— Повелитель, простите мою дерзость, но мне кажется, что после его смерти следовало бы устроить в память о посланце богов игру в пок-а-ток. И еще этот воин…

— Неплохо, жрец. Я дам распоряжение, — неверно истолкованное хладнокровие чилама немного успокоило Хун Йууан Чака. — Насчет воина не беспокойся, как только будет убит самозванец, он отправится к праотцам.

Вернувшись обратно в храм, Игуаль Син Тамин жестом подозвал воина.

— Когда мы выйдем из святилища, ты укроешься за колонной слева от лестницы. После того, как я произнесу: «Посланец богов», ты пустишь отравленный шип в того, кого вынесут в кресле из храма. Тебе все понятно? — воин кивнул головой. — И смотри у меня! Если что не так, я сам достану из тебя кишки.

Отправив солдата, служитель Кукулькана поднялся в святилище. Два чилама уже ждали его. Все было готово к последнему допросу. Игуаль Син Тамин поднял глаза.

Рядом с жертвенным алтарем в деревянном кресле сидел Ах-Суйток-Тутуль-Шив. Он в упор смотрел на бывшего чилама Ушмаля. Впервые за последние дни жрец не отвел взгляда от недобрых глаз своего господина.

— Человек, тебе известен счет? — спросил он.

— Известен.

— Считай! — приказал Игуаль Син Тамин, и Тутуль-Шив начал счет:

— 20 тунов равны к’атуну; 20 к’атунов равны бак’туну; 20 бак’тунов равны пиктуну; 20 пиктунов равны калабтуну; 20 калабтунов равны к’инчильтуну; 20 к’инчильтунов равны одному алавтуну, или 25 040 000 000 дней, — Тутуль-Шив снисходительно улыбнулся. — Если ты помнишь, жрец, я уже отвечал на эти вопросы пятнадцать тун назад. Впрочем, ты мог этого и не слышать. Тогда ты был всего лишь ахменом. Что ж, неси свои книги-звездочеты, я расскажу тебе, когда богам будет угодно спрятать от людей днем солнце, а ночью луну. А может, тебе интересна Шаман Эк, звезда, которая никогда не меняет своего положения на небе? Или показать тебе, как по расположению скопления Цаб определить, когда наступит праздник Нового огня?

Вместо ответа Игуаль Син Тамин спросил:

— Какова твоя пища?

— Принесите Солнце, дети мои. И пусть оно лежит растянутое на моей тарелке. А на ней кованый пик неба, в середине его сердца. На Солнце должен будет помещён Великий ягуар, пьющий свою кровь. Смотри, солнце, которое требуется ими: священное жареное яйцо. Смотри, пик и пересечение неба, замешенное в сердце: то, что мы называем «благословение». Смотри, зеленый ягуар, крадущийся сверху, пьющий свою кровь; зеленый перец чили, который является ягуаром[29].

Это была загадка, ответ на которую знали только посвященные. Всего загадок было семь, и в каждой заключался потаенный смысл. Тутуль-Шив ждал следующего испытания, когда Игуаль Син Тамин приказал двум чиламам, присутствующим на допросе, оповестить собравшихся у храма паломников о том, что сейчас ах-кин-маи города Чичен-Ица огласит результат испытания посланца богов. Служители Кукулькана удивленно переглянулись, так как еще не все формальности были соблюдены, но ослушаться главного жреца страны Чен не осмелились.

— И пришлите сюда четырех крепких ахменов, — приказал он им.

— Ну что, неверный чилам, вот мы и одни… — Тутуль-Шив хотел добавить еще что-то, но тут Игуаль Син Тамин упал к его ногам.

— Думаешь, это тебя спасет? — презрительно фыркнул халач-виника.

— Нет, повелитель времени, несравненный Ах-Суйток-Тутуль-Шив. Я прошу позволить мне исправить мое предательство и ценой своей жизни спасти вашу…

— …И поэтому правители Шибальбы забрали дух Ах-Суйток-Тутуль-Шива, теперь навсегда, — Хун Йууан Чаку пришлось самому объяснять изумленному люду причину смерти своего племянника, замертво рухнувшего на лестницу храма.

Игуаль Син Тамин отчего-то молчал. Лишь теперь некоронованный халач-виника Чичен-Ицы заметил, что жрец немного поубавил в комплекции, а огромный шлем в виде белой цапли был надет таким образом, что полностью закрывал голову. Лицо же племянника, лежащего в неестественной позе, он не видел вовсе. С самого начала этого фарса, когда четверо ахменов вынесли его в кресле из храма, лицо было скрыто блистательным плюмажем из перьев. Искушенный в интригах царедворец слишком поздно понял, почему, нарушая установленный протокол, посланца богов вынесли в кресле, а не просто вывели в сопровождении жрецов. Игуаль Син Тамин был заметно выше халач-виника Ушмаля.

— Дети солнца, Хун Йууан Чак лжет! — сказал человек в белых одеждах служителя Кукулькана. Он снял шлем, и перед изумленной многотысячной толпой предстал сам Ах-Суйток-Тутуль-Шив. Многотысячная толпа ответила вздохом удивления. — Боги уберегли меня и на этот раз. Хун Йууан Чак, предавший смерти своего брата и вопреки воле богов стремящийся занять место халач-виника Чичен-Ицы, хотел убить и меня, посланца богов. Но вместо этого он умертвил чилама, предателя Игуаль Син Тамина, понесшего заслуженную кару, — он скинул ногой богато украшенную тиару с головы лежащего подле него трупа, развенчивая обман. — Меня вернули боги, чтобы изъявить волю владык Шибальбы.

Тутуль-Шив подошел к ошарашенному Хун Йууан Чаку и вырвал из его руки копье халач-виника Чичен-Ицы, после чего занял кресло, в котором еще недавно сидел переодетый чилам. Кто-то из ахменов предупредительно оттащил в сторону труп. Тутуль-Шив сел в кресло и вытянул левую руку, указывая на Хун Йууан Чака.

Он хотел сказать, для чего он здесь, но неожиданно в глазах потемнело. Халач-виника как будто провалился куда-то и после недолгого падения почувствовал себя внутри другого человека. Тот, в ком он пребывал, с удивлением наблюдал за происходящим, явно не понимая, где находится и что творится вокруг него.

После короткого затмения Тутуль-Шив почувствовал, что вновь становится самим собой. Он, по-прежнему сидя в кресле, указывал на своего дядюшку, а собравшаяся у подножия храма толпа, затаив дыхание, ожидала, что же наконец скажет посланец богов. Тутуль-Шив в свою очередь быстро сообразил, что пауза слишком затянулась, и, пока не пришел в себя Хун Йууан Чак, решил действовать.

— Владыки говорят, — сказал он: — Хун Йууан Чак, помимо нашей воли, нанес на лицо татуировки халач-виника. Мы должны убедиться в том, что он достоин их. Пусть Хун Йууан Чак и Игуаль Син Тамин придут к нам на игру в мяч, как это однажды случилось с Хун-Хун-Ахпу и Вукуба-Хун-Ахпу[30], возомнившими себя равными с правителями Шибальбы!

— Это измена! — опомнившись, взревел Хун Йууан Чак. — Не слушайте самозванца!

— Ты ищешь блистательного Хунак Кееля? — с издевкой спросил Тутуль-Шив. — Халач-виника Майяпана в этот раз не поможет тебе. Иначе он ослушается воли богов и ему самому придется отправиться в Шибальбу.

Может быть, ты высматриваешь того, кто составит тебе пару вместо убитого чилама на тлачтле владык? Тогда возьми посланного тобой убийцу! Он стоит за той колонной, — и Тутуль-Шив указал на воина, бледная кожа которого была покрыта холодной испариной. От ужаса он даже не смог выпустить из рук трубки, доказательства своей вины.

— Не знаю, как тебе удалось спастись, но я все равно сотру тебя в порошок, — прошипел Хун Йууан Чак и подал кому-то тайный знак.

— Поздно, дядюшка, — ответил Тутуль-Шив. Из-за спины старого ах пполок ёки, так и не успевшего вступить на престол Чичен-Ицы, в окружении воинов Ушмаля вышел генерал Кумиль-Ах-Поп.

— Вот подтверждение моих слов, люди ица! — Тутуль-Шив скинул белый плащ ах-кин-маи и достал из скрывающейся под ним кожаной сумки Священный череп.

Толпа неистово взревела. Хун Йууан Чак был обречен.