— Неужто и впрямь боишься? Ну и пуглив же ты, малый! Видно, далеко отстал от моего грамотея — Глеба.

Едва приметная улыбка осветила бледное лицо Глеба. Ему приятно было, что на этот раз без всякой насмешки назвал его «грамотеем» старый книжник.

Ждан стал собираться домой, но Офрем его остановил:

— Раз пришел незваным гостем, так уж оставайся званым. Давай еще потолкуем!

И стал рассказывать Офрем про родину свою — великий Новгород, что стоит на берегу Волхова, и тут же совсем близко от Новгорода расстилается Ильмень-озеро, точно море…

И глаза Офрема увлажнились при воспоминании о родных местах.

— А новгородцы! Какие люди новгородцы! До чего смелые!

С давних пор, с незапамятных, ездили они в далекие места, в леса дремучие, где такое множество зверья, что белки падают из туч, а ты бери их голыми руками.

— И про все это написано в книгах, что Глебко читает?

— Да! — сказал Офрем, — про многое, многое написано в книгах.

Ждан подумал: «Вот Глеб, мой дружок, какой умный, а я до сих пор места себе не нашел, ни к одному мастеру не сумел пристроиться!»

С того дня, как Ждан побывал у Офрема, он ни ночью, ни днем не находил себе покоя. «Чего бы, кажется, лучше — учиться искусству списания книг! Вот как к этому делу пристрастился Глебко! Тайком от Миронега бегает к Офрему, все свои свободные минутки отдает Офрему! А я не осилю! Голова кругом идет, как подумаю об этих зверях диковинных да о черточках. Разные мы с Глебом, совсем разные. Мне бы руками что-нибудь делать, да поскорее бы выучиться, и поскорее бы денежки заработать, чтоб отца выкупить из холопства, а то, не приведи господь, вдруг он в холопах, как Тудор, навеки останется!»

Мысль об отце все больше и больше беспокоит Ждана, а Петрило уж и день назначил для отъезда в родное село. Он сказал Ждану, что, если тот не найдет себе дела у какого-нибудь мастера, придется и ему отправляться в обратный путь.

Сегодня Ждан особенно озабочен; он весь день бродит по улицам, думает все об одном.

Заходит то в один проулок, то в другой, попадает в тупик, снова выходит на площадь и снова идет туда, куда приманчиво вьется узкая улочка, которая то поднимается вверх, то круто спускается вниз.

Солнце уже стало клониться к западу, когда Ждан остановился, поглядел вокруг себя и понял, что он зашел далеко от дома, а куда, — не ведает.

Перед ним земляной вал и стена из бревен, и каменные ворота. Они похожи на Великие — Золотые, только покрыты не золотом, а простым железом, но так же крепко и прочно слажены, так же чередуются в их стенах серые камни с плитами розового шифера, как и в Золотых.

У самого въезда стоят кузни, а подле той, что ближе всех к воротам, — крепкая повозка и лошадь большая, гладкая. Ковач подковывает ее, а возница разминает уставшие плечи и спину.

Видно, издалека прибыли, дорогой притомились.

Здесь, у ворот, просторно. Жилые строения отодвинулись от кузниц, чтоб не достигла искра из горна, чтоб не случился пожар.

Где же это Ждан очутился? Вспомнил вдруг Тудоровы слова: «У ворот, что ведут в Галич, — кузни».

Да вот он где! На краю города, у Копырева конца, где живут хазары, болгары и другие иноземцы, а в городе, несколько подалее от кузниц, те мастера, что с железом работают, — кузнецы-оружейники.

^{Кузнечные изделия.}

Ждан повернул обратно в узкую кривую улочку, откуда только что вышел. Тесно наставлено здесь жилье, и толчется много людей, спорят о чем-то, громко разговаривают. И люди-то чудные, каких он не видал доселе.

Вон стоит высокий, толстый человек в полосатом халате с широкими рукавами, а вместо того, чтобы надеть шапку, повязал голову пестрой тканью. Он оживленно толкует о чем-то с маленьким юрким человечком, тоже не по-русски одетым.

Жданко прислушивается, не может понять их речей; говорят они быстро, точно не по-человечьи, а по-птичьи, и оба размахивают руками, вдруг повышают голоса, будто взвизгивают, наступают друг на друга, выпучив глаза. «Подерутся!» — думает Ждан. Но нет, вот они уже хлопают друг друга по рукам и мирно расходятся в разные стороны.

^{Восточный купец.}

А вот два человека в узких штанах и в коротких широких плащах. Они держат в руках висячие замки в виде длинных трубок; обыкновенные замки, которые можно купить на торговище.

Незнакомые люди говорят о чем-то своем. Жданко прислушивается: говор их знаком ему, но они не русские.

«Это чехи», — смекнул Ждан; он видел подобных людей на главных улицах города. Слыхал, что в Чехии ценят киевские замки.

Ждан идет дальше, сквозь толпу и городскую сутолоку.

Видит — стоит посредине переулка, между двумя землянками, человек громадного роста, точно выкованный из железа. Ждан присматривается к нему: доспехи-то на чужеземце, оказывается, кожаные, только нашиты на них металлические пластинки, на голову надвинут шлем, склепанный из четырех частей, а наверху шлема блестящая шишка, а самое главное — меч в руках у незнакомца! Очень красивый меч — рукоять обложена серебряными пластинами, а на них начертаны цветы и листья.

Незнакомец сердится. Он ворочает белками больших круглых глаз и что-то говорит, обращаясь то к одному, то к другому из прохожих; но они не понимают слов незнакомца и проходят мимо.

У незнакомца краснеет лицо, надуваются щеки, и голос его переходит в крик.

Жданко делает шаг по направлению к великану, чтоб рассмотреть его меч, но не успел Ждан приблизиться к незнакомцу, как тот протянул руку и внезапно схватил Ждана за плечо и быстро-быстро, сердито стал что-то лопотать на непонятном своем языке, указывая то на свой меч, то на панцырь, то на шелом.

«Бронника ищет, оружейного мастера, — сообразил Ждан. — Как же быть?» Он сам в этой местности в первый раз, никого тут не знает. Но, вспомнив про кузни, про Тудоровы слова о бронниках, Ждан закивал ободряюще на чуждую ему речь незнакомца, показал знаками, чтоб великан не сходил с места и дожидался его, а сам шагнул в глубину улочки.

^Варяг.

Пройдя шагов десять, он увидел поднимающегося из дома голубоглазого человека с кудреватой светлой бородкой.

Ждан робко спросил:

— Где тут живут оружейники?

— А на что тебе мастер, малый? Меч понадобился или панцырь?

Голубоглазый весело засмеялся.

— Не мне надобно, а вот тому иноземцу.

— Варягу? Да как же ты уразумел его речь? Я раз пять мимо него прошел и не понял… Веди ко мне! Я и есть оружейных дел мастер; спросил бы Онцифора, — всякий бы показал.

— Да я и не знал, — хотел было оправдаться Жданко. Онцифор добродушно смеется, показывая ряд белых блестящих зубов.

А Жданко уже бежит к великану, который терпеливо ожидает его на том месте, где он его оставил.