— Учитывая, что тебе и твоей армии теперь суждено перехватить нашу цель в Алиноре, и всё по вине противозаконных действий твоей бывшей сослуживицы… Ты мог бы сделать самую малость для Ависен’эри — отправить часть своей армии в карательное наступление! И снести к Дагону ничтожную базу Защитников вместе с Синерином! Продемонстрировать дух братского сотрудничества, готовность решительно отвечать на дерзость, и тактическую проницательность… А также… — Ланмилленар взмахнула ресницами, чуть повернувшись к оставшимся в зале фрейлинам и аристократам, которые очень внимательно слушали разговор. — Также это прекрасная возможность ещё раз подтвердить свою преданность Лилландрилу. Просто исключительная возможность… Ты ведь не хотел бы, чтобы кто-нибудь, например, Ависен’эри, ставили под вопрос твердость твоих убеждений… Хм?

Талайниан смотрел на собеседницу немигающими глазами. Сейчас бы заняться подсчётом, сколько раз она успела оскорбить его за один разговор, но все его мысли теперь занимало участие в деле Феранви, и то, насколько богатая почва для манипуляций, оказывается, есть у жены Ависена.

— Нет, это исключено, — наконец выпалил Талайниан. — Определённо, нет. У нас другие приоритеты. У нас нет лишних ресурсов. Это война, и наша армия готова отправляться в Алинор, не могу же я просто отделить от неё часть и отправить сражаться на другой фронт! Вот это было бы воистину тактически недальновидно. И к тому же, с такими вопросами сначала полагается обращаться к Верховному Кинлорду, я же буду следовать тем интересам, которые он посчитает важнейшими для своего королевства.

— Вот как… О, я обязательно обращусь. Я просто хотела довести до сведения рив-командующего важнейшие данные внешней разведки, — леди слащаво улыбнулась. — И я рада, что была услышана.

Кинлорд Солтрин же делал вид, что ничего не слышит, хотя речь Ланмилленар раздавалась даже за дверью. Он наконец-то дописал послание и окликнул Талайниана. Тот нехотя оставил леди наедине с чувством собственной непревзойденности и склонился над документом. В послании было три строки, всё остальное место на листе занимало полное имя кинлорда, имена его предков и перечисление его титулов. Выводя свою подпись буква за буквой, Талайниан постоянно посматривал на Солтрина, пытаясь уловить его отношение к услышанному, но всё тщетно — глаза кинлорда не выражали ничего… абсолютно ничего.

…

Птичьи трели сменились звоном разбитой посуды и досадливым мурлыканьем хаджитки, которая очень любила тот зеленый кувшин с темно-красной полосой орнамента. Серьезнее этого инцидента в Синерине ничего не случилось за весь день. Серая пасмурность постоянно сменялась волнами яркого света, капли дождя высыхали на крыше беседки быстрее, чем успевали падать вниз.

Алианоре находил очередной повод сбежать от разговора и увернуться от прикосновения теплой руки Аэнеля быстрее, чем тот успевал подобраться ещё хоть немного ближе и узнать хоть немного больше.

С формулировками для Синера по-прежнему было негусто — объясняться господину в своих чувствах к Алианоре не очень-то хотелось, а больше ни о чём мысли в голову упорно не шли. Лучше было просто сказать, что всё уже нормально. Как обычно. Всё равно с побегом было решено повременить.

Лилати весь день бродил по пустому дому, ставшему чужим. Вернувшись ещё на рассвете, завесив окно и прибрав тот бардак, который Ариана навела накануне вечером, он был полностью предоставлен самому себе и своему осознанию: он убийца, и он полностью свободен от неё — от её упрёков, её контроля, её любви. И от недоступных его пониманию правил Гильдии Защитников он тоже был свободен. Найденный в куче прочего барахла украшенный пергамент больше ничего не значил. Лилати забыл, куда положил его в процессе уборки, и не хотел вспоминать. Абсолютная свобода и уединение. Покой и абсолютная пустота.

К вечеру его охватила внезапная тревога. Страх, что тело на складе найдут, царапал рёбра изнутри, холодным обручем сковывал горло, и не давал ни поесть, ни поспать. Лилати метался, как зверь в клетке, то порываясь пойти и проверить, как там дела, то забиваясь в угол и съеживаясь на своей кровати.

К полуночи тревога уступила место усталости, и беспокойное сознание погрузилось в сон.

…

Новый день обрушился шквалом суетного шума — слухи об объявлении войны облетели лилландрильский дворец и постепенно распространялись за его пределами. У Братства Преследователей забот с самого утра хватало.

— Господин Ависен, нам срочно надо поговорить. Очень срочно, Зарксом клянусь…

Взъерошенный докладчик чуть ли не хватался за полы серо-синего плаща командира. Ависену это сразу не понравилось — как и всё, что он видел и слышал в последнее время, так что удивлен он не был. Не удивился он и когда собрат со скорбным видом доложил о подтверждении провала операции по избавлению от пленных.

— Мы всё осмотрели. Никто не выжил, никто! Пленников, конечно же, не нашли. Мы не знаем наверняка, куда их забрали, но скорее всего, в то же самое поместье, будь оно неладно.

Ависен сдвинул густые брови к переносице. Докладчик продолжал:

— Леди Ланмилленар уже сообщили. Она была в ярости. Кричала, что была права, и продолжает твердить про необходимость захвата дорожного пути, тёмной рощи и башни, про объявление Синерина вне закона… — Ависен молча слушал, чуть склонив голову, а брат-преследователь говорил всё сбивчивее. — Притом, чем быстрее, тем лучше. Но как? Какими средствами? Не нашими же? Мы не армия! Я сразу говорю — я не пойду, и не буду ничего штурмом брать, в моей должностной инструкции такого нет, в клятве тоже ничего такого не припоминаю. Быть может, нам стоит ещё раз навестить эту поместную гильдию, побеседовать с ними начистоту… Ну, я имею в виду, настолько, насколько нам это выгодно, конечно! Или припугнуть их, чтобы…

— Замолкни, — прервал Ависен, и тот послушно замолк. — Не надо больше ничего предпринимать. Мы уже достаточно натворили. Пусть они выдадут себя — свою степень осведомлённости, свои намерения, по возможности, как можно больше о своём видении ситуации. Следить и прислушиваться, но на территорию не лезть, ясно?

Преследователь кивнул.

— Но что, если они ничего не выдадут, если просто залягут на своей территории? Что тогда?

— Тогда ничего. Мы уже откровенно облажались в этом деле. Со всеми последствиями я буду разбираться в личном порядке с представителями Защитников, которые, несомненно, нагрянут в Лилландрил очень скоро. А пока следует вспомнить о том, что ситуация в городе бесконечно далека от совершенства. И наша задача — пресечь рост преступности и распространение мятежных настроений. Концентрироваться надо на внутренней безопасности. Напомни об этом всем, кто до сих пор носится с осколками старой разбитой урны. Надеюсь, мне не придется собрание устраивать, чтобы рассказывать вам очевидные вещи.

Преследователь отвернул лицо, задумчиво потирая шею.

— Столько проблем из-за одного рыцаря, — ворчливо пробормотал он. — Минус трое наших, и никакого отмщения!.. Хотелось бы нам иметь хоть четверть того терпения, которым обладаешь ты.

Ависен взглянул сурово, и глаза его сверкнули по-волчьи желтоватым отсветом. Преследователь в одно мгновение пересмотрел свою позицию — это не терпение, это что-то совсем другое, что-то, чего он не понимал и предпочел бы не понимать никогда.

Ависен же продолжал сверлить своим жутким взглядом собеседника и думать о том, о чём вовсе не хотелось думать. «Столько проблем из-за одного рыцаря»?.. Из-за Ланмилленар! Столько проблем из-за неё, не из-за рыцарей, и не из-за ограбления, и вообще — все проблемы мира меркнут по сравнению с ней! И это ясно всем, всем до единого соратникам, от глупых запуганных волчат до матёрых зверей, готовых растерзать зарвавшийся молодняк и за меньшее. Но никто не тронет Ланмилленар, никто даже за глаза упрекать её не решится. Никто не произносит очевидной правды. Молчит и сам Ависен. Как сильно ни хотелось бы кричать. Стоит только протесту подняться против леди-волчицы, стоит брату оскалиться на брата — и стае конец. Он не должен этого допустить, любой ценой.