Толпа ревела и требовала зрелищ. Ждать этих самых зрелищ долго не пришлось. После того, как соперники были представлены, начался бой. В тот момент мне казалось, что я умру от разрыва сердца, настолько сильно был повышен градус моих переживаний.

Я наблюдала исключительно за Максом, абстрагировавшись от всех внешних звуков. Всё происходило как в замедленной съемке, я видела, как он наносил удары руками и ногами, как отклонялся в стороны, зажимал противника в углу, блокировал нападение. Это зверский способ заработка.

— Не трясись, — насмешливо произнес Щербицкий у самого моего уха, обдавая горячим дыханием, пропитанным сигаретным запахом. — Шайба уже давно всех нервирует и сегодня это его последний выход на ринг. Багир просто играется с ним, радует публику, позже он сделает свое дело.

Всё это звучало ужасно и мерзко. Несколько раз Шайба сильно ударил Макса ногой в бок, меня дернуло так, будто я получила этот удар. Максим зашатался, но не упал. Бой продолжился. Вскоре меня опять чуть инфаркт не схватил, когда противник ударил Макса в нос, и тот, пошатнувшись уже значительно сильней, перешел в активное наступление. Максим не оставил Шайбе ни единого шанса на победу, нанося удар за ударом, несмотря на то, что кровь из носа залила ему лицо и грудь. Всё случилось быстро и вот Шайба уже валяется на полу и не подает признаков жизни. Ведущий или судья, или кто он здесь вообще такой, подошел к поверженному противнику, нащупал пульс, кивнул кому-то и похлопал Шайбу по лицу, тот постепенно пришел в себя.

Толпа свистела и кричала, радуясь победе и вероятно тем деньгам, которые они заработали, а мне вот вообще не до радости было, вдруг захотелось плакать.

— Я же говорил, — ухмыляясь, произнес Щербицкий. — Багир — зверь и знает свое дело.

Мы сидели на кухне. За окном уже давно была глубокая ночь. Я держала в своих руках чашку с уже остывшим чаем, таки и, не сделав ни единого глотка. Не могла, не получалось.

Макс сидел напротив меня и пересчитывал деньги, которые ему вручил Щербицкий за выигранный бой. Я прожалась тому, что, несмотря на то состояние, в котором сейчас находился Максим, он отдавал полный отчет всем своим действиям. Нос, к счастью, не был переломан, но вот под правым глазом уже багровел синяк, а на переносице проступила небольшая горизонтальная ранка. Колени немного сбиты, ровно, как и костяшки на кулаках. Такое зрелище лично для меня было болезненным.

— Мне не нравится то, во что ты ввязался, — тихо заявила я, ставя чашку на стол.

— Ты могла остаться дома и не видеть всего этого, — спокойно произнес Макс, продолжая считать деньги.

— Но я всё равно бы увидела тебя таким, — мой голос предательски дрогнул.

— На мне заживет как на собаке, — он улыбнулся, а мне стало страшно оттого, что Максим настолько легкомысленно относился к себе, к своему здоровью.

— Может, нам лучше подумать над другим вариантом, где можно заработать?

— Сонь, — Макс глянул на меня с некоторым раздражением во взгляде, мне стало не по себе. — У Лизы сейчас есть реальный шанс выздороветь, понимаешь? Больше его может и не быть. Мне нужны деньги, причем немедленно и раз так сложилось, что бои дают мне эти деньги, то я готов несколько раз разбить себе лицо и кулаки.

— Но это неправильно, так не должно быть. Ты ведь гробишь себя.

— Осмотрись вокруг. Всё, что ты видишь — заработано мной на боях, не за преподавание в университете, а на боях.

— Это всё равно не повод, — с нажимом проговорила я. — Можно взять кредит, попросить отсрочку?

— Отсрочку у смерти не возьмешь, — едко заметил Максим. — А кредит, чем я буду, по-твоему, выплачивать?

— Я могу устроиться на работу.

— Не смеши. Отыграю еще пару боев и выйду из игры так же, как это сделал и раньше.

— Только пару? — я вцепилась за этот обрывок фразы, как в спасательный круг.

— Да, — твердо ответил Максим, и я ему поверила.

Через пару дней в университете все оживленно обсуждали внешний вид Макса. Я ему говорила, что лучше взять несколько отгулов, пока не сойдут синяки, но он не захотел прислушиваться. Это было невыносимо слышать в столовой и коридорах бесконечные сплетни и подтрунивая в мою сторону.

— Сонька, а что с нашим преподом? Огрела его сковородкой? — хохотали мне в спину мальчики, пока я шла в аудиторию.

— Сонь, что произошло на самом деле? — допытывались Лена и Наташа перед началом лекции.

— Ничего, — нервно отвечала я, осознавая, что эта тема сидит уже в печенках.

И так происходило изо дня в день, ровно до того момента, пока внешний вид Максима не пришел в норму, а потом всё начиналось заново. Мне было трудно справиться с таким пристальным вниманием к нашим отношениям, такое ощущение, будто тебя рассматривают под микроскопом. Из-за этого весь мир вокруг меня начал медленно рушиться. Идиллия, которая казалось, будет длиться вечность, подошла к концу.

Я всё чаще и чаще становилась нервной и сердитой, срывалась на Максе. Он какое-то время пытался урезонить меня, но затем и сам влился в эту опасную «игру». Мы будто перестали слышать друг друга. Начался сессионный период и это совсем не облегчало ситуации.

Максим прошел больше, чем пару боев и я начала ощущать себя обманутой. За своей злостью я банально пыталась скрыть страх, обжигающий, удушающий страх за человека, которым так дорожила и так боялась потерять. Но ирония заключалась в том, что всё шло именно к потере, и я не понимала, как всё это прекратить и вернуться к тому периоду, когда было просто, понятно и приятно. Макс жертвовал собой ради спасения Лизы, и я пыталась это принять. Но смириться с обманом, скандалами, которые стали уже чем-то обыденным — не получалось. Когда всё именно начало рушиться? Я не знала, не понимала, не помнила.

— Это невыносимо! — заявила я, бросив писать ответы для билетов на предстоящий экзамен. — Ты опять туда собираешься?!

— А ты не видишь? — Макс обжег меня таким чужим, таким колючим взглядом, который я в последнее время наблюдаю всё чаще и чаще.

— Вижу, и мне это не нравится!

— Ничего другого предложить не могу, — он продолжил собирать свою спортивную сумку.

— Ты еще не оправился от прошлого боя. Когда он был? Ах да! Позавчера! — я вперила руки в боки.

— Я нормально себя чувствую.

— Издеваешься?! — метнувшись к нему, я подняла край футболки и нарочно ткнула пальцев в огромный багровый синяк, проступивший на правом боку Макса. — А это что?!

— Не имей мне мозги! — он оттолкнул меня от себя и продолжил заниматься своим делом.

— Я боюсь за тебя, а тебе плевать! С Лизой ведь дела обстоят лучше, чем раньше, зачем так надрываться?!

— Так надо, — сухо ответил Макс. — Ты просто должна мне верить.

— Да я уже не знаю, во что мне верить и верить ли вообще! Ты изменился, стал совсем другим! Я тебя не узнаю.

— Сонь, занимайся своими делами, а я займусь своими, ладно? — Максим глянул на меня так, будто устал от этого разговора.

— Тогда зачем мы вообще съезжались, если каждый должен заниматься своим делом? — мой голос сорвался.

— Не драматизируй. Всё будет нормально, только нужно подождать.

— Я не хочу опять и опять видеть твое побитое лицо, не хочу перебинтовывать сбитые костяшки, понимаешь? Не хочу слушать грязные сплетни, которые ходят по университету.

— Так не делай этого, черт подери! — взрывается Макс и, подхватив сумку, уходит из квартиры, громко хлопнув входной дверью.

Я всю ночь прождала его, забыв про билеты на экзамен, и, конечно же, ни разу не сомкнув глаз. В груди жгла необъяснимая боль, а ощущение стремительно разваливающегося мира вокруг меня, заставляло глаза наполниться слезами.

Всё это было ужасно, но не ужасней того, что ожидало меня впереди. Максим как обычно пришел под утро и как обычно с жуткими последствиями после боя. Если бы он не выглядел таким уставшим и опустошенным, то я бы сама непременно надавала тумаков за выплаканные слезы и вымотанные нервы. Но я была такой же обессиленной, как и Макс.