Никакая математика не вытравит из Жеки игрока.

— Ну что ж, мечта исполнена, — ухмыляюсь я.

По телу Жеки пробегает рябь и он исчезает.

Просыпаюсь я в холодном поту — я же его отправил туда целиком, не во сне. Он не вернётся при смерти, а админа, который бы его спас, там нет. Может мне это лишь приснилось?

Мобильный он не поднимает. Звоню на домашний. Долго долго тянутся длинные гудки. Наконец трубку поднимает усталая женщина.

— Извините, это Игорь беспокоит. Женька только что бросил трубку сотового, — на ходу вру я, — и не берёт её. Он какой-то странный был, с ним ничего не случилось?

Через секунды ворчания, шагов и хлопанья дверей, звучит ответ:

— Вы там развлекаетесь что ли? Его нет дома!

— Но его одежда висит на вешалке, обувь на месте, компьютер включён, и кровать смята? — настаиваю я.

Снова шаги, неясное бормотание.

— Кто вы? — звучит упавший голос.

— Игорь Белов. — Вешаю трубку.

Как же вернуться?

Уснуть долго не получается. А пришедший сон оказывается простым кошмаром, хоть и похожим на Игру — мне снятся присыпанные красноватой пылью обугленные руины, солнце в зените, и металлические падальщики, парящие в бледной выгоревшей вышине.

Будит меня звонок в дверь. Разлепив глаза, я в мутном глазке пытаюсь рассмотреть пришедших. Три дюжих мужика в форме и с оружием.

— Открывайте, Игорь Белов. У нас пара вопросов о ваших друзьях, — доносится из-за двери голос.

Отшатываясь, я выхватываю дробовик и направляю на дверь. Ошарашенно смотрю на него. Выходит, инвентарь со мной. Реальный ли этот мир? Реальный ли я?

Не время! В инвентаре я нахожу Анлинкер. Убегаю в ванную, чтобы меня не слышали. В темноте подпираю дверь.

— Ну что, бормоталка. Теперь стрелять будешь? — сжимаю я Анлинкер.

— Да, Создатель. Если ты желаешь уничтожить этот мир, то стреляй в него. Если отлинковаться, то в себя.

По входной двери уже колотят кулаками.

— Мне нужно срочно вернутся в мир Игры. Если ты меня отлинкуешь от этого мира, то мир игры меня притянет?

— Да, Создатель.

— Куда мне нужно стрелять для этого?

— Повторяю: в себя, хоть в пятку.

Кажется, он издевается. Но не время, в дверь уже не колотят — её как-то открыли.

Наставляю ствол в ладонь руки. Жму спуск. Ванная озаряется вспышкой света и всё в нем исчезает.

В облике огромного песца я стою на холме сгоревшего Саустауна. Впереди обугленная пустошь, дальше чёрные руины, присыпанные пылью. Солнце венчает купол выгоревшего неба, по которому плывут металлические силуэты падальщиков.

Значит во сне я был близок к переходу, но не смог.

Посреди чёрной пустоши белеет иссохший труп. Я вырастаю и в один шаг достигаю тела.

Ветер треплет обрывки майки и шорт. Жека…

Хочется ругаться, хочется разметать эти руины, этот мир. Но я только вздыхаю, нельзя гневаться.

Вздымая пыль, рядом приземляется крохотный стальной дракон:

— Чёрная дорога ждёт тебя.

— Я по ней не пойду.

Дракон хмурится, и собирается что-то сказать. Но я заношу над ним огромную лапу, уменьшаюсь до нормального размера и ложусь на его шее.

— Лети! — говорю я.

— Думаешь, это что-то изменит?

— Всё равно. Свой первый мир я уже почти разрушил.

Поднявшись над равниной, дракон шепчет:

— Знаешь что, Зверь? Некоторые драконы, выводят потомство в гнездах-мирах. Естественно, парочка молодых глупых драконов не может сразу создать хорошее гнездо. Они долго создают плохие, разрушают их, создают снова, пока не получится что-то устойчивое, надёжное, в чём можно было бы вырастить своих детей.

— Я тебя понял. Спасибо.

— Не за что. Намерение само по себе не искупает ошибок, но оно может привести к тому исходу, что их искупит. Это сегодня тебе пригодится.

— Кто ты такой, — усмехаюсь я, — что учишь целого создателя?

— Просто дракон-странник, который вроде бы ничего не делал, но всё же что-то изменил.

Я смотрю на его блестящую голову, на чёрные хитрые глаза устремлённые вперёд. А внизу проносится чёрная дорога — что-то сгорело, что-то разрушил я, что-то черно изнутри, что-то покрылось черной плесенью. Но суть ничего не изменилась. Может я даже не разрушил, а лишь проявил. Хотя, меня это не оправдывает.

Над Страной Весны я спускаю лапу с шеи дракона, вмиг вырастаю огромным зверем до небес. На уровне морды шумит “просто дерево”, я нюхаю его — пахнет клюквой. Уменьшаюсь и встаю на задние лапы.

Всё также зверем, но уже очеловеченным захожу в столицу. У гостиницы, ко мне выходит древняя сгорбленная седая старуха в платке. Невидящими глазами она смотрит меня, простирает костлявую руку:

— Чую поступь Белого Зверя! — сиплым голосом кричит старуха.

Запах её я помню ещё драконом. Подхожу и осторожно-осторожно обнимаю. Она тревожно замирает. Просовываю чёрный нос меж платком и спутанными волосами и шепчу:

— Жанна, это я.

— Я знаю. — Голос её выравнивается, молодеет.

А я сам собой превращаюсь в человека. Гляжу на Жанну — теперь ей лет двадцать. Из инвентаря вытаскиваю кисточку из “рыси” и даю ей.

— Держи, отдаю при встрече.

— Но я всё же Жанна. Хорошо? — смеётся она и раздваивает кисточку.

— Хорошо.

Я достаю Анлинкер и нацеливаю его в солнце, висящее над горизонтом. Обнимаю Жанну покрепче и спускаю курок. Солнце взрывается, обрывая страдания всех в этом мире.

Темнота. Нет верха, низа. Нет воздуха и надобности дышать. Нет тепла и холода. Нет ощущений. Есть я и Жанна.

Сознанием я проникаю в неё. Она обволакивает его, ласкает мой разум, возбуждает мысли и чаяния. Нежными касаниями проходится по горьким воспоминаниям и тайным страхам. Они распадаются, даря томительное облегчение. Подбирается к фантазии, толчками приводит её в неистовое возбуждение, наполняет идеями, готовыми выплеснуться, затопить это небытие. Ещё касание — я вспыхиваю и в это мгновение вижу ослепительный свет.

Свет нашего нового мира.