— Повелитель времени, великий правитель народа шив, я всюду следовал за вами, но ваша отвага…

— Эта трусливая собака Ош-гуль нарядил в свои доспехи презренного раба, — будто невзначай бросил халач-виника и презрительно сплюнул. — Но как ты нашел нас?

— Боги послали мне в помощь орла, он указывал дорогу.

— Мы не ошиблись в тебе, Кумиль-Ах-Поп, — халач-виника поднял с земли батаба. Его лицо и доспехи были обагрены кровью. — В знак нашей признательности мы дарим тебе этот нож, — Тутуль-Шив протянул генералу ценный подарок.

— О, всемогущий…

— Не будем терять время, — прервал его халач-виника.

— Мы возвращаемся к сакбеооб. — И, повернувшись к чиламу, добавил: — Наш разговор не окончен.

Своих воинов Тутуль-Шив нашел подавленными. Отсутствие повелителя угнетало солдат. В некоторой степени это было на руку халач-винику. Все это время его преданные военачальники придерживались отработанной стратегии и с боями отходили к основным силам. Удерживая на флангах неприятеля, воины организованно отступали по дороге под прикрытием атл-атл — машин для метания копий. Появление Тутуль-Шива чуть не сорвало его замыслы. Ему пришлось умерить пыл воинства, воодушевленного присутствием своего господина, и продолжить отступление. После того как наседавшему на передний край врагу удалось подавить огонь воинов-метателей, отступление войска халач-виника стало походить на бегство. Вытесненный из сельвы ожесточенным сопротивлением, неприятель устремился в брешь на дороге. Наконец, когда изрядно потрепанные воины из ордена Орла завели неприятеля достаточно глубоко в расставленные Тутуль-Шивом сети, джунгли огласили воинственные вопли солдат, сидевших в засаде. Все произошло очень быстро. Потерявшие всякую осторожность, растянутые вдоль дороги ряды неприятеля не были готовы к нападению с флангов и, не оказывая должного сопротивления, вскоре были уничтожены.

После пышного празднества в честь убедительной победы Ах-Суйток-Тутуль-Шив отдыхал в своем дворце.

Он сидел в одной из любимых комнат своего отца. Как и много лет назад, ее белоснежное убранство навевало умиротворение и душевное спокойствие. Он редко бывал здесь. Может быть, оттого, что дух его покойного отца, как казалось Тутуль-Шиву, все еще витал в этой комнате. Они были далеки со своим царственным родителем. Тутуль-Шив не желал делиться своими мыслями с великим человеком Ушмаля даже после его смерти. Но сегодня в кресле своего отца, позабыв раздоры, он наслаждался протяжной игрой флейт, мелодия которой навевала воспоминание прохладного раннего утра из его далекого детства…

В то утро, после посвящения его в мужчины, он впервые был допущен сюда. По случаю посвящения отец преподнес сыну первый в его жизни подарок. Это был нож, недавно приобретенный у купцов из страны ацтеков. Если верить купцам, он прежде принадлежал одному вождю, чей народ встал на пути могущественного Теночтетлана. Ах-Суйток-Шив обнял сына и усадил напротив себя. Как и сейчас, тогда тихо играли флейты, и, казалось, в такт неторопливой мелодии между жемчужными островами раковин вместе с белоснежными волнами пуха проплывал их неспешный разговор. Они долго беседовали. Разговаривая на равных, отец и сын до позднего вечера делились своими самыми сокровенными мыслями, вынашивая планы совместного правления страной Пуук. Это был их первый и последний разговор по душам. Отец сыграл злую шутку с Тутуль-Шивом. На следующий день он прилюдно высмеял его наивные чаяния. «Если ты хочешь повелевать, — сказал он ему, — то никто, слышишь меня, никто в этом мире не должен знать твои истинные помыслы и желания, даже я». Возможно, именно поэтому Тутуль-Шив не дорожил подарком своего отца. Вскоре он принял сторону ордена желтых магов.

Удобно устроившись на мягком ложе, халач-виника закрыл глаза, пытаясь вспомнить ощущение покоя и беспечности, которым он позволял себе насладиться в редкие минуты отдыха. Покой не приходил. Что-то мешало великому человеку Ушмаля расслабиться. Как червоточина в спелом плоду дерева рамон портит его тонкий вкус, так и непонятная тревога, точившая халач-виника изнутри, отравляла отдых. Тутуль-Шив недовольно поерзал и открыл глаза. «Бесполезная трата времени», — огорчился он. Мысль об исчезнувшем Ошгуле уже который день не оставляла его. Сведения Хун Йууан Чака об объединении племен охотников в Диких землях оказались достоверны. Теперь было ясно, кто и с какой целью возглавил армию дикарей. Но виновник всего этого пропал вместе с остатками своего войска.

Несмотря на одержанную победу, Тутуль-Шив был уверен в том, что его противостояние с карликом-колдуном только начинается и что приглашение Хун Йууан Чака посетить Чичен-Ицу в канун праздника Нового огня как никогда кстати. Повелителю Страны низких холмов не мешало заручиться поддержкой двух могущественных городов. Были у него и сомнения. Тутуль-Шив не мог забыть того гонца, который заверял Ош-гуля в том, что халач-виника Ушмаля отправится в Чичен-Ицу на праздник. Откуда он мог знать это наверняка, если Тутуль-Шив сам до конца не был в этом уверен? Не было ли это нападение частью хорошо спланированного заговора против него? Что, если план этот придумал дядя Хун Йууан Чак, вручивший это приглашение? А может, здесь замешан другой его родственник Чак Шиб Чак, великий человек Чичен-Ицы? Если так, то приглашение на празднество преследует совсем другие цели. В любом случае Ош-гуль нескоро оправится от поражения, а его дядьки, если даже имеют какие-либо виды на престол Ушмаля, не осмелятся после столь оглушительной победы открыто выступить против законного правителя.

Единственный способ развеять сомнения — это прибыть на праздник Нового огня и выяснить все на месте.

На случай измены у него был припасен один хитроумный план. Так рассуждал Тутуль-Шив перед тем, как прийти к окончательному решению. Он вызвал к себе Кумиль-Ах-Попа и отдал распоряжение снарядить караван на родину своих предков Чичен-Ицу, в город, который сохранил в своем имени название племени его матери. Некогда племя это основало священный центр Земли фазана и оленя, славный своим историческим, архитектурным и духовным наследием.

— Повелитель, мы у стен обители богов.

Великий человек Ушмаля мог бы и сам заметить это по потоку паломников, прибывающих из разных сторон Земель фазана и оленя, но полуденный зной и размеренное покачивание палантина разморили его.

Он нехотя откинул занавеску и выглянул наружу. Нестерпимо палило солнце. Его караван, состоящий почти из тысячи человек, пробивал себе дорогу сквозь многочисленную армию паломников и торговцев. Чем ближе они подходили к городу, тем сильнее становилась толчея. На обочинах сакбеооб толпились вытесненные караванами небольшие группы крестьян и мелкие торговцы пполомы. Всюду слышалась ругань, раздавались крики ах пполок ёков и удары бичей, подгонявших нерадивых рабов. Продвижение затруднял кордон из гвардии Чак Шиб Чака, предусмотрительно собирающий у воинов оружие на время празднества. Только знатным вельможам и их личной охране дозволялось носить оружие, подобавшее их статусу.

Караван Тутуль-Шива вступил в старую часть города. Последний раз он был здесь после смерти своего отца. Тогда, вступив на трон Ушмаля, он прибыл сюда, чтобы заключить военный союз со своим дядей, великим человеком Чичен-Ицы. Этот город, который по праву можно было назвать гегемоном Земель фазана и оленя, носил признаки двух великих культур. В его архитектуре уживались звездочеты и воины, созерцатели и непревзойденные строители, ученые и мясники. Старую Чичен-Ицу строили предки по линии его матери, новую возводили под руководством пришедших сюда завоевателей, прямых потомков его отца. Тутуль-Шив хорошо знал обе его части. Архитектуру нового города насаждал кровавый культ Кецалькоатля. Во всем здесь чувствовалась практичность, перемешанная с солдафонством. В новых постройках уже не было той филигранности и легкости, что присутствовала в старой Чичен-Ице, полуопустевшей части духовной столицы Земли фазана и оленя. Палантин Тутуль-Шива следовал мимо старого дворца с такими же небольшими кельями для служителей культа, что и в Ушмале. Кукульцин и маленький Тутуль-Шив раньше были частыми гостями родственника Чак Шиб Чака, и будущий халач-виника Ушмаля нередко бродил среди памятников былого величия своих предков. Он отлично знал расположение комнат этой постройки. Дворец пустовал, зодчие майя так и не успели возвести второй этаж, украсив рельефом лишь одно из восемнадцати помещений. По мере продвижения каравана один за другим, словно призраки из далекого детства, перед взором великого человека Ушмаля вставали старые заброшенные здания. Тутуль-Шив с сожалением подумал о том, что уже никогда рука мастера не коснется остывших стен, чтобы оживить их тончайшим орнаментом сцен из жизни богов. Возле восточного крыла дворца находилась еще одна постройка. Это был один из пяти уцелевших прямоугольных столпов, расположенных вокруг города. Его огромный фасад с искусными масками Чаака украшали фигуры четырех животных: краба, черепахи, моллюска в раковине и броненосца, удерживающих божественное Небо. Но даже они не смогли защитить город от падения, когда однажды в Чичен-Ицу пришли воины Кецалькоатля…