие? Ко мне каждый день приходят директора заводов и фабрик с такими же предложениями. Все стоит, а те, что еще работают, как вы, на ладан дышат. Поступлений в бюджет города –мизер. На зарплату учителям, врачам, культуре, милиции берем кредиты, а чем отдавать и когда, не знаем. Чем можем помочь? Открывай торговые точки – поможем без проволочек; что-то надо построить? – выделим участки. Что еще? Можем принять на баланс твои подстанции, трансформаторные будки, канализацию, общежития – все-таки разгрузишь баланс. Вот все, что можем. Помнишь фильм « Горячий снег»? Там генерал говорит своим героям, раздавая ордена: « Все, что могу..». Вот и я говорю: все, что могу.

– В другой раз я бы сказал тебе спасибо. А сейчас это не поможет,– горько сказал Кирилюк.

– То-то же,– устало подытожил Бондарь.– Ты думаешь, мне легче?– Ночью не сплю, наверно, как и ты. Размышляю. Как и многие, предполагал, что этот сюрреалистический бред и сон пройдет, завтра проснемся – и все станет на свои места. Будет, конечно, трудно, но мы никогда не боялись трудностей. Главное, чтоб было понятно: это хорошо, а это плохо. Теперь ничего непонятно,– мэр говорил словно сам с собой.– Официанты, фарцовщики стают крупными бизнесменами. И наоборот, встречаюсь с бывшими руководителями – хватают за руки, стают на колени: дайте работу – голодаю. Где я им найду работу?

В этом году окончательно стало ясно, что возврата не будет. Мы переплыли середину реки, и проще добираться до противоположного берега, чем плыть назад. Как ни трудно, как ни прискорбно это признать, но это так. Такие, Виталий, дела – закончил мэр и сел в кресло.

– На второй срок пойдешь?– дружески спросил Кирилюк.

– Баллотироваться буду, но, скорее всего, проиграю – это между нами,– откровенно ответил Бондарь.

– Что так?

– Народ уже никому и ничему не верит. Моя предшественница растеряла все остатки доверия, какие были у народа к власти. А переломить ситуацию нечем, сам знаешь положение. А во-вторых, на выборы понадобятся большие деньги, а где они у меня? В моем активе такие друзья, как ты. Ты же не окажешь мне финансовую поддержку? – Собеседники поменялись ролями. Теперь уже мэр с надеждой смотрел на Кирилюка.

– Не-а. Подскажи, где взять деньги на следующий сезон, я раскручусь и тогда точно помогу.

– Вот и все так, – огорченно сказал Бондарь и расслабился в кресле.– Я все понимаю, сейчас другие друзья нужны, но где их взять? С бандитами я связываться не хочу. Мы – дети своего времени. Мне пятьдесят. Начинать все сначала нет уже сил. И обидно учиться у двадцатилетних. Нырять в бизнес, гнаться за большими деньгами – это скандалы, риски, разборки, это уже не по мне. Скажу по дружбе: присмотрел одно коммунальное хозяйство, оттуда скоро шеф идет на пенсию – вот моя пристань.– Мэр внимательно посмотрел на Кирилюка,– пока есть возможность, могу и тебе пособить, если хочешь. Знаю, ты меня не подведешь.

– Спасибо, дружище, пока повоюю, – твердо ответил Кирилюк.– Представляю, сколько человек ждет, когда я отправлюсь на покой. Не дождетесь, господа. Я так просто не сдамся. Как говорится, еще звенит в гитаре каждая струна. Поеду в Киев, там буду просить помощи.