— Ну и вышвырнул бы! — тоже закричал Трапп. — Я и сам думаю, как бы отправить старика подальше!

Гиацинта нырнула под его руку и налила себе еще вина. Подышала открытым ртом, успокаиваясь.

— В любом случае, эти документы все еще у Люси, — сообщила она достаточно ровно. — И ведь снова в её дом теперь не полезешь!

— Оставь это Розвеллу, — посоветовал Трапп, — он разберется. Когда ты научишься не спасать меня за моей спиной?

— На себя посмотри! Ты вообще тайно женился! — огрызнулась гематома.

— Я женился, чтобы вытащить тебя из тюрьмы!

Она ошалело уставилась на него, а потом вдруг расхохоталась.

— Вот мы два идиота! — простонала горгона, сотрясаясь от смеха. — Два редкостных идиота! Кому рассказать — никто не поверит.

Трапп подошел к ней и обнял её сзади, прижавшись щекой к её щеке.

— Ты небритый, — пожаловалась она, но не попыталась отстраниться. Наоборот, откинулась назад, прижимаясь плотнее. — Объясни мне наконец нормально, что там у тебя приключилось.

Трапп объяснил, мешая свои слова с поцелуями. Изящная линия обнаженной шеи так и манила его к себе.

— Ну и дурак, — выслушав его, заключила гематома. — Я бы вполне спокойно провела еще несколько дней в камере, пока король бы не отошел. Что за блажь на тебя нашла?

— Сложно так просто объяснить, — он чуть отодвинул её, начиная расстегивать пуговки на платье. — Возможно, я слишком сильно люблю тебя, чтобы позволить…

— Ты — что?

Она так резко развернулась, что наполовину расстегнутое платье сползло с её плеча, как змеиная кожа. Трапп следил за этим процессом с интересом и пропустил тот момент, когда гематома перешла в наступление.

— О какой любви ты сейчас говоришь? — требовательно спросила она, хватая его за ворот рубахи.

В безжизненности матовых глаз что-то полыхало.

Трапп даже испугался, что она разорвет его в клочья.

— Что именно тебя так удивило? — спросил он с опаской. — Разве может быть еще хоть какая-то причина, по которой я творю одну глупость за другой?

— Конечно, — ответила она уверенно. — Ты меня хочешь. Ты десять лет провел в ссылке с Эухенией! А тут появляюсь такая я… Неудивительно, что тебя повело!

— Называй это как тебе угодно, — покладисто согласился Трапп. — Для меня столь тонкие материи — темный лес.

— Никакой любви не существует, — заявила гематома, поправляя платье. — Я с тобой лишь потому, что ты богат, влиятелен и у тебя сильное тело. Мне нравится твоя осанка и эти плечи… Но любовь? Что это вообще такое?

— Ох, дорогая, — вздохнул генерал. — Ты не могла бы быть чуть менее честной?

— Для чего? — Гиацинта взяла бутылку и переместилась вместе с ней опять на софу. Скинула туфли, вытягивая ноги. — Что я выиграю от лицемерия в данной ситуации? У тебя удивительный дар не ужасаться моим откровениям.

— Значит, — Трапп опустился на пол возле нее, — я с тобой из-за похоти, а ты со мной из-за удобства?

— Удивительно точно, генерал, — она склонилась вниз, чтобы чмокнуть его в ухо.

— Тогда за что у меня такой прекрасный синяк под глазом?

— Это вовсе не приступ ревности, не надейся! Я разозлилась из-за того, что ты тратил время на женитьбу, вместо того, чтобы поспешить и вызволить меня из тюрьмы.

— Для чего мне спешить из-за женщины, к которой я испытываю лишь плотское желание?

Она засмеялась.

— Ну где ты еще найдешь такую честную любовницу, как я?

— Просто душа нараспашку, — ухмыльнулся Трапп, стаскивая её с софы к себе на колени.

Вино разлилось, и красная струйка пролегла по шее и груди Гиацинты. Генерал склонил голову и лизнул густые капли.

— Не сбивай меня, — запротестовала горгона, — ты ведь наверняка считаешь, что буду цепляться за тебя, как кошка.

— Не будешь? — спросил Трапп, подкладывая ладонь под её голову, чтобы гематоме было удобнее философствовать.

Она смотрела на него с проказливым добродушием.

— Ты ужасный бабник, Бенедикт. Женщины вокруг тебя просто роятся, как мухи. Всё потому, что они чувствуют, что ты добрый. Ужасный порок. Добрый и богатый. Даже не знаю, что хуже.

— А ведь я тебе верен, как никому, — заметил он негромко.

— Молодец, — одобрила горгона. — Но твоя верность очень дешева. Думаю, тебе просто лень мне изменять. То одно, то другое. Короли с их глупостями. Волки всякие. Пираты вот теперь. Крестьянка ждет твоего ребенка, жена молится, а Цинни очень плохо спит без тебя, генерал. Я скучаю по тем временам, когда мы проводили ночи под открытым небом, и я чувствовала себя защищенной.

— Ты же знаешь, — сказал Трапп, легко поцеловав ей в уголок губ, — что все мои ночи принадлежат тебе.

— И пиратам.

— Это ненадолго. К весне я уже вернусь.

— Но ведь еще только осень, — гематома резко села. — Я думала… Тебя правда не будет всю зиму?

— Розвелл, Паркер, Чарли и Свон. Ты можешь располагать ими, как тебе будет нужно. Я надеюсь, что все будет спокойно, и, вернувшись, я не найду тебя в очередном замужестве.

— Не надейся даже, — она пыталась улыбаться, но выглядела печальной, — теперь я просто обязана выскочить замуж за первого встречного, чтобы ни в чем тебе не уступать.

— И завести беременного от тебя крестьянина?

Трапп поднялся на ноги вместе с Гиацинтой в руках.

С неё станется обзавестись новым мужем назло ему.

И как с такими опасениями уезжать далеко на юг?

— Давай не будем выходить из спальни следующие три дня, — попросил он, вспоминая, где тут эта самая спальня находится.

— Правда? — она обняла его за шею и поцеловала в синяк. — Ты целых три дня проведешь в постели и всё это время будешь только со мной?

— А ты опасаешься, что я приведу туда кого-то еще?

— Не удивлюсь, обнаружив Розвелла под подушкой. Или моего несостоявшегося милого мужа, Найджела. Говорят, он всюду возле тебя… не боишься разбить мальчику сердце?

— Вот за него можешь выходить, если тебя вдруг нестерпимо потянет замуж. Но лучше дождись меня.

— А еще лучше — я просто отправлюсь с тобой.

От неожиданности Трапп едва не уронил её мимо кровати.

— Эй, — возмутилась горгона, цепляясь за него, как кошка.

— Куда со мной? На флот? — опешил Трапп. — Да меня адмирал Лестедж даже на самое убогое суденышко с женщиной не пустит! Ты же знаешь этих моряков с их суевериями.

— Ну ты великий генерал или нет?

— Гиацинта, — простонал Трапп, — ты спятила?

Она уселась на кровати и потянула вниз рукава платья. Он отвернулся.

— Все равно нет! Я же не кукла на веревочках, чтобы исполнять все твои прихоти!

— Уверен? — шепнула гематома, обвивая его руками и ногами. — Уверен-уверен?

Верный своему слову, Трапп действительно провел трое суток перед отъездом в постели Гиацинты. Впервые в своей жизни он остался так надолго наедине с женщиной, и время казалось скользящей по стеклу каплей — медленно, но неумолимо оно стекало вниз.

В этом доме еще не было слуг, и только Паркер наведывался по утрам, оставляя корзины с едой и короткие записки с новостями. Трапп лично поддерживал огонь в каминах, не утруждая себя ни одеждой, ни какими-либо другими заботами.

В эти дни их ласки не были страстными или исступленными, как это бывало после ссор или разлук, но были преисполнены нежного пресыщения, неторопливости и какой-то неведомой прежде доверительности.

— Между прочим, — как-то заметила горгона, когда они глухой ночью вдруг вспомнили про еду, — ты меня изрядно разочаровал.

— Опять? — не удивился Трапп, с хрустом откусывая от крупного яркого яблока. — Что я сделал на этот раз?

— Кажется, твое влияние на короля преувеличено. Господи боже, ты даже не смог вытащить из тюрьмы женщину, не прыгая по указке какого-то там Ганга. Не так уж велик великий генерал.

— Старею, — согласился с ней Трапп, нисколько не расстроившись.

— Как непредсказуема жизнь, — с притворной грустью произнесла гематома, — еще недавно я была фавориткой короля, а теперь всего лишь любовница женатого стареющего вояки. Положение, не приносящее мне ни денег, ни славы.