На юге Днепр впадает в море Русское (Черное).
Днепр соединяет море Балтийское с Черным. Это путь «Из варяг в греки», а на середине пути стоит великий город — «мать городов русских» — Киев.
Притоки Днепра на северо-востоке так близко подходят к притокам Волги, что, перетащив посуху ладьи с товарами, можно попасть из одной великой реки в другую.
Могучая Волга через царство волжских булгар приводит к морю Джурджанскому (Каспийскому). Смельчаки переплывают и это море и проникают в дальние юго-восточные страны: Персию и Аравию.
Киев — стольный город Руси. Из Аравии, Персии, из богатой Византии и с крымских берегов — отовсюду, со всех концов мира прибывают в Киев товары.
Гости торговые — иноземные купцы — продают изделия своих земель и закупают киевские, чтобы развести их по чужим странам.
Так рассказывают старики.
Ждан стоит на берегу, глядит и дивится, до чего Почайна запружена кораблями и ладьями, сколько на ней насадов и простых челнов!
Ладья.
Точно тонкая лебединая шея, изогнулся высокий нос белой ладьи, прибывшей откуда-то издалека. И тут же рядом с лебедем мерно покачивается на серебристой воде другой корабль: орел распростер свои темные крылья и поблескивает цветными камешками, вставленными мастером на места глаз.
И вспоминается Ждану песня, слышанная от гусляра:
«Корму в ём строил по-гусиному,
А нос в ём строил по-орлиному,
В очи вкладывал по камешку,
По славному, по камешку, по яхонту».
Вот еще какой-то иноземный корабль!
На корабле суетятся чудные люди в длиннополых пестрых одеждах. Они натягивают алые и желтые паруса, готовятся к отплытию в далекий город Булгар на реке Каме.
Тяжело оттолкнувшись от берега, медленно отплывает нагруженный корабль, уступая место насаду — большой ладье с высокими бортами. Вот еще насад, за ним третий, четвертый.
— Гляди, малый, это гречники приехали!
Ждан оглянулся на говорившего. Сзади него стоял седобородый старик, добродушный и ласковый.
— Вижу, что ты приезжий, и все тебе в диковину, вот я и хочу тебе объяснить.
Дед рассказывает, что гречники — это киевские купцы, которые торгуют с Византией. Они увезли из Киева меха, и воск, и мед, и изделия киевских мастеров, и глиняные поливные плитки, и множество других вещей, которые продали византийцам, а привезли драгоценные ткани, фрукты и вино.
— Большим опасностям подвергаются русские купцы во время своего далекого и трудного пути, — продолжает свой рассказ словоохотливый дед. — Степные хищники притаились в прибрежных зарослях или в густой высокой траве… Они выслеживают русских купцов. Они зорко следят, не покажется ли киевская ладья на гладкой поверхности реки. Заметили… и пустили стрелы… Тучи стрел несутся навстречу кораблю… Если погибнут гребцы, — погибнет и корабль. Необходимо сохранить гребцов — скрыть их от неприятельских стрел.
Для этого на ладье с высокими бортами устраивают деревянный настил — луб. Под лубом в глубине насада сажают гребцов. Теперь неприятель видит только взмахи весел, а сами гребцы спрятаны от неприятельских стрел.
Половцы в степи.
Стоит Ждан на берегу около ласкового бывалого деда, глядит вокруг себя и слушает внимательно, что рассказывает старик.
У берега плещутся челны, они мерно покачиваются на серебряной речной поверхности.
— Откуда их столько пригнало? — спрашивает Ждан.
— На продажу, с верховьев днепровских.
Ждану хочется узнать, как строят ладьи, и дед продолжает свой рассказ. Он говорит о том, как из ствола толстого дерева вырубают топором челн, как его отделывают теслом (столярный инструмент), затем распаривают, и тогда начинается разводка боков. Нос и корму при этом крепко связывают веревками, чтобы не образовались трещины. Разводка закрепляется вкладкой внутрь «упругов», то есть гнутых сухих сучьев.
На однодеревках-челнах плавают по рекам. Но для выхода в море нужна ладья, увеличенная и оснащенная.
Для того, чтобы такую ладью увеличить и углубить, на края ее прибивают доски, которые стесывают к носу и к корме. В каждой ладье имеются уключины для весел, большие бревна (мачта) и паруса.
Ладьи с набитыми досками, высокими бортами, называются насадами.
Но не только из далеких мест и не только нарядные ладьи толпятся в водах Почайны. Есть тут и простые, дощатые, с низкими бортами, плоскодонные суденышки, специально предназначенные для перевозки грузов. На них жители ближних мест привезли на торговище свои сельские изделия — пеньку и веревки, деревянную посуду, плетеные корзины и лукошки из бересты.
— А вот гляди, малый, — дед подтолкнул Ждана, показал ему на судно, груженное большими каменными плитами розового и красного шифера.
«Это те самые плиты, которые я видел на Золотых воротах и в Софийском соборе», — вспоминает Ждан.
— Откуда же их привозят?
— Недалеко от Киева стоит город Вручий[16] на реке Уборти; берега речки все из шифера. Жители тех мест выламывают целые плиты, укладывают их на струги и учаны и привозят в Киев.
Все лучшие церкви и дворцы княжеские украшены красным или розовым шифером.
Вдоль берега Уборти у города Вручия много мастерских, где из шифера делают разные предметы: пряслица — маленькие колечки, которые надевают на веретено, чтоб оно быстрее вертелось, чтоб легче разматывалась кудель, чтоб веселее спорилась работа; делают из шифера и детские игрушки, крестики и бусы.
— Все эти товары с кораблей и со стругов снесут на торговище… Вот гляди, — дед указал рукой на громадную толпу, которая, как издали казалось, топталась на месте. — Это и есть большое торговище.
— Вот мне туда-то и нужно!
Ждан поблагодарил деда, простился с ним и быстро зашагал вперед.
НА ТОРГОВИЩЕ
Как только Ждан очутился на торговище, он подумал, что не удастся, пожалуй, в такой толпе отыскать Глеба.
Никогда в жизни не приходилось ему бывать, на большом торжище, попадать в сутолоку и давку.
В толпе шныряли пряничники и пирожники, протискивались квасники и сбитенщики, кричали звонкими голосами, предлагая свой товар.
К людскому говору присоединялся скрип колес и ржание коней: то из ближних селений привезли на продажу сено, дрова, мясо, дичину.
Где-то неподалеку блеяли овцы, хрюкали свиньи, мычали коровы.
От человеческого гомона и рева животных в ушах у Ждана стоял звон, а от беспрестанного мелькания разнообразных человеческих лиц в глазах начинало рябить.
Сзади, с боков напирает толпа, и Ждану кажется, что он идет вперед не по своей доброй воле, а движется подхваченный человеческим потоком. Вдруг все остановились, застыли на месте. По площади пронеслось:
— Слушайте! Слушайте заклич о беглом холопе!
Вместе с толпой остановился и Ждан. Он услышал, что от какого-то господина сбежал холоп, именем Дёмка.
— Кто тому холопу даст хлеба, или спрячет его, или укажет путь, как скрыться, платит пять гривен!
Жданко подумал о Тудоре:
«Как же Тудор уйдет от Гордяты? Неужто век вековать подневольным человеком? Как бы ни хотелось пожить на свободе, — не от кого холопу помощи ждать! Пять гривен заплатит тот, кто поможет скрыться! Где взять столько деньжищ?!» И вдруг вспомнил он Гнедку пропавшего, а на его месте Воронок теперь! Страшная догадка мелькнула в голове у Ждана. Отец его, Петрило, писал какой-то «ряд»; значит, подрядился работать на боярина, на этого же Гордяту, который закабалил Тудора навеки, и страх за отца овладел сердцем Ждана: не попал бы и его батя в вечные, обельные, холопы к тому же Гордяте.
