– Зачем ты снова так со мной? – еле слышно, одними губами произнесла графиня.

– Дружба со мной плохо отразится на твоей репутации, – ласково улыбнулся маг.

– Мне наплевать, – неожиданно для самой себя сказала Эрин и почувствовала, что её прорвало. Она больше не плакала, но вся тоска по магу, копившаяся в ней полтора года, выплёскивалась наружу, разрывая сердце жгучей болью. – Какое мне дело до чужих мнений?! Я хочу знать только твоё. Мне было тяжело здесь все эти месяцы, тяжело и одиноко, и единственным моим спасением были мысли о тебе, которые ежедневно въедались в моё сознание. Я старалась быть смелой, сильной, умной. Старалась быть такой, какой смогла бы, наконец, понравиться заносчивому магу и вновь растопить ехидную усмешку на его лице… Быть вправе попросить его остаться, как не смогла тогда. Ты ведь знаешь! Ты просто не можешь не знать, что я люблю тебя, Даниэль!

На секунду глаза мага вспыхнули неподдельным страхом.

А затем их тихое уединение на террасе нарушили резкие звуки, доносившиеся из бального зала. Сначала истошно и отчаянно прокричала женщина, а потом её голос утонул в какофонии панической суеты.

Не сговариваясь, Эрин и Даниэль бегом ринулись назад во дворец. Но картина, которую они застали, распахнув дверь, повергла в секундное замешательство даже Рида.

С дикими предсмертными хрипами по всему залу на пол оседали люди. Их лица и руки стремительно покрывались гнойными язвами, а кожа серела и будто рассыпалась. Оголялись кости и сухожилия, которые вскоре постигала та же судьба. Почти все гости новогоднего бала без разбору, мужчины, женщины, старики…

Повсеместная агония окутала главную ротонду королевского замка. Страх, ужас, боль и непонимание. И в ту же секунду далеко от них, на городской площади взмыли ввысь и с оглушающим треском разорвались первые залпы новогоднего салюта, оглашая наступление праздника и нового года. И ликующие крики толпы едва прорывались сквозь царящий на балу ад.

Салют вывел Эрин из ступора, и она бросилась на поиски отца. Даниэль попытался поймать её за руку и удержать вдали от этого безумия, но девушка вырвалась, уже не замечая его.

Граф Дорс Велен стоял на коленях у трона короля, держа его на руках и тщетно пытаясь хоть чем-то помочь умирающему монарху. Его кожа тоже покрывалась синюшными пятнами, но бывший солдат до последнего вздоха был верен долгу.

– Возьмите себя в руки, магистр вы или кто?! – орал он на стоящего рядом придворного мага.

– Я… я не знаю! – заикался маг. – Я не понимаю, что происходит…

– Хватит талдычить одно и то же! – рявкнул граф. – Если не знаете заклятий для отмены этого, так хотя бы остановите процесс! Вы же умеете замедлять течение болезни!

– Я…я…пытаюсь…

– Отец! – прокричала Эрин, подбегая к графу.

– Уходи отсюда немедленно, – в приказном тоне произнёс он, мельком осматривая дочь, и удостоверяясь, что неизвестная хворь не тронула её.

Тихие стоны Эрольда Первого де Травина, короля Авелора и Тораньих Пустошей оборвались на резкой ноте, и его разлагавшееся тело осело серым пеплом на руки графу Рикону Дорс Велену.

– Эрлинн, прочь отсюда! Эта дрянь может быть заразна! – он попытался крикнуть на неё, но голос подвёл старого бойца. И, не устояв на коленях, граф тяжело рухнул на пол.

– Нет, – почти плача, потрясённо прошептала девушка, подхватывая его на руки. – Я не оставлю тебя!

– Прошу тебя, дочь, – уже с трудом произнёс граф. Посеревшая кожа рвалась на руках и щёках, причиняя неимоверную боль, но он лишь досадливо морщился.

Дальнейшее Эрин помнила слишком плохо. В голове заиграла незнакомая мелодия, повеяло холодом. И что-то внутри надорвалось. Она почувствовала силу, небывалую мощь впервые за то время, что обучалась магии. Сила звала её, обещала вечный покой. И власть над каждой жизнью, что теплится в этом мире.

Стихия смерти распахнулась перед графиней, и она приняла её, не раздумывая. Приняла и потеряла себя. Тогда казалось, что навсегда.

По всему залу кричали, стонали и погибали люди. Мужчины, женщины, дети.

Она уже не видела, как её густые золотистые волосы полностью покрылись сединой, розоватая кожа выцвела, а из глаз тонкими струйками потекла густая кровь. Она больше ничего не чувствовала и помнила лишь одно.

Человека, устроившего эту бойню. Некроманта, виновного в смерти её живой души. Газарт…

***

Солнечный луч настойчиво пробился сквозь тонкий шёлк занавески. Данара раскрыла глаза и с ненавистью задёрнула шторы плотнее. Тело нещадно саднило, а новое болезненное чувство, поселившееся в ней после прощального разговора с Таали, отказывалось рассеиваться к утру. Переливы птичьих трелей неприятно откликались внутри, а собственные просторные покои, мебель, сплетённая из ветвей светлого дерева лучшими солхари по её проекту, теперь вызывала только раздражение. Все её скромные желания на сегодня сводились к ожиданию ночи. Во тьме можно прятать не только выражение лица, но и чувства.

В конце концов, она справится и с этим наваждением. Она всегда справлялась, чем этот раз хуже? Данара знала, на что шла…и кого полюбила. Совет мог сколько угодно лебезить перед этим полукровкой, восхищаться его талантами, ценить его мнимую преданность и добродетель. Но обмануть её было задачей посложнее – наследница Древнего Рода не испытывала столь привычной для других тяги к самообману.

Она медленно провела рукой по бедру – там, где только недавно была рука Таали. Остались после этого вечера и приятные воспоминания. Эльфийка даже позволила себе лёгкую улыбку при мысли о том, что бы сказал её отец, узнав такое. Хватило бы у него сил разорвать помолвку за столь непозволительное поведение жениха?

Но даже приятные моменты не могли заглушить жгучие капли яда, терзающие её душу. Она никогда не жаждала света, она всегда считала чопорность Древних Родов их же проклятием, которое приносит лишь разложение и тлен в старый окостеневший мир Тринваира. И всегда осознавала свою принадлежность к презираемой ею касте. Но воля выбираемого пути была лишь её. Даже отец не смог бы принудить Данару к браку, которого она не желала.

Осталась ли теперь с ней её воля? Остался ли выбор, который она так ценила? В какой момент она превратилась в фанатичку, самоотверженно преданную одному из самых жестоких существ, которых она знала?

Она сама выбрала тот путь, который не предполагает в дальнейшем никакого выбора, как бы странно это не звучало. Но на этом свете есть всего один эльф, который купил её верность навеки. Таали.

Данара вновь рухнула в кровать, против обыкновения натянув одеяло до самой макушки. И в мучительной боли, сладостном наслаждении, воспоминания прошлого вечера поглотили её целиком.

***

Всю дорогу Таали молчал, предполагая, с чего бы начать свой рассказ. О том, что с ним происходило в Тёмных Землях, не знала ни одна живая душа, кроме старого друга. Но в его молчании он был уверен – слишком много секретов было поведано взамен. Их объединяли общие цели, сформировавшие некое подобие доверия между ними.

А Данара просто будет молчать. Он был уверен в этом как в себе. Но одно Таали не мог пока объяснить – зачем он решил поведать ей свою историю? Проверить на стойкость эльфийку, которая и так была готова зайти слишком далеко ради него? Он знал, видел насквозь её чувства, силу её любви. Но сама душа Данары оставалась для него загадкой. Пожалуй, единственной в Тринваире – все мотивы и желания остальных эльфов он читал как раскрытую книгу.

Да, она была права, Таали не любил свою невесту, он использовал грамотные инструменты для достижения своих целей. А для повышения значимости статуса в Совете ему просто необходима чистокровная эльфийская жена. Но, даже если бы он стал свободно выбирать спутницу, его взгляд неизменно бы пал на неё. Потому что загадки Таали обожал.

Прежний дом, который когда-то купил ему Учитель, находился на самой окраине города. Невзрачный кокон из увядших ветвей в нескольких метрах над землёй вырастал из мощного ствола – пристанище для беднейших эльфов, его первая крепость одиночества. Ещё в далёком детстве в Таали разглядели слабый дар, и его неприкаянное скитание по приёмным семьям, наконец, завершилось. Случай был из ряда вон, поэтому решение выносилось на собрании Совета. Роковое решение в жизни юного полукровки – к нему приставили Учителя. А Цилиан видел слабость дара не хуже других и старался максимально отгородиться от неспособного мальчишки.