Так весело проводя время вчетвером и продвигались они два дня подряд до ближайшего крупного города, где с девицами пришлось окончательно расстаться, после короткого но бурного "прощания" в ближайших придорожных кустах. За труды "красным шапочкам" подкинули немного денег – на булавки, на конфеты, на пирожки для бабушки.

– Если так дальше будет, то до Парижа мы не дойдем? – предположил Сашка, он то считал, что ему с бабами теперь можно завязывать, от "ненормального" должны сторонится, а выходит с точностью до наоборот. Позднее в столице ему одна знакомая дочка кровельщика растолковала, в чем дело: "У дурачков женилки говорят огромные!" Есть оказывается такое распространенное заблуждение, хорошо, что не все женщины его разделяют.

– Все в порядке, доберемся к сроку. Не шарахаться же нам теперь от каждой смазливой девки? – резонно возразил Фигнер. И в самом деле, если они изображают из себя полу-бродяг и полу-рабочих, то вести себя должны соответствующим образом: "дают – бери, бьют – беги" – так гласит народная мудрость.

С одной стороны не очень выходит, подписался Сашка на эту затею с Наполеоном исключительно ради мести, а получается уже который раз как бы изменяет той единственной… которой уже нет, но решительно ничего с собой поделать он не мог, природа раз разом побеждала мораль.

Местность кругом живописная, как на открытке. Пройдя мелкий в две дюжины деревьев лесок, выдвинутый сюда словно сторожевой пост, путники достигли прелестной лощины с бурлящим по ее дну ручьем, через который перешли по узкому, точно в колею телеги горбатому мостику из старых затертых временем камней. Естественная аллея тянется вверх по течению ручья, отлого поднимаясь вдоль берега. Вдали открывается первая панорама: мельница с запрудой, насыпная дорога, обсаженная деревьями, утки, развешанное белье, дом с соломенной кровлей, сети и рыбный садок, и тут же, конечно, мальчишка – помощник мельника, уже пристально уставившийся на незваных гостей. В деревне, где бы вы ни находились, даже когда вы уверены в полном своем одиночестве, за вами всегда наблюдает из-под холщового колпака пара любопытных глаз: работник бросает мотыгу, виноградарь выпрямляет согнутую спину, девочка, пасущая коз, овец или коров, взбирается на иву и подсматривает за вами. А вот попался навстречу и местный мужик, этих можно отличть с первого взгляда, крестьянин он и в Африка крестьянин. Соломенная шляпа, синяя блуза и в штаны из грубой ткани, которая идет в городах на обшивку клади. От его потрескавшихся деревянных башмаков – в них не было никакой подстилки, даже клочка соломы – всякий горожанин пришел бы в ужас. Александр еще раз в душе вознес хвалу прозорливости Фигнера, в такой обуви он бы далеко не ушел, сапоги же выглядели "инородно" у рабочих-сезонников.

Пока теплая погода позволяла, путешественники старались не задерживаться в населенных пунктах, ночевали прямо в поле или в лесу, где уж застигнет темнота и усталость, но в этот раз пришлось завернуть в деревню. У Сащки и Фигнера закончились съестные припасы, и этим все было сказано. Куда податься? Сельмагов в провинции нет, но к услугам путников, почти как в России, безотказный "Иван Елкин" в местном исполнении, иначе говоря – кабак. На верхушке длинного шеста возле калитки виден издалека высохший букет из трех еловых ветвей и пучка дубовых листьев, перевязанных тряпочкой. Домик весьма занятный один из тех домов, какие можно видеть только во Франции и только там, где камень – большая редкость. Основательные, хотя и попорченные непогодой стены были сложены из кое-где подобранных обломков кирпича и булыжника, прочно вделанных в глиняную массу, словно бриллианты в оправу. Крыша, крытая соломой и тростником по стропилам из тонких жердей, грубо сколоченные ставни, дверь – все говорило о счастливых находках или выклянченных подарках. Но здесь не только "елка" на палке и вывеска "как у людей" имеется, бродячий живописец за бесплатный завтрак вывел на белой дощечке размером в два квадратных фута зеленую заглавную букву "У", а для людей, знающих грамоту, начертал следующий каламбур в четырнадцать букв: "Большое-У-поение". Слева от калитки сверкала яркими красками еще одна примитивная табличка с надписью "Лучшее мартовское пиво"; тут же была изображена огромная кружка пенящегося пива, а по обе ее стороны две фигуры – женщина в чрезмерно декольтированном платье – почти до самых сосков и гусар с непропорционально огромной саблей, оба весьма грубо намалеванные. Невзирая на цветы в палисаднике и чистый деревенский воздух, из лачуги несло тем же крепким соблазнительным запахом вина и всякой снеди, который ударяет в нос, когда приходится проходить мимо любой харчевни во Франции. Странное дело, в России от дешевых заведений для народа в "шибает" совсем по-другому, сивушный дух – это что-то, да плюс еще и другие сопутствующие "ароматы" добавляются.

Обстановка внутри кабачка спартанская, впрочем ничего другого и не стоило ожидать от такого захолустья, а вот изображенного на вывеске пива не оказалось и в помине. Хозяин заведения на Фигнера, попросившего кружечку пенного напитка, уставился во все глаза, как на идиота, местные употребляют вино, точнее винный напиток – продукт вторичной выжимки разбавленный водой.

Хорошо было Д`Артаньяну и тем трем оболтусам мушкетерам у Дюма, лакали вволю шампанское-бургундское бочками, закусывали свежей дичью, да еще и не платили по счетам ни черта. Иное дело наши путешественники, пришлось им скромно довольствоваться самым дешевым дежурным блюдом – рыбой по-матросски, пряностей здесь пихают во всякую пищу в изобилии, не иначе чтобы развести клиента на дополнительную выпивку. Пока подкреплялись, Сашка от нечего делать рассматривал как обстановку внутри харчевни, так и хозяина. Личность довольно примечательная, рослый и сильный мужчина, склонный к тучности, с черными курчавыми волосами, кирпично-красным лицом, усеянным лиловатыми пятнышками, глазами янтарного оттенка, взгляд жесткий и волевой, оттопыренными ушами с широкой кромкой. Мужик крепкого телосложения, вот только на внешность "бог обидел": лоб вдавленный, нижняя губа тяжело отвисла, верхние зубы торчат как волчьи клыки. Не очень-то человек походил, на привычных российских трактирных "сидельцев" с их отвисшими животами, да и в Пруссии такого за барной стойкой не встретишь, а вот с кистенем на большой дороге – запросто. Над колпаком очага поблескивало настоящее ружье: ложе у него какое-то обгорелое, ствол с виду неказист и, по-видимому, давно не чищен. Правда, для охраны такой лачуги, запирающейся на простую щеколду и отделенную от дороги низким частоколом с калиткой, всегда открытой настежь, и такое ружье излишняя роскошь, так что невольно возникает вопрос, к чему оно здесь. Но, во-первых, хотя ложе его не представляет ничего особенного, ствол и замок подобраны заботливо и, по-видимому, сняты с военного ружья, любой опытный мастер-оружейник мог бы констатировать, что все существенные части оружия в полной исправности, все налицо и ничего лишнего, это не украшение и не муляж. Еще одна отличительная особенность, в родном отечестве хорошо, если на деревню одна "пушка" есть, а здесь не такая уж редкость. У Александра сразу зародились нехорошие подозрения, он даже пожалел, что оставил пистолет в контейнере, но ошибся – хозяин таверны был профессиональным браконьером, а не разбойником. Занятие во Франции по крайней мере опасное, поскольку требует определенной ловкости и смелости, но все же не уровня "романтиков большой дороги".

Пообедав, Сашка с Фигнером тут же запаслись продовольствием, сделав все необходимые закупки. Приобрели у кабатчика хлеб, сыр, лук и копченое сало – выбрали приглянувшийся кусочек, из числа подвешенных под потолком на балках. Можно было взять нормального вина, но "пролетариям" не положено, поэтому ограничились винным напитком из виноградных выжимок, заполнили этим эрзацем одну их дорожных фляг, во вторую ранее набрали обычной родниковой воды.