В двадцатых числах октября В двадцатых числах октября, В двадцатых числах Деревья сбросили наряд, И тишь повисла. На огородах у реки Дым коромыслом, И только спорят сквозняки, Но всё вне смысла. Плывут с одышкой облака, Плывут с одышкой, И что-то там наверняка У них с сердчишком. А людям хочется тепла В такую пору, Но эта туча поплыла, Увы, под гору. А значит, снова слякотень, Пора озноба. В такой смурной октябрьский день Глядите в оба. Глядите в оба, мужики, Глядите в оба, Когда клянутся от тоски Любить до гроба. И пусть глаза подруг горят, Как в душном мае, В двадцатых числах октября Не то бывает. В дороге За Луховицами дождь стеной, Небо роняет молнии, А о тебе, родной, Даже и в дождь не вспомнили. Еду в купе один, Яблоко режу голден. Где же он, Аладдин, В этот невзрачный полдень?! В небе просвета нет. Ох, как берёзы гнутся! Может, в тебе чуть свет Чувства ко мне проснутся?! Белый лебедь Никого на свете не виню И в прошедшем не ищу изъяна, Радуюсь, когда навстречу дню Лебедь выплывает из тумана — Грудью раздвигая камыши, Отряхаясь медленно от стужи… Он-то знает точно: без души Никому на свете он не нужен. Устремляясь с радостью на зов, Шею грациозно выгибает. Этот лебедь белый за любовь Не моргнув и глазом погибает. Но и птице очень важно знать, Что любовь с уходом остаётся. Можно счастью в душу наплевать, Только никому не удаётся. «Встанет ночь на Хуптой в пеньюаре…» Встанет ночь на Хуптой [3] в пеньюаре И заломит руки над водой. Первый раз её увидит парень — Серебристый месяц молодой. Духота и хочется прохлады. Ночь присядет около воды. И тогда послышится: «Не надо! И деревья смотрят, и сады…». Будет продолжаться до рассвета, Юношеский светлый диалог. Духота, дурашливое лето, И оно влюблённых валит с ног. Так повелось
– Я не ослышался? Не показалось? Первый опёнок вздохнул на пеньке. Переборол и жару, и усталость, И задрожал у меня на руке. Что ж, молодёжь и лиха, и беспечна, Голову любит подставить она. Нет бы молчать, да и жить себе вечно И получать за покой ордена. Нет, нарывается снова и снова, Лезет всё время она на рожон. Так повелось от рожденья Христова, Так продолжается с древних времён. Но успокоенность – страшная штука. Только сомкни на мгновенье уста, Тут и настигнет безжалостно мука, Так же поднимут на крест, как Христа. Входи, зима Последние объятья октября И первое дыханье снегопада. Я жизнь прожил, и, кажется, не зря, Я жизнь прожил, и, кажется, как надо. Входи, зима, но душу не студи, Не оставляй своих рубцов на теле. Я знаю всё, что будет впереди, Я знаю, чем закончатся метели. «Впереди одни печали…» Впереди одни печали, Но прошедшего не жаль. То, что было там, в начале, Не похоже на печаль. Искры радости упрямо Пробиваются на свет: У моей постели мама Отмечает двадцать лет. Никакой ещё разлуки, Никаких ещё потерь. И отец берёт на руки, Открывает в школу дверь. Я один иду по лугу, Я Отечеству служу, Прикрываю спину другу, Данным словом дорожу. А потом одни потери, Нет ни мамы, ни отца, Я один стою у двери, Слёзы падают с лица. Свежий ветер дует в спину. Жизнь торопится, идёт. И страна погоны сыну, Как и мне, уже даёт. Но врастает в руку ручка, Не даёт скучать строка. И кому-то глазки внучка Строит нехотя пока. Впереди одни печали. Или радость свысока? И не сплю, не сплю ночами, И считаю облака. «Давай поднимем паруса…» Давай поднимем паруса Над нашей творческою лодкой, Безукоризненной походкой Уйдём в бумажные леса. Потом вернёмся на коне Из бухт, разбросанных по миру, Предъявим всем такую лиру, Что не представить и во сне! |
