— Семнадцать. Он так красиво ухаживал, что я…

— Брак по расчету, верно?

Гиацинта залпом выпила остатки шампанского в бокале и налила себе еще.

Генерал сглотнул, ощущая невероятную жажду.

— Неважно, — сказала она.

— Неужели за те годы, что я наслаждался сельскими пейзажами, маршал разбогател?

— Скорее обеднел еще больше, — сердито воскликнула она. — Шарль получил убогое поместье и скудные охотничьи угодья. А мне и вовсе достались какие-то крохи!

— То-то вы не спешите с ним бежать. И не жалко вам ребенка? Отправили его прямо в пасть людоеда.

— Юности полезны испытания, — равнодушно отозвалась Гиацинта.

Удрученный её цинизмом, генерал встал из-за стола.

— Постойте, — воскликнула горгона. — Давайте прогуляемся.

Трапп подошел к ней, присел на корточки и приподнял её юбки.

— Что? — пробормотала она. — Что вы делаете?

— Не в этих туфлях, милая, — сказал генерал. — Ваши каблуки не выдержат здешних ухабов, а подметки отлетят на первой рытвине. Найдите башмаки покрепче. Можете попросить их у Эухении.

Атлас лент и фианиты пряжек, изящество лодыжек и тонкая нежность алых чулок.

На секунду генерал даже забыл о выпивке, любуясь открывшейся ему картиной. Протянув руку, он погладил большим пальцем бугорок щиколотки.

— Жаль будет переломать на местных кочках такие ноги, — пробормотал он себе под нос.

— Отойдите от моих ног, — с опаской попросила горгулья. — Они мне еще пригодятся. Почему вы за столько лет не разбили здесь парк?

— О, он тут есть. Просто весь покрыт сорняками, а тропинки заросли крапивой. Но Эухения говорит, что где-то в его глубине растут яблоки.

— И что вам помешало нанять садовника?

— Видите ли в чем дело, — ответил генерал, усаживаясь на пол возле Гиацинты. Скрестив руки на пышных юбках, он улыбнулся ей снизу вверх, — у меня нет денег на садовника.

— У вас нет денег? — потрясенно спросила она.

— Совершенно нет, — простодушно повторил он.

— Промотали все свое состояние?

— Всё мое состояние где-то там, — пояснил он, — а я здесь.

— Но у вас же должен быть какой-то управляющий… ваш отец баснословно богат, в конце концов. Вы… постойте-ка, — горгона склонилась вниз, приподнимая лицо генерала за подбородок. — Вы хоть раз писали отцу о своих финансовых затруднениях?

Её мушки оказались прямо перед ним, и он пытался сосредоточиться на них, чтобы избежать её прямого, проницательного взгляда.

— Черт бы вас побрал, Трапп, — медленно произнесла она. — Вы вообще никому не писали?

Он упрямо отвернулся, прислонившись щекой к парче её юбки.

— Вы на всех обиделись, да, — с неприятной прямотой продолжала горгона. — Вы на всех обиделись и ждали, когда к вам протопчут тропу те, кто сочувствует? А вам не приходило в голову, что ваши родные не знают, где вас искать?

— Что?

Он вскинул голову, потрясенный её словами.

— Господи, какой идиот, — почти нежно простонала Гиацинта, откидывая пряди волос с его лица, — упрямый напыщенный идиот! По-вашему, отправив вас в ссылку, король всем разослал карточки с вашим новым адресом? Да он и сам, скорее всего, не знает, где вы, вот почему я попала сюда же! Джон сказал что-то вроде «уберите его с глаз моих подальше» и больше не интересовался вашей судьбой. А вы что? Сидели здесь и ждали, когда про вас вспомнят? Поверить не могу!

Трапп встал и выпил остатки шампанского прямо из горлышка бутылки.

Дышать стало немного легче.

— О чем вы говорите, — повторил он, словно вдруг утратив слух и возможность мыслить.

Горгона расхохоталась.

— Как вы могли быть таким идиотом? — всхлипывая от смеха, спросила она. — Хотя, конечно же, могли. Надменный гордец! Богатый мальчик из известной семьи! Вам все подавалось на блюдечке. Женщины вас обожали, карьера складывалась удачно, старый король вас боготворил! Вы же приносили ему победу за победой. И вы не привыкли… просить за себя.

Вместо ответа генерал развернулся и вышел из столовой.

В его каморке все еще стоял кувшин с вином, полным снотворного.

Залпом выпив то, что там осталось, генерал завалился на перину, с облегчением проваливаясь в мутное, полное неясных теней забытье.

Он проснулся уже за полдень, и сразу понял, что умирает.

Болела не только голова, но и все тело.

Что за отраву насыпала в кувшин эта женщина?

Кое-как умывшись и сменив одежду, он вывалился под мелкий летний дождь и покинул замок.

Стадо паслось в низине, в излучине реки. Обходя по широкой дуге коров, генерал добрался до дерева, под которым дремал пастух, и рухнул на траву рядом с ним.

— Мне так плохо, — пожаловался он.

— И вот что интересно, — отозвался пастух, — как великий генерал может бояться коров?

— Кто знает, что за мысли бродят между их рогами, — сказал Трапп.

Пастух залез в свою сумку и вытащил оттуда кувшин молока.

— Пей, — сказал он, — а то и правда помрешь.

Пастуха звали Лорелеей.

Ей было шестнадцать или около того.

Они подружились несколько лет назад, когда генерал без всякого дела бродил по округе, а смешливая девчонка с загорелыми локтями и облезлым носом швырялась яблоками

На самом деле, он не сразу и понял, что эта девчонка.

Так, щуплый мальчик-подросток, щелкающий кнутом и сплевывающий себе под ноги.

— А хлеба нет?

— Вот свалился на мою голову, — пробурчала Лорелея, покопошилась в сумке и отломила половинку от своей краюхи. — Что у тебя случилось?

Он рассказал.

Она лежала, жуя травинку, и на её лицо падал мелкий дождик.

— Обалдеть, — сказала Лорелея. — Финтифлюшка-то, похоже, права. Ты болван.

— Похоже, — согласился он, допил молоко и лег рядом, уставившись на пасмурное небо.

— Что будешь делать?

— По-прежнему ничего. К чему спустя столько лет ворошить былое?

Она помолчала.

— Кузнец ищет себе подмастерье.

— Смешно. Как твоя мама?

— Больше не кашляет. И вчера я отлупила паскуду Боба.

— Ого!

— Ага.

Дождик заканчивался, и солнышко робко проглядывало из-за туч.

— Приходи со своими братьями к нам на ужин, — предложил генерал.

— Ладно.

— Что… что это такое? — спросила горгона, глядя на целый выводок мальчишек всех возрастов, следовавших за Лорелеей по двору замка.

— Мои друзья, — ответил Трапп.

— Издеваетесь?

— Посмотрим, каких друзей вы заведете спустя десять лет в ссылке.

— Я не пробуду здесь и месяца, — прошипела горгулья.

— Ну да.

Лорелея подошла к ступенькам и задрала голову вверх, пытаясь разглядеть Гиацинту.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась она.

— У меня голова разболелась, — слабым голосом отозвалась гематома. — Пойду прилягу.

— Добро пожаловать, — провозгласил Трапп.

И в целом неплохо провел вечер, если бы не мерзкое чувство внутри его желудка.

Поздно вечером, когда гости отправились в свою деревню, унося с собой всю еду, которую могли унести, Трапп поднялся к горгоне.

Она яростно строчила письма, сидя за столиком в своей спальне. Возле лежала уже целая стопка написанных посланий.

В легком пеньюаре, с распущенными волосами и без всяких мушек и белил, она показалось Траппу незнакомкой.

— Что за ребячество, Бенедикт, — раздраженно сказала Гиацинта. — Для чего вам все это понадобилось?

— Пытался показать вам, что в ссылке тоже есть жизнь.

— Это не жизнь, — рассердилась она. — Но в вашей покорности судьбе есть какой-то подвох. Возможно, вы считаете, что не заслужили ничего лучшего?

— Вы так думаете? — рассеянно отозвался он, усаживаясь в кресло. Вытянув ноги, он откинулся на спинку и прикрыл глаза. — Ваш второй муж, канцлер Крауч, был очень жестоким человеком. Он любил издеваться над слабыми. Однажды он так сильно избил мальчишку-конюха, что тот остался калекой. Мы с ним плохо ладили, а вы?

Скрип пера прекратился. Подняв голову, Гиацинта бездумно смотрела в темный прямоугольник окна.