* * * «Забыли нас, любимый мой. Из парка все ушли домой, и с чертового колеса стекли куда-то голоса. Механик, видно, добрый был, — на землю нас не опустил. Остановилось колесо. Забыли нас… Как хорошо! Внизу наш бедный гордый Рим, любимый Рим, проклятый Рим. Не знает он, что мы над ним в своей кабиночке парим. Внизу политики-врали, министры, шлюхи, короли, чины, полиция, войска — какая это все тоска! Кому-то мы внизу нужны, и что-то делать мы должны. Спасибо им, что хоть сейчас на небесах забыли нас. Чуть-чуть кабиночку качни и целовать меня начни, не то сама ее качну и целовать тебя начну». * * * Постой, война, постой, война!.. Да, жизнь как Рим, – она страшна, но жизнь как Рим, она – одна… Постой, война, постой, война!.. 1965 Проклятье газетам
Проклятье газетам — вонючим клозетам! Проклятье газетам — бандитским кастетам! Газетчики, кто вы? Вы призраки Гойи? Вы пишете кровью, но только чужою. Считать чепушинкой привыкли вы, судьи, когда пишмашинкой расстреляны люди. Вбивайте, хрустя, да только уж поздно, в ладони Христа авторучки, как гвозди! Над горестным прахом казненных наветами пусть пишут всю правду: «Убиты газетами!» Над всеми поэтами, что оклеветаны, — «…убиты газетами…», «…убиты газетами…». 1965 Проводы трамвайщика Спуманте, пенься, Рим, пей и пой! Идет на пенсию трамвайщик твой. Кругом товарищи сидят и пьют, и все трамвайщики — ремонтный люд. Старик Джанкарло бог средь них. Одет шикарно, ну, впрямь — жених. Лишь чуть грустинка в его глазах. Лишь чуть грузнинка в его плечах. Он так выхаживал любой трамвай, чуть не выпрашивал: «Вставай, вставай…» И как рубали из рейса в рейс его трамвай спагетти рельс! Они привязчивей, чем поезда… Так что ж ты празднуешь, старик, тогда? Когда, заплаканный, пойдешь домой, они — собаками все за тобой. Они закроют путь впереди. Они завоют: «Не уходи!» Дичают жалко они без ласк… Старик Джанкарло, ты слышишь лязг? Вконец разогнанный — в ад или рай? — летит разболтанный, больной трамвай. И кто-то чокнутый — счастливо: «Крой!» А кто-то чопорный — трусливо: «Ой!» И кто-то пьяненький: «Давай! Давай!» — а кто-то в панике: «Ай! Ай!..» Ты что, без памяти? Окстись, трамвай! Но он, как в мыле — бах! бух! О, мама миа, ах! ух! Шекспир, да Винчи — в пух! в прах! Вам смерть не иначе — Глюк, Бах. Искусство нынче — бух! бах! Арриведерчи, Иисус Христос! Арии Верди смешны до слез. Эй ты, Петрарка, что твой сонет? Жизнь, как петарда, — ба-бах! — и нет. Очнись, Лаура, — всем быть в аду. Не будь же дура — льни на ходу. В трамвае жутком страшенный ор. То вор, то жулик, то снова вор. Но рядом с кодлом под визг, вытье крестьянка кормит свое дитё. Рабочий с булкой, студент-юнец… Неужто будет им всем конец? Вожатый, сука, ты что, — преступник или дурак? Хотя б не взрослых — спаси детей, от страха вздрогнув, — в депо, в депо! Трамвай размордленный, под своды лезь — ведь есть ремонтники, наверно, здесь. Но не научены те, кто в депо, а те, кто лучшие, ушли давно. За что же кара? Что впереди? Старик Джанкарло, не уходи! 1965 |
