«Благодарные певчие птицы…» Благодарные певчие птицы Чистят пёрышки возле окна. Даже мысленно не возвратиться Не даёт им попытки весна. Прилетели, с природой не спорят. Вон какое сияние глаз! Хорошо, вероятно, за морем, Только дома-то лучше в сто раз. Заливаются певчие птицы И укромные гнёздышки вьют, И беды ни за что не случится, Пока птицы на свете поют. До белых туманов До белых туманов снега и ручьи, До белых туманов черёмух кипенье, До белых туманов с тобой мы ничьи. До белых туманов набраться б терпенья. Они поплывут, упиваясь зарёй, Они поплывут даже против теченья, Они поплывут, утопая порой. Куда поплывут? Не имеет значенья! До белых туманов каких-то сто дней, До белых туманов прожить бы без боли. До белых туманов, рыбачьих огней, До белых туманов, сгорающих в поле. Приблудный дождь Приблудный дождь окончится нескоро, Но он пройдёт, и глянут свысока Украсившие мой неспящий город Плывущие без дела облака. Ах, сколько птиц, поющих за дождями, Готовы снова в длительный полёт! Они не знают, что там будет с нами, Но верят: им как людям повезёт. Летят касатки вдаль через Карпаты, И путь находят в нужный край они. И жизнь проходит, никакой оплаты Не требуя за прожитые дни. Балкон Мне приятно на балконе — Сел себе и как в вагоне. Смотришь, что там пред тобой, Кто там ходит хвост трубой. Незаметненько расчёской Управляется с причёской, Взбитой свежим ветерком, И дымит себе «Дымком». Вот и выбежала та, По которой маета. Вмиг она с букетиком. Такая арифметика. Или вот ещё, к примеру, Дама с милым экстерьером. Так в собаку влюблена, Чуть не тявкает она. Сюсюкает, ласкается, Сама за ней таскается. А вот и грузчик прикатил На синей иномарке. Он где-то в Африке гостил На западные марки. Его загар коричневат. Живёт… А что он, виноват? А вот товарищ генерал В уазике положенном К подъезду чинно прошагал Со сливочным мороженым. Сейчас порадует жену, За телевизор – и ко сну. Мне приятно на балконе — Все глядят, никто не сгонит. Бар-ресторан «Соловецкое подворье» в Архангельске
Если в сердце укроется горе, Не пойду за советом к врачу, Посижу в «Соловецком подворье», Погляжу на людей, помолчу. Будет чайка летать над Двиною, Будет видно её из окна. И неважно, что будет со мною, Лишь бы только летала она. Чтоб не падали тёплые крылья, Чтобы было ей радостно петь. Да и мне надо сделать усилье, Чтоб как эта вот чайка взлететь. Без тебя Опять постель моя пуста И холодны мои уста. Без уст твоих желанных, Ужимочек жеманнных. Но это положение Имеет продолжение. Я буду весел и остёр, Горячим буду как костёр. И буду слушать: «Дорогой!» — С тобой, конечно, но с другой. С капризной, с недотрогою… Но жизнь пока не трогаю. Живу и жду тебя домой, Где будешь ты сама собой. Ведь в опостылевшем дому Мне одиноко одному. Застолье Уже стакан гранёный выпит, Уже язык как помело, Но собутыльник мой: «В Египет! От мест, где снега намело!» А что я, против? Ну в Египет, Не каждый год сидеть в снегу. Ещё стакан гранёный выпит — И я в Египет не могу. С моею пенсией в кармане Не шибко можно отдохнуть, Не каждый из друзей потянет, Чтоб на Египет хоть взглянуть. А собутыльник льёт по новой В стакан, где кажется, нет дна. – Да на хрен нам Египет, Вова! У нас такая вот страна! А что я, против? Да, такая! И мы такие, всем назло! И вилку в кильку я втыкаю… А снега правда намело… «До берёзовых песен ещё далеко…» До берёзовых песен ещё далеко, Соловьиная грусть будет после берёзовых песен, А пока журавли пролетают над нами тайком И спешат по своим облюбованным весям. Загуляла весна, как в разлуке чужая жена, Ей и это пред господом Богом простится. Залетай в мою грустную душу, весна, Если ты в самом деле весёлая птица. Размесили берёзы последние стёжки к воде, Всё не могут никак утолить свою жажду, напиться. Чёрный грач прокричал. Неужели и правда к беде, Если он на сухую берёзу садится? Поскорей бы тепла облюбованным дичью местам Да побольше б воды зарастающим ряскою рекам, И ещё, что бы всё-таки ни было там, А встречал человек на земле человека. |
