Путь оказался не таким уж и долгим, но для меня он длился целую вечность. Эта странная опция времени то замедляться, то ускоряться до невозможности, сейчас жутко меня нервировала.

Автомобиль остановился прямо у моего подъезда. Волна первобытного страха немного спала и накатила какая-то странная, нечеловеческая усталость, будто за этот вечер я сразу же прожила несколько жизней.

— Ты вся дрожишь, — отметил Женя, а я уже давно перестала это замечать. — С тобой всё в норме?

— Нет. Но спасибо тебе за то, что подвез, — я глянула на своего бывшего парня и отчётливо ощутила ту непроходимую бездну, что существовала между нами. У него — беззаботная жизнь студента, — у меня же — полный хаос по всем фронтам. — Правда, спасибо, — я вышла из машины и быстро зашла в подъезд, всё еще боясь, что кто-то наброситься на меня сзади.

Поднявшись на нужный этаж, я уже хотела открыть своим ключом дверь, как она сама неожиданно поддалась, и на пороге возник Макс. Его разбитые брови, и синие скулы с опухшей нижней губой свидетельствовали о непростом бое. Карие глаза сейчас казались мне темней обычного. Он злился, только не знаю на кого и почему.

— Где ты была? И что с твоим телефоном? — сухо спросил Максим, окинув меня изучающим взглядом.

— Нам нужно серьезно поговорить, — устало заявила я, протискиваясь между телом Макса и дверным косяком в квартиру.

После встречи с Щербицким, его угрозами и ультиматумами, я уже просто физически не могла бояться грядущего разговора. Единственное, что нервы давали о себе знать, поэтому я ходила туда-сюда по комнате, пока Максим сидел на диване и ожидал от меня услышать хотя бы слово.

Я рассказала всё, как было, ничего не утаив. Это было сложно, трудней, чем когда-либо. Голос предательски дрожал, к горлу подступил ком, но я запретила себе останавливаться на полуслове. Макс слушал меня, не перебивал, ничего не говорил, почти не двигался, только хрустел суставами на счесанных боем пальцах.

Мне было стыдно за свой поступок. Если бы я не струсила и всё сразу рассказал, то возможно ситуация сложилась иначе, а может быть и усугубилась. Я окончательно во всём запуталась, потерялась и искренне не понимала, как мы выберемся из этого болота.

Когда мой рассказ был окончен, я остановилась и глянула на Макса, он устремил суровый взгляд в одну точку. Пока я ждала хоть какой-нибудь реакции, то, кажется, прожила еще несколько жизней. Дышать нормально не получалось, а сердце тяжело стучало в груди, рождая в ушах неприятный шум.

Именно сейчас всё должно решиться. Благополучие Макса оказалось для меня важней собственной гордости. Да, я была готова унизиться, пожертвовать собой, только для того, чтобы его никто не тронул. Но оценит ли этот поступок Максим? Сможет ли он понять то положение, в котором я оказалась? Это была слишком жестокая проверка чувств.

Макс был черней тучи. Я видела, как эмоции на его лице сменяли друг друга. Шок перетекал в злость, злость в удивление, затем опять в шок и так по кругу. Он не ожидал от меня такого, я и сама не думала, что могу поступить подобным образом.

Сейчас я вверила в руки Макса дальнейшую судьбу наших отношений. Выбор теперь оставался за ним. Я свой уже сделала, когда пошла на поводу у Щербицкого, стремясь уберечь человека, который мне дорог, которого я люблю, несмотря на наши ссоры, разногласия и прочее.

Я слышала, как тикают часы, настолько прочной была тишина между мной и Максом. Это сводило с ума. Я нервно кусала свои губы, ожидая приговора. Меня снова начинало трясти, а комната перед глазами от переживаний резко закачалась.

Макс медленно поднялся на ноги и впервые с того момента, как я начала свой рассказ, он посмотрел на меня. Взгляд его карих глаз был тяжелым, всю эту тяжесть можно было почти, что ощутить физически. Усталость, скопившаяся за последнее время, тенью упала на любимое лицо. Макс был надломлен не только моим поступком, но очевидно и всем произошедшим.

Он продолжал смотреть на меня и эта вселенская грусть, смешенная с сожалением, в глазах Максима жгла мне грудь. А как всё начиналось! Просто поход в клуб, просто случайная встреча, он — преподаватель, я — студентка. И во что мы превратились? Макс подошел первым и забрал меня, всю трясущуюся и на грани нервного срыва в свои крепкие и теплые объятия. Это именно то, что мне сейчас было крайне необходимо. Моя личная панацея от всех бед и страхов.

— Я убью его, — вдруг тихо с рыком дикого животного прошипел мне на ухо Максим, тем самым разрушив мою секундную гармонию, зародившуюся в любимых руках.

Я отскочила в сторону, будто бы меня кипятком облили, и ошарашенным взглядом уставилась на Макса. Он не шутил, я это сразу поняла по его серьезному выражению лица. И это было страшно, по-настоящему страшно, когда близкий человек доведен до запретной грани.

— Даже не смей думать о таком, — я ударила его в плечо, но Максим не шелохнулся.

— Я не смогу теперь спокойно жить, зная, что Щербицкий принудил тебя к подобному, — металл в его голосе обжигал и ранил.

— Ты себя слышишь?! С ума сошел? Тебя же за это посадят! А он… Он добьётся своего, разделив нас! Мы должны сесть и подумать, как нам быть дальше. Этот Щербицкий превратил тебя в пушечное мясо. Я не могу видеть тебя таким, — меня, наверное, раз уже в сотый за прошедший день затрясло, и я расплакалась. Я плакала до раздирающей боли в груди, до нехватки кислорода в легких, до полного изнеможения.

Макс снова заключил меня в объятия, отнес в спальню, аккуратно уложил в кровать и качал в своих руках, будто маленького ребенка. Я же продолжала плакать, но уже не потому, что не могла остановиться, а чтобы хоть как-то освободиться от неподъемного груза, который лег мне на грудь.

— Всё будет хорошо, — тихо шептал на ухо Макс, нежно целуя мое лицо. — Моя маленькая, всё будет хорошо.

Его убаюкивающий голос сыграл со мной злую шутку — я уснула тогда, когда этого делать вообще нельзя было. Просто во мне не осталось сил, только и получалось, что дышать, хоть как-то помогая своему организму жить. Мне ничего не снилось. Сон больше напоминал темную густую субстанцию, что обволакивала меня, буквально утаскивала на самое дно.

Когда я в следующий раз открыла глаза, за окном уже прослеживались первые предрассветные намеки. В комнате было как-то холодно, серо и до жути угрюмо. Я поежилась, ощущая, что руки и ноги дико замерзли, хотя меня укутали в одеяло.

Осмотревшись по сторонам, я не обнаружила рядом с собой Макса. Меня всю передернуло, а страшные мысли тут же тенью скользнули в сознание. Он не мог. Не мог пойти на такой отчаянный шаг. Я верила в благоразумие Макса, но при этом уже вскочила с кровати, чтобы броситься на его поиски. Запутавшись в одеяле, я рухнула на пол, но быстро поднялась и выбежала в гостиную. Она была пустой и казалась какой-то совсем чужой. В ванной Максима тоже не оказалось, и последним пунктом была кухня. Сердце от облегчения ухнуло куда-то вниз, когда я увидела знакомый силуэт, стоявший у окна. Здесь. Рядом. Я улыбнулась, но тут же нахмурилась. Что-то было не так.

Я на каком-то ментальном уровне ощутила мощные потоки напряжения, исходившие от Макса. Его широкая спина была немного сгорблена, одна рука уперлась в подоконник, будто это единственный выступ, который помогает не упасть в пропасть. Во второй руке я обнаружила телефон. Длинные пальцы с такой силой сжимали смартфон, отчего кожа на них побелела, и казалось еще немного и мобильник треснет.

— Макс? — настороженно обратилась я. — Что с тобой?

— Звонили из больницы, — отстранённым и каким-то надтреснутым голосом проговорил он. — Лиза пропала. Ее не могут найти. Тут явно не обошлось без Щербицкого.

(Макс)

Мне стоило огромных усилий убедить Соню отправиться в университет. Она переживала и за меня, и за Лизу, которая сейчас непременно находилась в руках Щербицкого. Я понимал Сонину тревогу, но сейчас будет лучше, если она уедет на учебу.