Московская сказка Московская старая сказка, Татарская странная пляска — Смешалось всё в доме Облонских На стогнах почти вавилонских, Где властвовал деспот восточный, Не спавший порой полуночной, Великие планы лелея: Темницы, дворца, мавзолея И башни громадной до неба Из слёз да мякинного хлеба. Московская древняя маска, Дремучая страшная сказка, Но будучи прахом и пылью, Ту сказку мы делали былью, Где в замках трёхглавые Змеи, Во тьме кабинетов Кощеи, А мы остаёмся веками В той сказке всегда дураками. Любимая бабкина сказка, Развязка и тайны огласка, Идя нескончаемым краем: Куда и зачем – мы не знаем, И нам остаются в итоге В погибель три разных дороги, Мечтанья, блужданья без толка По царствию серого волка. Пасхальная яркая краска, Московская вечная сказка, Где друг снова ищет подругу, Где чувства кочуют по кругу, Где сердце стучит одичало… А сказка плетётся сначала. Грайвороновский проезд Непрестижный проезд, Сколько крика окрест, Воровского вороньего грая, Словно горький протест Тех продымленных мест Над землею возник, замирая. И летит наугад В Александровский сад, Где другой ему крик отзовётся, И разбудит Арбат Этот грозный набат, И от страха душа встрепенётся. Тёмный старый подъезд, Безнадёжности жест И погибшие втуне порывы, Неизбежный арест И потерянный крест… Но и страсть, и страдание живы. * * * Ты говоришь: «Весна в Тоскане». Но как Тоскана далеко! И шепчет русская тоска мне: «Мечтать не вредно», – на ушко. А я пишу: «Сентябрь в Париже», Хоть дух его непостижим. И, может, в странном сне увижу, Как по Парижу мы бежим, Бежим, не оставляя следа, Как будто понизу вода… Вдруг нам открылся «Вид Толедо», Но путь наш снова не туда. Не в Лиссабон, подвластный югу, Не в Глазго, светлоглазый порт. Нет, мы с тобой спешим по кругу Опять к метро «Аэропорт». В раю рекламного плаката Лоснится Ниццы смуглый пляж, А Канны золотом заката Наносят звёздный макияж… Но то, что вынешь ты из сумки, Важней блестящей шелухи. И я войду в твои рисунки, Как ты вошёл в мои стихи. * * * Не красота, но прелесть жизни Меня удерживает здесь — В моей трагической Отчизне, Как из другого мира весть. Прельщает ясное мгновенье Московской осени, когда Над головою, как виденье, Встают другие города. Они парят в глубокой сини Так грандиозны и белы. Но цвета дольки в апельсине Или стекающей смолы, Или весёлой лисьей шапки, Или морского янтаря Листвы шуршащие охапки Посередине сентября. Их не метёт усталый дворник, Они, как мусор золотой. Они прельстили в грустный вторник Меня надеждою пустой, Что это наше неустройство И кавардак, и дребедень, И неприметное геройство Встречаться с жизнью каждый день, И наши горести, и беды, И ворох страхов и забот, И пораженья, и победы, Как листья, ветер вдруг сметёт. Они взметнутся, улетая… А жизнь, что мучила и жгла, Мелькнёт, как птица золотая, — И жалко станет, что прошла. Сторож ночи
Вдруг пёс полуночный, что лют и поджар, Во тьме первобытной залает дрожа. Ловя драгоценные блёстки Стожар, В ночи неизменно не спят сторожа. И делает снова ошибку в статье Писака, что в юности славы алкал, И кто-то в глазах у ночного портье, Скользя, отразится, как в глуби зеркал. И я – соглядатай – неведомо чей, И сторож ночной – неизвестно кому, Могу лишь на тёмной обложке ночей При помощи звёзд обрисовывать тьму. Об этом не ведает мир ваш дневной, Окутанный крепкими путами сна. В открытом окошке царит надо мной Начальницей ночи нагая луна. И дышит Москва, словно Левиафан, И странное что-то ей снится во сне. И ночи бескрайний слепой океан Надёжно меня укрывает на дне. Октябрьская песенка Октябрьский дождик летит в пустоту, И ветер суставы ломает зонту. Сутулятся люди на улице, Сердиты, как мокрые курицы. Но даже у горя бывает предел, И город сегодня, как лес, поредел. Ну, сколько же плакать и злиться? Но серы осенние лица. И радость моя, как всегда, невпопад. В отчаянье мечет и рвёт листопад, Умчались за листьями птицы, И хочется ближним напиться. Известно: не писан закон дуракам. Октябрьский дождик бежит по щекам, На улице холод и смута… А мне хорошо почему-то. |
