Когда увидел у меня на стене диплом «За смелость и мужество», даже рассердился:

– В чем смелость помадой торговать?! Вот бабушки твои вас с сестрой крестить втихаря в церковь таскали, не побоялись, что снова всю семью посадят. А ведь столько при Сталине нахлебались, врагу не пожелаешь. А когда мать в школу вызывали, сами грудью встали на вашу защиту. Весь удар на себя взяли, чтобы мать и меня, партийных, не подставлять.

– У них другие ценности были…

– Ценности всегда одни! Это людишки обмельчали, с ума посходили. Женщины как мужики, на стенах дипломы о мужестве развешивают, мужики помадой и кремами торгуют, как твой любимый начальничек, хахаль последний. Тьфу…

– Папа, не трогай его. Он честно работает, никому плохого не делает!

– Вот именно, а что хорошего-то? Что в памяти останется? Как вас потомки-то вспоминать будут – «мама, мужественный запускатель», «начальник, топ-поп-шмоп-менеджер по тюбикам и баночкам»?

После этого разговора мы с папой долго не общались, я даже на день рождения его не позвала. Не хотела, чтобы он мне настроение портил своим кислым видом и едкими шуточками. Перед отъездом нужно будет заскочить, помириться. Все-таки на два года уезжаю, неизвестно, когда еще увидимся. Как я ждала эту стажировку в Париже! Столько собеседований прошла, аттестаций, работу с корпоративным коучем. Думала, что уже не прорвусь, молодежи сейчас столько в компании появилось. Сама же и выращивала, дура бескорыстная. Все-таки мою кандидатуру одобрили. Должность, правда, с понижением. Да и направление не ахти, но с чего-то надо начинать.

Если получится по-быстрому обустроиться, успею еще на «Серенаду» Джорджа Баланчина попасть в Палас Гарнье. Я, правда, в Мариинке уже видела, они три года назад в Питер приезжали. Но в Париже – другая атмосфера. Пусть это будет мой подарок себе на новое назначение. Надеюсь, билеты еще есть…

Ежегодное собрание традиционно проводилось в двадцатых числах января. Рождество уже отметили, Новый год отгуляли, даже Старым Новым годом (вечной загадкой для иностранцев) залакировали. Так что к третьей неделе все были в сборе. Началось традиционно тошно: сначала подведение итогов прошлого года – по отделам, по компании в целом; планы на следующую пятилетку, новые назначения, информация из штаб-квартиры и прочее. А вечером – гала-динер, на который идти ужасно не хотелось. В компании работала почти тысяча человек, больше половины из которых я в глаза не видела. Своих-то, из отдела, который к началу года разросся почти до 200 сотрудников, знала больше по фамилиям.

Настроение портил давний затяжной конфликт с финансовым директором. Кто бы мог подумать, что мы, хорошие друзья и единомышленники, в один день сойдемся на узкой тропинке. После объединения с «Фриц унд Шнайдер ГмбХ» все как-то враз пошло не так. Мое новое назначение, новые люди, новые правила игры… Запахло большими деньгами, здесь уж было не до дружбы. Я не хотела отдавать территорию, он перекрыл доступ к дистрибуции. Надо отдать ему должное, он неоднократно предлагал «договориться по-хорошему», но я, выпускница европейской бизнес-школы, пыталась строить бизнес честно.

Мы бились не на жизнь, а на смерть. Первое время был азарт – кто кого. Вскоре стало понятно, что обе стороны ничего не выигрывают, страдает компания. Но сдаваться никто не хотел. У каждого из нас была своя ахиллесова пята: у меня – безупречная репутация менеджера европейской компании, у него – деньги. Поэтому отступать было некуда. Сил, правда, уже почти не осталось. Я попала в больницу с острым панкреатитом, он страдал от гипертонии. Я глотала пригоршнями ферменты, он, пулей вылетая из офиса в 18.00, в ближайшем баре успокаивался коньячком.

– Дорогуша, ты платье на вечер приготовила?

– Платье? Это обязательно?

– Ты что, информационное письмо не читала? В этот раз у нас шахматная вечеринка. Все дамы должны быть либо в белом, либо в черном.

Слащавый голос Анны Ванны, нашей эйчарши, застал меня врасплох. Я вообще планировала улизнуть сразу же после общего собрания. Ни на какой гала-динер я не собиралась, тем более в «шахматном» платье.

– А это обязательно? Я что-то неважно себя чувствую, не знаю, пойду ли…

– Ты что, с ума сошла?! Доктор Вагнер тебе этого не простит! Все руководители отделов должны быть обязательно. А ты – особенно.

– В компании пять отделов, почему я – «особенно»?!

– Не понимаешь или прикидываешься? Твой отдел на отдельном счету у штаб-квартиры, забыла? Вам столько денег на развитие выделили, все теперь ждут, какая будет отдача. Вы же – будущее компании, все ждут лонча нового препарата!

Черт бы его побрал, этот препарат! Вся компания носится с этим ксантофаном, ожидая, что получится новый бестселлер. К несчастью, работу над продуктом поручили моему отделу, что сильно осложнило и так непростую после слияния ситуацию. Я, как челнок, летала в Европу на различные совещания, где обсуждали программу запуска препарата на рынок. Все мои попытки объяснить, что у нас в России совершенно другая система здравоохранения, нет достаточного государственного финансирования, чудовищная коррупция и полный бардак с распределением бесплатных препаратов вообще, тонули в бравурных речах начальников всех видов и сортов. Все пребывали в какой-то эйфории, не желая видеть реальные факты. Через какое-то время я поняла, что объяснять бесполезно, стала просто манкировать эти сходки. Отправляла своих подчиненных, ссылаясь на бешеную занятость и активность в регионах.

А в Москве пыталась отбиваться от наездов финансового, который, почуяв большие деньги, загорелся забрать ксантофан из моего отдела. Он уже дырку в голове доктора Вагнера пробил, доказывая ему, что такой важный продукт нельзя отдавать в неопытные руки. Мои, то бишь. Считая себя профи в делах государственных закупок, он всегда посмеивался над моей учебой в бизнес-школе и той активностью, которую мы развивали в работе с клиентами. Как-то за обедом он спросил мимоходом, чему меня научили умные европейские профессора. Я, как наивная отличница на отчетно-показательном уроке, стала с жаром делиться своими впечатлениями. Послушав пять минут, продолжая прихлебывать суп, перемешивая слова с кусками бородинского хлеба, он коротко бросил:

– Деточка, выбрось свой диплом в помойку и запомни только одно слово, которое тебе понадобится в работе: откат.

Остаток обеда прошел в полной тишине. Больше мы за одним столом не встречались.

До гала-динера оставалось два часа, переодеваться было некогда. До дома точно не доеду – пятница, вечер. Ближайшим магазином был Павловский пассаж. В обычный день я бы туда не пошла ни под каким предлогом. Удивительно, что он все еще работал. – цены там были такие, что покупатели приходили как в музей, просто поглазеть на витрины. Помнится, лет десять назад я покупала там перчатки. Девчонки-продавщицы так старались, так меня обхаживали – неудобно было уходить без покупки. Пришлось разориться на кругленькую сумму, за которую в любом итальянском магазине можно было купить и шапочку, и шарфик, и на мороженое еще осталось бы. Блин, это наше неистребимое большевистское чувство неловкости – «для меня что-то сделали, теперь неудобно отказаться».

Перебрав несколько платьев, поняла, что ничего подходящего нет. А времени в обрез.

– Девушка, ну что-то же у вас должно быть для вечера? Где ваши пресловутые маленькие черные платья?!

– Все распродали, праздники же были, а новое еще не привезли. А вы примерьте это, белое.

– Белое?! Зимой, на гала-динер!

– Так вы же сами сказали, что у вас шахматная вечеринка.

Ага, все люди как люди, а тут я – в белом. Хм, а это мысль, почему бы и нет? Настроение было поганое, но чертики в душе требовали банкета. Гулять так гулять! В обувном не оказалось туфель моего размера – о, шит!

– А вы примерьте эти чулки-сапоги, это же хит сезона.

Действительно, чего мне терять: белое платье зимой, вместо туфель – чулки-сапоги. И это ради одной вечеринки? Цены возмущали, но чертики теребили: «Бери, бери!»