Ночь Ночь крадётся вдоль Арбата, Скинув башмаки. Снег блестит голубовато, Как мои белки. Темноглаза, смуглокожа, Хохот бубенцом, Удивительно похожа На меня лицом. Снег полночный или голубь Вьётся у стекла? Юной девушкою голой Ночь к тебе пришла. Слышишь, волю дав смятенью, Как слова растут? Каждым шорохом и тенью Повторю: «Я тут». Вновь январь уступит скромно Место февралю. Вырастает ночь, огромна, Как моё: «Люблю». Ночь всегда играет с нами, Сколько не лукавь. Я шепчусь с твоими снами, Я врываюсь в явь. Утром всё в лучах потонет, Всё исчезнет прочь. Ах, мой свет-святой Антоний, На дворе-то – ночь. А когда лицо осветит Солнца луч косой, Ты увидишь на паркете След ноги босой. Замёрзшие слова А вот и март идёт звеня, Прощайте, лыжи и коньки! Зима измучила меня… И телефонные звонки. И в грубой трубке тишина (Как на премьере замер зал), Тревога свыше внушена — Твой голос в трубке замерзал. И это было сотни раз… Молчанье вяжет по рукам, Я раздарила столько фраз И воробьям, и облакам! А снежный ком обиды рос, И в горле рос рыданий ком, И заморочил нас мороз, И замораживал тайком. Не зря терзали провода, Как скрипка об одной струне. И так нужна была вода Душе во гневе и в огне. И так нужна была она, Чтоб потеплела, потекла, Чтобы разбилась тишина На счастье – вазой из стекла, Чтобы умытая Москва Ловила в лужах облик мой, Чтобы оттаяли слова Твои, замёрзшие зимой. * * * Во мне всё нежно так и слабо, Ведь я ж не «каменная баба», Не тот невозмутимый идол, Что людям тайн своих не выдал. Порой, закрыв лицо руками, Я разбиваюсь в кровь о камень, И, в душу ближних не пуская, Я камень на сердце таскаю. Из камня – вечная столица. Я вижу каменные лица Великих (или знаменитых?), Слова и мысли из гранита. И каменею, с жизнью споря, Порой от гордости и горя… Но, чувство миру отдавая, Болит душа моя живая. О марте
А ты, как обычно, с утра озабочен. А в городе март – он мечтатель и мот! Рабочие трудятся возле обочин, Дороги решили отправить в ремонт. А ты не заметил в превратностях службы И тягот домашних – ты дрязгах погряз, Что нынче шедевры копировать с луж бы, Что кто-то встревоженный город потряс, Что ввинчивал в небо блестящую лопасть Вверху самолёт по дороге в Каир, И лопалась почка, и школьники глобус Крутили – прекрасный и синий, как мир. И не было выше желанья на свете Горячечным лбом окунуться в окно, С уроков сбежать, чтобы вестерна ветер Воздушной волною тянул из кино. Но всё это были пока полумеры… Сахарою сахарной стыла зима В лесу под Москвой. Но уже в полимеры Был лёд превращён, заливая дома. И жизнь улыбалась, смывая помарки, Бросаясь обрывками черновиков… Ах, как мы с тобою мечтали о марте В ту зиму – подобие Средних веков. А в школах упорно снижались отметки, Писались стихи, разбивались сердца… И ветки деревьев, как будто креветки, Слегка шевелились в ладонях ловца. Ещё я не ведаю, как говорить мне Про март (в эту жизнь он явился нагим), Но смею смеяться – и в праздничном ритме, И в радостном гимне мир станет другим.  Старый дом Городской романс За резным наличником Мутное стекло. Любовался личиком, Что белым-бело. Невзначай замечено, Сходу сгоряча. Зажигалась вечером Бледная свеча. Нежное и смутное За окном цвело. Но окошко мутное Тайну берегло. Ни кивка, ни имени, Нежного словца, Не шептал ей: «Жди меня», — В полночь у крыльца. Ночью с крыши капнуло, Утром потекло. Всё куда-то кануло, Ветром унесло. Всюду строят здания, Дом идёт на слом. Было что когда-нибудь Скрыто за стеклом? Ни следа, ни имени, Ни лица в окне. И не скажешь: «Жди меня» Иль: «Приди ко мне». |
