Кровь собиралась в желобах вдоль лестницы и, стекая к подножию пирамиды, выливалась багряным ручейком из каменной пасти пернатого змея Кецалькоатля.

Туда же, к подножию пирамиды, по лестнице скатилось обезглавленное тело бывшего правителя страны Чен Чак Шиб Чака. Внизу истерзанный труп уже поджидали служители Кецалькоатля, с ног до головы покрытые синей краской, а из одежды на них был только маштлатль.

Один из жрецов подхватил труп, быстрыми и точными движениями снял кожу и, надев на себя, закружился в священном танце смерти, присоединившись к другим чаакообам, танцующим в своих страшных одеждах.

Не успели закончиться жертвоприношения на главной пирамиде Кукулькана, как после окончания богослужений в святилищах Чичен-Ицы по мощенной камнем белой дороге, ведущей к Священному колодцу, под грохот тункулей и пение флейт отправилась погребальная процессия из паломников со всех сторон Земли фазана и оленя и жрецов, несущих носилки с прекрасно одетыми девушками, будущими невестами бога полей Юм-Каша. Впереди процессии шел великий человек страны Пуук Ах-Суйток-Тутуль-Шив. По обычаю ему полагалось надеть лучшие одежды, чтобы боги благосклонно приняли высокородного властителя. Но по приказу Хун Йууан Чака халач-виника Ушмаля вели на встречу к богам в простом пати крестьянина. Но даже в этой одежде можно было узнать некогда грозного правителя, с гордо поднятой головой шагавшего к Колодцу смерти. Вероломный Хун Йууан Чак, избегая кривотолков, решил прибегнуть к хитрости: мол, в том, что он наместник бога на Земле, нет сомнений, и подтверждением этому служит свергнутый, а значит, и отвергнутый богами его старший брат.

Что же касается Тутуль-Шива, гостя и друга отверженного Чак Шиб Чака, то его божественное происхождение можно было выяснить одним проверенным способом — отправить его по Колодцу смерти в обитель богов. И если через три дня и три ночи он вернется из мутных вод жертвенного сенота, значит, он и есть истинный посланец богов, имеющий право решать судьбы людей, в том числе и тех, кто усомнился в его божественном предначертании. Некоторые правители городов таким способом не раз избавлялись от конкурентов на престол. Из глубин жертвенного сенота еще никто не возвращался. И всетаки Хун Йууан Чак пребывал в смятении. Сказанные Тутуль-Шивом этим утром слова не давали ему покоя.

Как он мог догадаться, что его непременно скинут в Колодец смерти? Почему у правителя Ушмаля такая уверенность в том, что он вернется? Может, это всего лишь одно из проявлений жажды к жизни? Он не раз наблюдал, как обреченные на смерть, обезумев, теряли связь с реальностью, возомнив себя бессмертными. А может, это хорошо спланированный заговор? Хун Йууан Чак терялся в догадках. Не дожидаясь жертвоприношений, его новый союзник Ош-гуль вдруг покинул Чичен-Ицу и ускоренным маршем направился в Ушмаль, даже не насладившись смертью своего давнего врага. Что-то произошло этой ночью. И это «что-то» в корне изменило планы карлика. Может, причиной тому был второй шрам, чудесным образом появившийся за эту ночь на его и без того обезображенном лице?

Только тупой правитель Майяпана не выказывал никакого волнения. Напротив, он ликовал. И в своей слепой радости не заметил ни ухода из города охотников, ни таинственного исчезновения всех рабов и торговцев, сопровождавших караван халач-виника Ушмаля. Это необъяснимое сверхъестественное исчезновение пугало Хун Йууан Чака не меньше живого Тутуль-Шива.

Ни слуги, ни рабы не могли бросить своего господина против его воли. Да и как вообще они могли узнать о заговоре? И для чего тогда остался сам Тутуль-Шив? Под грузом этих мрачных мыслей Хун Йууан Чак наблюдал за процессией, идущей к Священному колодцу. Сияющий вид Хунак Кееля, его излишняя возбужденность раздражали Йууан Чака. Надрывный гул раковин-горнов возвестил о начале жертвоприношения. Паломники и жрецы запели торжественные гимны. Выбросив в сенот за руки и за ноги одурманенных травяным напитком девушек, жрецы принялись за Тутуль-Шива. Они омыли его тело в бане, умастили душистыми маслами, затем чаакообы глиняными черепками нанесли на него синюю краску, надели пати и вывели на небольшую площадку, одним своим краем нависавшую над водой Священного колодца. По периметру площадки стояли глиняные сосуды, в которых курился сладкий копал. Тутуль-Шив подошел к ее краю.

— Как видишь, я сдержал обещание и пришел на встречу с тобой, — Хунак Кеель, наблюдавший за жертвоприношением в окружении своей свиты, как всегда, блистал нарядом и злорадно улыбался. За его спиной, как и во время игры в пок-а-ток, стоял все тот же жрец. Теперь, всего в нескольких шагах от своего бывшего господина, даже шлем в виде белой цапли не мог укрыть лицо предателя чилама Игуаль Син Тамина.

Гордо вскинув голову, Тутуль-Шив коротко кинул в сторону двух правителей:

— Я вернусь.

Он сделал шаг и, пролетев около сорока локтей, с шумом погрузился в зеркальную гладь воды. Еще некоторое время воды сенота в волнении бились о крутые стены карстового колодца, пока наконец не улеглись, словно после некоторого раздумья согласившись с принесенной им жертвой.

Лже-Кукульцин растворился в воздухе сразу же после того, как в храм влетел орел. С его исчезновением Тутуль-Шив почувствовал, как все его тело постепенно наливалось живительным теплом, будто он — герой священной Книги Советов, черпающий божественную силу из специально приготовленных девяти напитков. И совсем скоро, как и у первых людей, его тело обрело способность к движению.

— Великие боги, я успел, — в голосе гордой птицы слышались нотки облегчения. Взмахнув крыльями, орел сбросил с себя оперение, обернувшись учителем халач-виника.

— У нас мало времени, Тутуль-Шив, и то, что колдун благодаря своей магии подошел слишком близко к тебе, подтверждает это. В амулете на твоей груди не только магический порошок. В нем с помощью заклинаний я укрыл свое уай, и лишь благодаря тебе я имею связь с миром живых и только советом могу помочь тебе в борьбе с колдуном. Все остальное — овладение твоим телом и прочая ерунда — уловки карлика. Попытка запутать тебя, сбить с толку. Попади амулет в руки Ошгуля, и я пропаду навсегда. В одиночестве ты не сможешь противостоять карлику, и все чаяния на воскрешение народа майя, нашу культуру, знания будут напрасны. Теперь настало время, когда я расскажу тебе обо всех своих замыслах. Мне известны чувства, когда ты не можешь противостоять неотвратимо надвигающимся событиям, обвиняя в этом злую волю. Я знаю, что в этой своей безысходности ты склонен обвинять меня. Но это не так. Виной всех твоих злоключений черная магия Ош-гуля. Ты смог оценить его чары во время сражения, когда в ослеплении ты принял раба за самого карлика. Но это лишь маленькая толика той власти над разумом других людей, которой обладает колдун. Когда ему удалось добраться до хижины, я сумел рассеять его колдовство, и пока твое сознание было затуманено, я заставил тебя принять зелье из трав в амулете. Невольно мне помог попугай, которого ты купил на рынке Чичен-Ицы, — заметив изумление на лице своего ученика, он добавил: — Ловушки Ош-гуля коварны. Попугай был невольным соглядатаем черного колдуна. Это он под покровом своей магии продал тебе попугая. Все, что только могла услышать или увидеть эта птица, становилось достоянием Ош-гуля.

Отсюда и его осведомленность о твоих планах. Теперь о главном. Боги Шибальбы наделили черного мага Ошгуля небывалым могуществом, и даже мне все трудней противостоять его чарам. Но для того, чтобы он поверил в свое превосходство, мне пришлось пустить его в святая святых — под свод этого священного храма. Теперь его путешествие по Дороге богов — вопрос времени.

До того момента, как он сумеет это сделать, нам с тобой предстоит пройти нелегкий путь. Под сводом храма Судеб мне открылась истина. Она в том, что каждый из нас идет своей, уготованной для него свыше сакбеооб.