Не один раз подходили они к князю и повторяли, что направились горожане к порубу, а в порубе сидит Всеслав…
Князь не хотел слушать слов своих дружинников, он подошел к раскрытому окну.
— Что нужно, людие? — спросил он толпу.
Князь слушает Онцифора.
Тогда вышел вперед Онцифор. Глаза великого князя и простого киевского мастера встретились, и князь опустил свои глаза.
Онцифор заговорил.
— Княже! Я пришел с Альты! Все видел своими очами; слыхал своими ушами стоны и вопли тех, кого избивали и калечили проклятые половцы. Наше войско разбито! Стыд! Позор!
В толпе, окружавшей Онцифора, раздался глухой одобрительный рокот. Князь стоял молча, не поднимая глаз.
Онцифор продолжал:
— Не для того говорю тебе укоризненные слова, чтоб вызвать твой гнев! Нет, княже! Не хочу больше поминать о том, что было на Альте! Ты сам это знаешь. Но Альтой не окончилась половецкая гроза! Известно ли тебе, что половцы продолжают бесчинствовать, что русскому человеку невозможно дышать на своей родной земле? Не можно того терпеть, княже?
Жданко рядом с Петрилой стояли около Онцифора. Жданко чувствовал, как замирает его сердце от боли, от гнева и от гордости за своего мастера.
— Княже, — продолжал между тем Онцифор.. — Мы хотим, мы еще будем биться с ними, только выдай нам оружие, дай нам коней!
— Мы еще будем биться с ними!
Теперь глухой рокот прошел по княжеской гриднице. Жданко разобрал, что говорили в гриднице:
— Дай им оружие — сами тогда не уцелеем. Это будет похуже половцев!
В это время в гридницу вошел молодой дружинник в богатом одеянии. Лицо его показалось знакомым и Онцифору, и Ждану, и другим киевским людям, окружавшим Онцифора. Жданко вспомнил — это был тот самый человек, который на вече вступился за Коснячка и за Изяслава.
— Что тебе, Туки? — спросил князь и отошел от окна. Туки — так звали брата приближенного к князю боярина Чудина. Туки сказал громко князю:
— Люди взвыли, — а тихо он прибавил: — Пошли сказать, чтоб покрепче стерегли Всеслава…
В толпе, за окном, нарастал глухой рокот, все громче, все явственнее.
— Коснячок убежал, а князь нам ничего не отвечает. Князь боится дать нам оружие. Не лучше ли нам, братья, добыть другого князя!
Этот ропот достиг ушей княжеских дружинников, и все упорнее и настойчивее они советовали ему убить Всеслава.
— Пошли к нему своих мужей — верных тебе дружинников, пусть подзовут его к окошку, мы проткнем его мечом, и ты избавишься от страшной опасности. Не будет в живых твоего соперника, твоего врага!
Чего боялись княжеские дружинники, то и случилось! В тот час, когда Изяслав стоял в нерешительности посреди своей гридницы, люди киевские ворвались в поруб, освобождая заключенных.
Народ ворвался в тюрьму.
Они сломали двери и в той темнице, где сидел Всеслав с двумя своими сынами.
В толпе говорили:
— Вот тот князь, который нам нужен! Он прогонит половцев с русской земли! Вот наш настоящий князь!
Ночь кончалась, звезды погасли, занималась заря. Изяслав не дождался того часа, когда киевляне, подхватив под руки нового князя, освобожденного ими, пошли на княжеский двор. До рассвета он с братом своим Святославом ускакали прочь из Киева.
ЗА РУСЬ!
Святослав ускакал в свой родной Чернигов, а Изяслав бежал к полякам.
Польский король радостно встретил киевского князя, который приходился ему родственником.
Пышные пиры, игрища, ловы звериные — все было к услугам дорогого гостя. Но Изяслав не стремился к празднествам, он не желал увеселений. Им владела одна только дума: вернуть престол; только одну мечту лелеял в душе князь: разделаться с недругами — отомстить Всеславу и «простой чади» — народу киевскому.
Король был тому рад. Вмешаться в русские дела, а там, гляди, и ухватить город какой-нибудь — увеличить польскую землю за счет Руси! Было то прибыльно, сулило выгоды польскому королю, а потому с охотой согласился он на просьбу Изяслава снарядить войско и послать его на великий Киев, на стольный город Руси.
Вырвать Киев из рук Всеслава — вот единственная мысль, которая владела Изяславом; а о том, что пострадает город великий, что погибнут русские люди, что многие останутся без крова, что беды, горести несет с собой война, — о том он не думал.
Всеслав, посаженный народом на киевский престол, знал о планах Изяслава, знал, что неминуемо под стенами Киева появятся польские войска, и он готовился к тому, чтоб дать отпор полякам и Изяславу.
Всеслав позабыл, для чего киевляне освобождали его из поруба, для чего поставили на киевское княжение, — о половцах князь и не помышлял.
Каждый из князей, что боролись за киевский стол, думал только о своих личных выгодах.
А между тем половцы, пользуясь бездеятельностью князей, бесчинствовали, врывались в селения, грабили смердов, разоряли их пашни.
По-прежнему к Онцифору и Ждану приходили знакомцы потолковать о делах киевских. Дела были невеселые. Онцифор грустно качал головой и говорил:
— Что это деется на Руси! — и укоризненно глядел на мастера по бронзе. — Вот каков твой любимый князь Всеслав! Половцев не унимает, из-за него Изяслав с поляками идет на Киев! Не вижу проку от него!
— Погоди, отобьет Всеслав поляков от Киева, — тогда примется за половцев!
— Не делом занимаются наши князья! — вставлял свое слово Миронег. — Спорят все между собой, города отнимают друг от друга, только о себе думают, а не о народе русском. Ждут почестей себе, а не видят того, что главная почесть для них — это охранять нашу землю от нечисти, отгонять врагов Руси!
Уже семь месяцев сидел Всеслав на киевском престоле, когда стало известно, что Изяслав с польским королем и его войском приближается к Киеву.
Всеслав не стал ждать неприятеля в городских стенах, он вышел ему навстречу, дошел до Белгорода.
Войско Всеслава расположилось на ночлег. Темная ночь нависла над Белгородом. Небо покрылось тучами. Кое-где погромыхивало и огненные стрелы молний прорезывали непроглядную тьму.
Рано утром затрубили трубы, раздался боевой клич. Воины вскочили с земли, и все узнали страшную весть: князя Всеслава не было с войском.
— Бросил нас!
— Сбежал!
— В Полоцк свой сбежал!
Никто не видал, как скрылся князь Всеслав.
Одни говорили:
— Обернулся серым волком!
Другие передавали:
— Исчез, растаял в синей ночной мгле!
И еще говорили воины промеж себя:
— Убоялся наш князь польской силы! Не верит нам!
— Но как же войску остаться без предводителя?!
— Обратно домой!
— В Киев!
— Созвать вече!
— Обсудить!
Сбор воинов.
А на вече вооруженные киевляне, воины, вернувшиеся из Белгорода, повторяли:
— Худо мы сделали, что прогнали своего князя! Худо! Что будет с Киевом, с нами?!
И все бросались к Онцифору, помнили, как он был решителен и смел тогда, когда потребовал ответа за поражение на Альте от Коснячка, от Изяслава.
