«Ах ты, старость, глупая, слепая…» Ах ты, старость, глупая, слепая! Постареть на свете не хитро! Вот уже и место уступают Женщины роскошные в метро. Вот уже и юноши в бейсболках Привстают при виде старика. Ах ты, юность! Ах ты, балаболка! Как же ты сегодня далека! Поднимает в небо эскалатор, У него мальчишеская прыть, Но и я, стальной, как экскаватор, Я ещё умею землю рыть. Перед грозой Заматерели берёзы, Соком исходят всю ночь, Но собираются грозы Ливнями землю толочь. Душно на улице, душно, Запах весенних цветов, И засыпают послушно Листья на ветках кустов. Даже собаки не лают, Нет до прохожего дел. Годы летят, пролетают. Вот и свои проглядел. Баба Груня Баба Груня, встань до света, Загляни в моё окно, Вспомним, сколько песен спето Под твоё веретено. Тихий голос, светлый локон, Пальцы, клеящие нить… Ты ушла в своё далёко — И тебя не возвратить. Из-за леса, из-за моря, Из-за вросших в небо гор… Только ворон на заборе От прохожих прячет взор. Никого он не боится! Кто же тронет старика?! Что ж ты взгляд отводишь, птица, Что глядишь издалека? Апрель Свежие запахи прели Листьев, покинувших снег, Самый счастливый в апреле Птиц возвратившихся смех. Сетунь за дачей щебечет, Гул самолётных турбин. И понимаешь, что вечен Мир недоступных глубин. В Переделкино Собака не отходит от стола, Она сжилась с домашней обстановкой. И я ей объясняю с расстановкой, Чтоб не мешала, что у нас дела. А ей плевать на все мои дела. И для неё не может быть секретов. Через беседы множества поэтов И через руки их она прошла. Она сидит и слушает рассказ Хозяина седого, ветерана. И лишь вздыхает и моргает странно, Поглядывая пристально на нас. Неужто знает, что он говорит? Не может быть, что сердцем понимает! Сидит она и глаз не поднимает, Не понимая, что со мной творит. Спасибо, пёс, за чувственность твою, За то, что ты друзей умеешь слушать. Я по молчанью преданную душу, Отзывчивую душу узнаю. «Не помнится, какой была весна…» Не помнится, какой была весна, Когда не стало матери в апреле, Но точно помню, дико ветры пели, И лаяла собака у окна. И для меня не наступил покой, И перестали петь на свете птицы… Так далеко служил я от столицы, Где было до небес подать рукой. Я там и растворялся в синеву, Врастал в тайгу, в заоблачные сопки. Никто меня не гладил по головке, Не отправлял в далёкую Москву. А дома снова пели соловьи, И речка разливалась по лиману. А я живой хотел увидеть маму, Чтоб заключить в объятия свои. Одиночество Жену схоронил и невестку И с внуком стал век вековать. Но внуку прислали повестку, И внуку пришлось воевать. На счастье надеялся, строил Беседку в саду и не кис. Но внук стал посмертно Героем, И жизнь потеряла свой смысл. Он ладит у дома качели, Едва шелохнётся весна… А вот и грачи прилетели. Какая быть может война?! Зимние яблоки Какие яблоки в апреле? У нас они в апреле есть. Мы берегли их и не ели, Хотя хотелось очень есть. Но, переложенные стружкой, Лежали в ящиках они, И мы ходили друг за дружкой И до весны считали дни. И знали, что необходимо Не трогать яблоки, терпеть, Чтоб пережить без хлеба зиму И с голода не умереть. Да, мы в такое время жили. Мы пережили трудный год. И яблоки, что отложили, Никто без спроса не возьмёт. Быть добру! «Дождь в дорогу – быть добру!» — Я не раз слыхал про это, И в дорогу я беру Вот такую сумку лета! Я иду, а дождик вслед, Как конфеты в детстве, сладкий. Мне каких-то сорок лет, И дела мои в порядке. Липнет глина к башмакам, И рубаха липнет к телу. Ну же, дождик, по рукам, Ты смотри, как всё запело! Только ты на миг отстал, Только шаг звенящий сбавил, Тут я радугу достал И над речкой мост поставил. Больше в сумке ни шиша, От дождя следа не сыщешь. Что же ты, моя душа, Соловьём счастливым свищешь! |
