Хитрый, видно, человек этот Гордята. Опутал Тудора, воспользовался бедой Петрилы! Виноват ли отец его, что половцы увели Гнедка, что осталась без коня семья Жданка, что не может земледелец без коня работать! А теперь грозит бате холопство! Вот какие законы лютые! «Пять гривен платит тот, кто поможет скрыться холопу!» Надо во что бы то ни стало выкупиться бате от Гордяты! Эта мысль засела крепко в голове Жданка. Выучиться поскорее мастерству какому-нибудь! Денег заработать надо целую кучу!! А он, Ждан, до сих пор не пристроился ни к какому делу, не нашел себе мастера.

Но тут внимание и мысль Жданка отвлеклись.

Толпа снова тронулась с места; завернула куда-то влево, попала в птичий ряд. Здесь кудахтали куры, крякали утки, гоготали гуси. И чуть подалее продавали лесную птицу-певунью. На возах стояли клетки, а в клетках щеглы и дрозды, перепела и жаворонки заливались, посвистывали, перекликались. Когда Жданко поравнялся с большой колой, на которой теснилось шесть клеток, из-под воза, между колес, вынырнул юркий мальчишка, сжимая в руках серую птичку.

— Соловушку продаю, голосистого соловушку! Кто купит? Покупайте, люди честные! Не зевайте! Налетайте!

Человек, который шел по правую руку от Ждана, прельстился соловушкой, вытащил руку, полез за кошелем. Жданко воспользовался этим движением соседа, нагнулся, проскочил под его рукой вперед и попал в рыбный ряд. Сколько рыбы! И жареная, и вяленая, и курёная, и копченая, а в больших чанах плещется живая рыба. На ларях — глиняные и деревянные миски. Они полным-полны икры.

Немало дивился Жданко такому богатству киевского торжища. «Кто это все съедает?! — думал он. — Мне и не подступиться к товару: птичьему, мясному. Все идет на потребу гостям богатым. А вот этот товар, пожалуй, по нашей мошне!» — подумал он, когда попал в овощные ряды, орешные, луковые, чесночные.

Однако Ждан все идет покорно за толпой и все ждет, когда она его вынесет из съестных рядов и приведет к кожевенным.

Кто-то опять сбоку от Ждана пронзительно закричал:

— Слушайте, слушайте!

По площади пронесся звук била[17], и народ повалил к возвышению, на котором стоял бирюч[18]. Он объявлял от имени князя, что под своды Софийских ворот поехали возы с деньгами; будут платить по ногате[19] в день каждому, кто работает по укреплению городского вала.

^Бирюч.

— Ну, что ж! Дело хорошее! — заговорил со Жданом бодрый, еще нестарый человек, что шел рядом с ним. — Пойду завтра и я, поработаю, денежки добуду, а то израсходовался в пути. Вчера из Курска прибыл.

— А далеко тот Курск? — спросил Ждан.

— Нет, малый, недалече! Я и пешком шел и на возу ехал — дней пятнадцать был в пути. А вот из Суздаля — это подалее. Через мордовскую землю — трудный путь!

— А ты сам суздальский или курский?

— Нет, я здешний, киевской земли. По делам ездил в Курск и в Суздаль, а теперь возвращаюсь домой, в Канев. Там у меня семья, мастерская.

— А ты какой мастер? — полюбопытствовал Ждан.

— По бронзе — зеркала делаем. До того начищаем, полируем, что, как поглядишь в него, увидишь себя, точно в чистом ручье.

— И кому это требуется на себя глядеть? Что за корысть? — удивился Ждан.

— А вот находятся покупатели, да еще какие! — ухмыльнулся мастер по бронзе. — Продаем на торговище, а не то везем заказчикам на место… в степь.

Разговаривая таким образом, они уже шли по вощаному и медовому ряду. На ларях лежали огромные круги белого, желтого и коричневого воску, ведра, чаши, кувшины и корчажцы, наполненные липовым, цветочным и гречневым медом, издававшим такой сильный сладостный аромат, что он разносился по всей площади, отбивая все остальные запахи.

— Хорош товар, — сказал Ждану мастер из Канева. — А вот сейчас пойдут скорняжные и меховые ряды… там еще лучше. Таких мехов, как в Киеве, нигде не увидишь!

Но не успели дойти до меховых рядов, как новая остановка… Бирюч объявлял, что пропала девочка, двух годов еще нет… в лапотках, в холщовой рубашке, на подоле вышито имя «Акилина», на голове синий платочек, а на шее голубые бусы. Кто встретит, — пусть приведет в крайний дом у Лядских ворот.

— Да не Анкудинова ли то Киля пропала?! Ой, беда какая! — вскрикнул женский голос рядом со Жданкой.

Ждан оглянулся и увидел подле себя молодую женщину с темно-желтыми стеклянными браслетами на запястьях, точь-в-точь такими же, какие он видел в Тудоровой мастерской. Женщина стала объяснять окружающим, что живет она неподалеку от Лядских ворот, пришла на торговище, чтоб продать холсты собственного изделия.

Вскинув полоску домотканного полотна, она сказала:

— Теперь не до продажи, побегу-ка я к соседу Анкудину узнать, что за беда приключилась с его Килькой.

Быстро расталкивая встречных и поблескивая стеклянными браслетами, женщина скрылась в толпе.

Люди потолковали, пожалели о девочке и пошли дальше, кому куда нужно было. Теперь уж толпа поредела, стало просторнее.

А вот и меха…

Жданко остановился. На ларях лежат и висят огромные связки — горностаев, белых зверюшек с черными хвостиками, волчьи шкуры, соболя с черными хребтами и куницы и белки, совсем серебряные, по сорок штук в связке.

— Ну и добра же в стольном городе! Богатства! И кто только богатство это на себе носит?

Все, небось, князья с княжичами, да дружинники княжеские, да Гордяты всякие… А мы с отцом овчины на себя напяливаем…

Спутник усмехнулся и поглядел сбоку на Жданка.

— Простая ты чадь, малый, — подмастерье либо смердов сын? Не равняться тебе с княжичами! А вон, вишь, и иноземцы покупают наш товар.

Действительно, Ждан поглядел в толпу и заметил, что у ларей толкались покупатели, как-то чудно, не по-русски одетые.

— И возы стоят тут же, — продолжал Жданкин спутник.

— Договорились, видно, иноземцы с возчиками. Довезут меха до польского рубежа, а там поедут восвояси — в немецкую землю. По платью вижу, — немецкие гости.

^{Немецкие купцы.}

Очень хотелось Ждану узнать у каневского мастера, что это за люди такие — «немецкие гости», но мастеру было теперь не до Ждана. Он увидал своих земляков, которые махали руками и криком приветствовали его. Мастер стал выбираться из толпы.

Но каково же было удивление Ждана, когда среди обступивших его недавнего знакомца он увидел людей, очень похожих на того половчина, которого он встретил на улице кожевников с новым седлом.

Какие могут быть дела у русского мастера с половцами? Ждану не пришлось долго раздумывать над этой загадкой, так как он неожиданно заметил у ларя Глебкину спину. Глебко свертывал в трубку, видима только что купленные кожи.

«Вот я ему и помогу донести», — подумал Ждан, подбежал к Глебу и схватил его за плечо. Тот испуганно обернулся — увидел друга.

— Что ты за мной по пятам ходишь? — Глеб не на шутку рассердился, а Ждан хохотал:

— Поймал я тебя, теперь не убежишь!

— Что ты ко мне привязался? Шагу без тебя ступить не можно.

Жданко смеялся:

— Теперь тебе вовек от дружка не отвязаться! Так и знай!

С торговища возвращались вдвоем. Глебко нес купленные им телячьи кожи. По напряжению согнутой руки и сгорбленной спины видно было, как тяжела была ему ноша.