Надежда Петровна поднимает кружку отвара под одобрительное перешёптывание, отпивает и говорит дальше:

— Много лет назад я, тогда ещё молодая студентка алхимического, разработала рецепт Злато-колы — легендарного эликсира, продлевающего молодость, излечивающего многие недуги. Сейчас он известен каждому, но купить его могут единицы. Если мы откроем местоумирания чёрного золота, если всё получится, то снова наступит золотой век, и люди смогут жить так же долго, как в легендарные времена.

Надежда Петровна замолкает, снова поднимает вверх кружку и остальные присоединяются к тосту. Сквозь негромкую возню и стук кружек до меня долетают обрывки фраз:

— Надь, разве на нас эта кола подействует? — слышится шёпот Льва Борисовича.

— Нет, конечно. Мы лишь положим начало золотому веку, но сами его уже не увидим, — тепло отвечает Надежда Петровна.

Ночью я не сплю — гляжу в ночное небо, где нет знакомых созвездий. Жанна прижимается ко мне и шепотом спрашивает:

— Ну что, как настрой?

— Хреновый, — отвечаю я. — Идеалисты. Кончится плохо. И как ты говорила, вляпаемся.

— Плохо, из-за нас?

— Не знаю. Мне уже любопытно, можно ли извернуться так, чтобы не случилось очередной фигни?

— Допустим, нельзя. Бросишь всё и уйдёшь?

Сложно выразить моё внутренне понимание, но я стараюсь:

— Буду пытаться. Знаешь, есть разница между пытался, но не смог, и не пытался.

— Знаю, — задумчиво говорит Жанна.

Всё утро я в форме дракона топчусь возле лагеря — терпеливо жду пока мне на шею мостят доску-планшет с картой и седло. Снимают, что-то подгонят и надевают снова и снова снимают. Жанне нужно удобное место, на котором можно долго сидеть и зарисовывать местность. Готовой карты локации у чернокопов нет, так что Жанне предстоит нанести не только местоумирания чёрного золота, но и всю остальную местность на бумагу, чтобы потом каждый мог сориентироваться и всё найти.

Наконец, к обеду седло готово и я, уже подумывая о перекусе, взлетаю с Жанной и скрипучей, жутко парусящей хреновиной на шее.

Сильными толчками набираю высоту, а планшет работает, как поломанный руль высоты и знатно мешает. Приходится сильно выгибать шею, регулируя угол атаки.

— Если ты по другому летать не будешь, то лучше сразу садиться и переделывать. Когда планшет торчком, я не могу рисовать, — перекрикивает шум ветра Жанна.

— Погоди, — я закладываю вираж над лагерем.

Внизу среди зелёного поля движутся маленькие фигурки людей. Две повозки с парусиновым тентом, грязно-белые палатки. Похоже, я уже наловчился — планшет практически не мешает.

— Так рисовать можешь? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает Жанна.

— Тогда работаем.

Выбираю направление прочь от лагеря на север, тянет меня туда, видимо. Ветер попутный, это не удобно. Лечу как можно медленее, Жанна ставит пометки — чувствуется, как она чертит что-то на планшете.

Если двигаемся слишком быстро, то она хлопает по шее справа — разворачиваюсь и делаю круг. Ветер становится встречным, можно зависнуть и парить. Когда всё зарисовано, Жанна хлопает слева. Ложусь на старый курс и лечу дальше.

В самой дальней точке мы разворачиваемся и движемся обратно чуть в стороне от прежнего пути — обходим змейкой выбранный квадрат. И так летаем из стороны в сторону, то зависая, то делая петли, до самой темноты.

Наконец, в локацию приходит ночь, рассыпает в небе звезды, роняет на землю редкие огни домов и стелет яркую паутину улиц столичного города. Жанна уже давно скастовала контактную телепатию и смотрит на землю моими глазами, которые видят в темноте. Над картой она повесила магический огонь — краем глаза замечаю его отблески. Всё моё тело ноет от усталости, шея и плечи болят от ремней планшета и седла.

Завершаем облетаемый квадрат мы уже за полночь — в нечастых деревнях под нами люди давно погасили огонь и легли спать, только в столице всё ещё светится дворец.

В лагере нас ждёт целый котёл ужина на двоих. Я хоть уже и в человеческом облике, но, к своему удивлению, съедаю почти всё. Жанна тоже не отстаёт, ужиная двумя или тремя порциями — не драконий аппетит, конечно, но телепатия, видимо, отняла у неё много сил.

На следующий день я летаю с планшетом, чтобы попривыкнуть и кое-что подогнать. Тем временем Жанна, закрывшись в палатке, рисует карту по вчерашним наброскам.

К вечеру все собираются поглядеть на карту первого квадрата. Рядом с палаткой вокруг большого стола столпились чернокопы. Меня они узнают и расступаются, позволяя пройти.

Жанна то-то сосредоточенно обсуждает с Надеждой Петровной, при виде меня разговор затихает. На досках стола разложена цветная карта — тщательно выведены зелёные поля, густые леса, скалистые горы, синие реки, отмечены города, сёла и храмы шестерых. И повсюду чёрные тени местоумираний. Всё это нарисовано умелой твёрдой рукой, да ещё за один день. Поднимаю глаза от карты — Жанна смотрит на меня, скрестив на груди руки.

— Это где ты так научилась рисовать? — удивлённо спрашиваю я.

— В Академии Света учат рисовать, — как бы невзначай бросает Жанна и тут же переводит разговор. — Ты летать готов, всё подогнали?

Согласно киваю.

— Хорошо, — говорит Надежда Петровна. — Мы собираемся переносить лагерь к вот этому местоумиранию, — она указывает на карту южнее села Раздольное. — Так что вы, как облетите квадрат, приземляйтесь уже там. Над Раздольным старайтесь не маячить. Пока участок в канцелярии не зарегистрируем нам лишний интерес местных не нужен.

Второй квадрат мы облетаем быстрее: Жанна сразу использует телепатию, да и подогнанный планшет для карты не так мешает. На следующий день снова летаем — мне уже привычно, а Жанна нашла помощников, которые дорисовывают карту по наброскам, пока мы в воздухе. Новое место лагеря регистрируется, как открытое нашей артелью местоумирание Раздольное — по имени села рядом.

В похожих на драконьи морды зачарованных респираторах чернокопы снимают лопатами последний слой грунта. Под ним чернеют блестящие неровные обломки. Рабочие крушат их кирками и молотами, по цепочке передают в телегу.

За проданную первую партию чёрного золота Лев Борисович нанимает в Раздольном рабочих и выписывает из столицы золотодобывающий комбайн — эксгуматор.

Рабочие приходят засветло. Вечером на вороном коне прибывает столичный маг в чёрном одеянии. Он без лишних разговоров обходит местоумирание по кругу, порой останавливается в некоторых местах и что-то кладёт на землю.

Мы поглядываем с пригорка возле лагеря, но слишком далеко и ничего не разобрать. Среди ночи из этих мест в небо поднимаются бледные огни, начинают вращаться и очерчивать собой круг в сотни метров диаметром. Они становятся ярче, пока не сливаются в единый столб света, а когда он исчезает, на этом месте уже стоит исполинская машина: две увенчанные красными огнями решётчатые башни множеством натянутых тросов держат противовес и с другой стороны длинную балку-ферму с яркими фарами, заканчивающуюся огромным диском из ковшей — это роторный эксгуматор.

Всю ночь эксгуматор налаживают, а с самого утра по лагерю ходят рабочие и раздают по несколько масок, требуя их обязательно надевать рядом с карьером.

Надежда Петровна рассказывает нам с Жанной, в чём дело. Пыль чёрного золота, попадая в организм, прорастает чешуёй. Если она проникнет в царапину, то это не страшно — чешую выдернуть и всё прекратится. Можно даже ничего не предпринимать, чешуя после первого появления будет столь медленно распространяться, что за сотню лет не увеличится даже в три раза. Если же пыль попадёт в глаза, то человек ослепнет, если в лёгкие, то человек будет долго мучиться страшными болями и может даже умереть. Врачеватели империи не в силах помочь таким больным. Раньше это называлось проклятием мёртвых драконов, но алхимики выяснили, что это побочный эффект активности золота. Благодаря этому эффекту и придумали златоколу. Теоретически, используя чёрное золото можно человека превратить в настоящего дракона, не золотого алчного, а чёрного, что могли жить почти вечно и путешествовать между мирами.