После этого он прочел следующие стихи:

Услыхав эти слова, молодая женщина засмеялась над своим гневом. Затем, подойдя к мужчинам, она сказала: «Расскажите нам ваши биографии, так как жить вам остается не более часа. Если бы вы не были, по-видимому, людьми высшего сословья, то я ускорила бы ваше наказание».

– Горе тебе, Джафар, – сказал халиф, – скажи ей скорее, кто мы такие, а иначе она убьет нас.

– И поделом нам, – отвечал он.

– Шутить в такое серьезное время не приходится, – продолжал халиф, – всему свое время.

– Вы братья? – спросила хозяйка, подходя к нищим.

– Нет, – отвечали они, – мы только бедные чужестранцы.

– Ты родился кривым на один глаз? – спросила она одного из них.

– Нет, – отвечал он, – но я лишился глаза вследствие одного очень странного происшествия, и рассказ об этом мог бы послужить уроком человеку, обращающему внимание на предупреждения.

Она обратилась с тем же вопросом и ко второму, и к третьему нищему и получила от них такой же ответ, как и от первого.

– Все мы, – прибавили они, – из разных мест, и истории наши весьма замечательны.

– Каждый из вас, – продолжала она, глядя на них, – расскажет мне свою историю и причину его появления здесь и затем очнется хорошенько и пойдет своей дорогой.

Первым подошел носильщик и начал так:

– Я – носильщик, госпожа моя! – и вот эта покупательница наняла меня и привела меня сюда, а то, что случилось здесь со мною, вы знаете очень хорошо. Вот и вся моя история, и да будет над вами мир.

– Ну, так приди хорошенько в себя и отправляйся.

– Клянусь Аллахом, – отвечал он, – я не уйду до тех пор, пока не выслушаю истории своих товарищей.

Первый нищий подошел и рассказал следующее.

– Знай, госпожа моя, причину, почему я выбрил себе бороду и почему потерял один глаз. Отец мой был царем, и брат у него был тоже царь, живший в другой столице. Случилось-таки, что мать моя родила меня как раз в тот же самый день, когда родился сын у моего дяди; и прошло много лет и много дней до тех пор, пока мы не сделались взрослыми. В продолжение нескольких лет я имел обыкновение ездить в гости к своему дяде и гостить у него по нескольку месяцев; и в один из моих приездов двоюродный брат мой принял меня с большим почетом; он заколол для меня барана, нацедил вина, и мы сидели и распивали, а когда вино стало действовать на нас, то он обратился ко мне с такими словами:

– О сын моего дяди, мне нужна твоя помощь в деле, для меня весьма важном, и, прошу тебя, не протестуй против того, что я хочу сделать.

– Я совершенно к твоим услугам, – отвечал я; и он заставил меня дать ему страшную клятву, после чего он на некоторое время удалился, а затем вернулся с женщиной, покрытой украшеньями, раздушенной и одетой чрезвычайно богато. Оставив женщину позади себя, он посмотрел на меня и сказал:

– Возьми эту женщину и отправляйся на кладбище, – он рассказал мне, где находилось это кладбище, и затем прибавил: – войди туда и жди меня там.

Я не мог возражать ему и не мог не исполнить его требования вследствие данной мною клятвы: поэтому я взял женщину и отправился с нею на кладбище. Там мы посидели немного, и вскоре пришел мой двоюродный брат и принес с собой чашку с водой, мешок с замазкой и небольшое долото. Он подошел к могиле, находившейся посреди кладбища, и долотом разъединил камни, которые сложил в сторону, затем, раскопав землю тем же долотом, он докопался до небольшого плоского камня и, подняв его, открыл небольшую лестницу. Подозвав к себе женщину, он сказал ей:

– Исполняй свое желание!

Женщина спустилась с лестницы, а он, взглянув на меня, сказал:

– О сын моего дяди, доверши свое благодеяние и, когда я спущусь вниз, заложу опять этот камень, засыпь землей, как было прежде, затем смешай эту замазку с водой и замажь могильные камни в том виде, в каком они лежали первоначально, так чтобы никто не заподозрил, что это недавно открывалось. Я целый год готовился к этому, и, кроме Бога, никто этого не знал. Так вот чего я требую от тебя. Дай Бог, чтобы друзья твои не были лишены твоего присутствия, о сын моего дяди! – прибавил они и с этими словами опустился вниз.

Когда он исчез из моих глаз, я заложил отверстие плоским камнем и сделал все так, как он просил, и привел могилу в ее прежнее положение; после чего я вернулся в дом дяди, уезжавшего на охоту. Проспав эту ночь, я стал раздумывать утром о том, что произошло между мною и моим двоюродным братом, и раскаялся в том, что я сделал для него, когда раскаяние было уже бесполезно. Отправившись на кладбище, я стал искать могилы, но найти ее не мог. Искал я без устали до самой глубокой ночи и, не найдя, вернулся во дворец, не зная, что сталось с моим братом, я перестал от тревоги и есть, и пить и впал в страшную тоску. Горевал я всю ночь до утра и снова отправился на кладбище, раздумывая о поступке своего двоюродного брата и раскаиваясь, что я помогал ему. Я осматривал все могилы, но той, которую я искал, не находил. Таким образом в продолжение семи дней искал я совершенно бесполезно[70].

Тоска моя усиливалась до такой степени, что я чуть не сошел с ума, и чтоб успокоиться, поехал обратно к отцу; но лишь только я подъехал к заставе, как на меня бросились люди и связали меня. Я был тем более поражен, что отец мой был султаном города и связали меня наши дворцовые слуги. В душе я страшно испугался и подумал: что могло бы случиться с моим отцом? У людей, связавших меня, я спросил, что значит такое обращение со мной; но они мне ничего не отвечали до тех пор, пока один из них, служивший мне лично, не сказал:

– Счастье изменило твоему отцу, войска его от него отступились, и визирь убил его; а мы поджидали здесь, чтобы схватить тебя.

Они взяли меня, и я обмер, слыша, что случилось с моим отцом; и предстал перед визирем, убившим его.

Между мною и визирем давно существовала вражда, и вот по какой причине: я очень любил охотиться с самострелом, и однажды случилось так, что я стоял на крыше своего дворца и прицеливался в птицу, поднявшуюся над крышей дворца визиря. В птицу я не попал, а попал в глаз визиря и выколол его в силу предопределения рока, как говорит поэт:

Когда я выколол глаз визирю, то он ничего не мог сказать, потому что отец мой был царем. Вот почему он ненавидел меня; и когда я стоял перед ним со связанными руками, то он приказал отрубить мне голову.

– За что ты хочешь убить меня, – сказал я, – ведь я тебе ничего не сделал?

– Как ничего не сделал? Что же может быть хуже этого?! – вскричал он, указывая на свой глаз, выколотый мною.

– Ведь я сделал это нечаянно, – сказал я.

– Нечаянно? – отвечал он – ну так я сделаю это тебе нарочно.

Он приказал поставить меня перед ним, и когда меня подвели, то он ткнул пальцем и выколол мне глаз. И вот таким образом, как вы видите, я лишился глаза. Затем он приказал крепко связать меня и положить в сундук.

– Возьми этого человека, – сказал он палачу, – и вынес его за город, и там убей его, и брось его на съедение диким зверям.