– У тебя сегодня хорошее настроение, – заметил Люциус. – Видимо, тебе не повстречался мистер Макки.
– Кто? – не понял Харольд.
– Да так, один скользкий репортёр, – объяснила Тео. – Он подкараулил нас с Люциусом перед клубом. Похоже, подслушал нас вчера, когда мы были в Скотленд-Ярде, и теперь считает, что мы расследуем интересную историю, которую он мог бы во всех красках расписать в газете. Он вёл себя очень назойливо, и, если мы не будем осмотрительны, теперь он будет таскаться за нами повсюду.
– Нет, мне он не встретился, – покачал головой юный изобретатель. – Причина моего хорошего настроения в другом. Спешу вам сообщить, что Бутти официально невиновен!
– Что?! – У Люциуса округлились глаза от изумления.
Себастиан и Тео тоже подошли ближе, с любопытством глядя на Харольда.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Себастиан.
– Сегодня ночью в доме лорда Арчибальда снова кое-что произошло, – пояснил Харольд. – Был разбит дорогой китайский фарфор леди Элоизы. Но на этот раз Милдред застала преступника на месте преступления! Хотите верьте, хотите нет – это был Хуберт.
– Автомат-дворецкий?!
Харольд кивнул:
– Он самый. У меня ещё во время нашего вчерашнего визита возникло чувство, что с ним что-то неладно. Автоматы не сваливаются просто так с лестницы.
Люциус озадаченно кивнул. Ему этот слуга тоже показался странным.
– Предполагаю, что в обычных обстоятельствах он не боится змей, – добавила Тео.
– Ты о чём? – непонимающе уставился на неё Харольд.
– Ты что, забыл? Когда мы осматривали оружейную комнату лорда Арчибальда, мисс Софи улизнула из корзинки. Хуберт разволновался, словно моя тётя Офелия, когда я беру мисс Софи с собой на чаепитие.
– Точно, – согласился Люциус. – Это и в самом деле странно.
– К тому же, – продолжал Харольд, – анализ оружия, которое я прихватил с собой, однозначно свидетельствует, что разгромить коллекцию лорда мог только автомат! И никто другой. – Мальчик открыл рюкзак, с которым не расставался, и вытащил обломок катаны. – Оба клинка очень крепкие. Эту катану, например, свернули двести раз, что само по себе просто невероятно. Она не только острая, как скальпель, но и такая прочная, что человеку её сломать не под силу.
Себастиан понимающе закивал:
– Только механический человек обладает достаточной силой, чтобы сломать это оружие.
– Именно об этом я и говорю, – отозвался Харольд.
– Почему же Холмс этого не заметил? – недоумевал Люциус.
Харольд пожал плечами:
– Может, потому, что он не так хорошо разбирается в автоматах, как я? Многие считают этих дворецких, садовников и кучеров слабыми и совершенно безобидными, потому что они такие хрупкие на вид. Но внешность обманчива! Джеймс и Хуберт почти так же сильны, как военные модели, которые служат в британской армии.
Тео содрогнулась.
– Жуть, – пробормотала она. – Как подумаешь, сколько вреда могут причинить одни только лондонские автоматы…
– Но они этого не делают, – возразил Харольд. – Механические люди – машины, а не живые существа. Они не злятся, не ревнуют и не завидуют. У них нет чувств, да и разумом они обычно обделены. Поэтому им никогда бы не пришло в голову нарушить заложенную в них программу.
– Джеймс обладает чувствами и разумом, – вмешался Люциус. – Он почти как человек.
– О, благодарю, мастер Люциус, – гулко проговорил автомат-дворецкий. Он снял шлем, и из дырявых сварных швов на его голове вырвалось облачко пара. – Мне очень приятна похвала. Поэтому сегодня я с особым удовольствием приготовлю вам всем чай. – И он, довольный, потопал к верстаку.
– Да, Джеймс особенный, – согласился Харольд, глядя вслед своему творению. – Он действительно редкое исключение, потому что в него ударила молния.
– Может, в Хуберта тоже молния ударила? – предположил Себастиан.
Харольд с сомнением посмотрел на него:
– В Лондоне уже несколько недель не было грозы. Я бы наверняка заметил, если бы в соседний дом ударила молния.
– А искусственно такую молнию вызвать можно? – спросил Люциус. – Как в твоём блицшокере, только сильнее? Я имею в виду – мог ли кто-нибудь специально внушить Хуберту чувства, например злость на господина?
Юный изобретатель ненадолго задумался, а потом ответил:
– Наверное, мог. Это означало бы, что кроме нас ещё кто-то знает, как удар молнии влияет на механических людей. Но откуда? К тому же одного знания мало – его ещё надо реализовать на практике. Даже я не имею ни малейшего понятия, как удар молнии изменил ядро управления Джеймса. Отец тоже этого не понял, хотя внимательно осмотрел его потом. А уж если отцу не удалось выяснить, как пробудить у автомата чувства, то другие и подавно не смогут.
Люциусу пришла другая идея:
– Но ведь кто-то, наверное, мог перепрограммировать Хуберта? Думаю, не так сложно дать ему команду разрушить что-то в определённое время.
– Это верно, – подтвердил Харольд. – Можно саботировать устройство автоматов, как устройство любой машины. Тому, кто разбирается в программировании систем управления, это ничего не стоит. Да, само программирование занимает довольно много времени. Но потом для переноса данных достаточно лишь сунуть перфокарту с кодом в прорезь автомата.
Тео ему не удалось убедить до конца.
– Но зачем кому-то могло понадобиться внушить Хуберту страх перед змеями? – спросила она. – Или заставить его падать с лестницы?
– Юные господа, чай подан, – возвестил Джеймс, протягивая Харольду напиток. Он успел достаточно хорошо изучить предпочтения друзей, и не было надобности спрашивать, что они будут пить – если, конечно, Харольд не выдумывал очередную новую смесь. Себастиан любил ройбуш, Тео – индийские сорта, Люциус – фруктовые чаи, а Харольд – горячий «Эрл Грей».
– Спасибо, Джеймс, – мальчик взял чашку и, легонько подув, посмотрел на остальных поверх её края. – Я отвечу на твои вопросы, Тео: вероятно, Хуберт упал с лестницы из-за сбоя в гиростабилизаторе. Он служит для того, чтобы автоматы могли удерживать равновесие и ходить прямо, как люди. Если кто-то и в самом деле саботировал Хуберта, халтурное программирование могло послужить причиной неполадок в системе управления.
– А страх перед змеями? – напомнила Тео. Она всё никак не могла простить дворецкому лорда Арчибальда нападок на мисс Софи.
– Нет, – признал Харольд. – В этом-то и странность. Его скверное поведение по отношению к нам не может быть ошибкой. Его или специально запрограммировали, или… – Он не договорил и покачал головой. – Не имею понятия.
– Как ни странно, потом Хуберт снова общался с нами приветливо, – заметил Люциус. – Когда провожал до дверей.
Харольд кивнул:
– Да. Будто в его системе управления боролись две программы: добрый Хуберт и злой Хуберт.
– Технические детали не так существенны, – вмешался Себастиан. – Куда важнее вопрос, почему Хуберт вообще сломал вещи лорда Арчибальда. И почему хотел свалить всё на Бутти? Кому выгодно, чтобы лорд Арчибальд горевал, а Бут попал в тюрьму? Согласитесь, Хуберт не преступник, а лишь чей-то инструмент.
– Это точно, – поддержал его Харольд. – Но каковы причины всего этого… – Он нахмурил лоб. – Тут я пас. Всё это так нелепо. У лорда Арчибальда, судя по всему, не было врагов, а уж у Бутти тем более. Добрее души не сыскать.
У Люциуса мелькнула неприятная догадка:
– Харольд, а что, если целью мошенников были вовсе не лорд Арчибальд или Бутти, а твой отец?
– Мой отец? Но почему… – Тут он сообразил. – Точно! Это ведь отец изготовил Хуберта. Если поползут слухи, что отец продаёт автоматы, которые в домах покупателей…
– Богатых и могущественных, – вставил Люциус.
– Вот именно. Если выяснится, что автоматы из дома Кейворов устраивают в жилищах новых богатых и влиятельных владельцев хаос… Тогда никто больше не станет заказывать у отца механических слуг, и его репутация будет разрушена!
– Как золотой кристалл власти едва не разрушил репутацию моего отца, – помрачнел Себастиан.