Тот останавливается. Озноб бьёт его так сильно, что даже Джаред с Томми это замечают, ошибочно приняв за страх. Двое крепких верзил нагло скалятся в лицо чужаку и угрожающе молчат. Молчание антрацитового тандема не сулит ничего хорошего.

Эти двое не похожи на ребят из церкви или благотворительного общества. Света на улице немного, полицией в этом районе не пахнет; могут так уделать человека, что и костей не соберёшь. Комплекция у них соответствующая, кулаки – с дыню каждый. И взгляд недобрый. Одним словом, местная шпана…

Парень предпринимает попытку обойти их стороной, как лужу вонючей мочи на соседней улице. «Ага, щас…» В отличие от неподвижной лужи, у этих малограмотных особей есть ноги, сила и то, что с натяжкой можно назвать умом. Дружки передвинулись и опять мешают пройти. Джаред язвительно ухмыляется, медленно вытряхивает сигарету из пачки и мастерски закидывает её в рот, точно заправский фокусник. Томми пренебрежительно выпячивает нижнюю губу и сочувственно кивает, сверля глазами будущую жертву.

Молодой человек всё понимает. Больные серые глаза на миг резанули бритвой по чернокожим бандитам. Гора мускулов не производит на него должного впечатления. Нечто вроде мимолётного равнодушного интереса мелькает на измученном лице. Так сытый удав, свисающий с ветки в джунглях, с ленивым любопытством наблюдает за прыгающими в траве кроликами: «Успеется…»

Если бы у отморозков хоть на микроскопическую толику хватило мозгов и интуиции, они бы расступились и, рассыпавшись в извинениях, пропустили незнакомца, но куда там! Гормоны ставят точку в вопросе…

Белый через силу, криво, дёргает уголком рта и еле слышно произносит севшим голосом: «Огня нет. Мне нужно пройти…» Джаред улавливает лёгкий акцент. Иностранец? Тем хуже для него. Видимо, этот индюк решил, что ребятам нужна зажигалка. Да ещё и хамить вздумал, урод долбаный! Ну сейчас они ему вставят дымящуюся сигарету в очко – забавный паровозик получится!

Мингус скользит взглядом по Дэйзи. Та замерла на крыльце. «Ну что ж, девочка, наслаждайся – спектакль начинается! Режиссёр Мингус дело знает! Тарантино – отстой!» – подумал Джаред, и, сверкнув лезвиями в свете фонаря, два длинных ножа одновременно метнулись к горлу прохожего.

Если у Джареда и был осмысленный план действий, то он рассыпался в ту же секунду. Несмотря на болезнь и боль, парень легко отклоняется назад, уходя от бандитских ножей, и молниеносно, от колена, выкидывает вперёд правую ногу. Раздаётся глухой звук, будто кто-то кулаком влупил по пыльному дивану. Хлёсткий сильный удар подъёмом ноги приходится Джареду прямо в пах.

Бородатый чернокожий здоровяк явно не ожидал такого предательского подвоха. Он ахает и с обиженным выражением на лице мешком падает на грязный асфальт. Выпавший из руки нож звякает о бордюрный камень и отскакивает на дорогу. Бедной Дэйзи придётся подождать несколько месяцев несостоявше-гося кавалера. С кровавой яичницей в штанах ему теперь долго будет не до женского пола. Если он потом вообще что-то сможет по этой части.

«Ни хера себе!» – Томми обалдевает от наглости чужака и на секунду замирает, разинув рот в изумлении. Такой ошибкой грех не воспользоваться… Дружок Мингуса тоже не обойдён вниманием и получает образцовый апперкот – удар снизу в челюсть невесть откуда вылетевшим кулаком. Слышно, как удивлённо клацают и крошатся зубы, кусок языка шлёпается на асфальт. От болевого шока Тайнер теряет сознание и валится на друга как подкошенный, из открытого рта летят брызги крови.

Дэйзи начинает набирать воздух.

– Заткнись, сука! Убью! – грубо рявкает белый парень, и девушка поспешно захлопывает рот.

Почти сразу из-за поворота, как чёрт из табакерки, на улицу влетает автомобиль и с визгом тормозит. Яркие фары слепят Дэйзи, освещая лежащих вповалку «героев». Кровь отключившегося Тайнера чернеет на светлом асфальте длинной тонкой змейкой. Джаред корчится и стонет, обеими руками держась за мошонку. Мигает ближний свет, короткий сигнал звонко отражается от пустых окон.

Молодой человек, только что мастерски отправивший двух верзил в нокаут, быстро прыгает на переднее пассажирское сиденье и хлопает дверью. На секунду в салоне загорается лампочка. За рулём – прилично одетый чернокожий мужчина в сером костюме и обычных оптических очках с тонкими серебряными дужками. На вид ему лет пятьдесят. Седые волосы густо разбавляют некогда чёрную как смоль, поредевшую шевелюру. От крупного носа отходят к уголкам рта две глубокие морщины.

Машина рвёт с места. Через мгновенье над улицей разносится истошный крик Дэйзи.

Шутники, вероятно, сочли бы позу Гэвина забавной.

Рыхлый белый зад, смешно торчащий над скамьёй, стянутые до колен штаны придают пленнику сходство с деревенским пьяницей. Шёл себе человек из бара, решил присесть под кустик по нужде, да так и свалился замертво. Для полноты картины не хватает здорового громкого храпа и смеха зрителей за кадром. Чем не комедия положений?

Однако присутствие палача и струйка крови, медленно ползущая от искалеченного лица Гэвина, не дают повода для веселья. Кто этот таинственный мастер заплечных дел и что ему нужно от безвольной жертвы? Почему он так жесток и беспощаден? Нет ответа…

Последний между тем не теряет времени. Стащив трусы с Гэвина, «чернец» натягивает тонкие белые медицинские перчатки из опудренного латекса. Фабричная упаковка ваты рвётся на шесть больших клочьев. «Монах» катает из них белоснежные шарики и раскладывает на столике.

Настаёт очередь банки с широкой крышкой, наполненной густым маслянистым составом, похожим на крем. Палач аккуратно обмакивает каждый шарик и бережным движением пальцев заталкивает их в анальное отверстие жертвы. Действует грамотно, как профессиональный медик.

Покончив с шариками и убедившись, что зад Гэвина набит ватой под завязку, палач прилаживает на него памперс для лежачих больных, закрепляя липучками вокруг пояса. С трудом натянув на раздавшуюся в объёме от памперса жертву трусы и джинсы, незнакомец рывком усаживает Гэвина обратно на стул.

Голова несчастного запрокидывается. Сломанный нос расплющен, лицо в крови, челюсть сдвинута от удара. Скотч крепко сковывает рот. Удивительно, как Гэвин до сих пор не задохнулся или не захлебнулся от крови и рвоты. В горле клокочет, слышны глухие тяжёлые хрипы. Так раненый зверь бьётся в агонии, окружённый толпой азартных охотников.

Палач восстанавливает статус-кво. Туловище Гэвина снова крепко привязано к спинке стула, а щиколотки – к ножкам. Наручники по-прежнему сковывают запястья за спиной.

Пленник тем временем приходит в себя. Он опять пытается мычать, но уже без прежнего энтузиазма. Выглядит Гэвин страшно. Вместо лица – кровавое месиво из костей и хрящей, только белки глаз с красными прожилками бешено вращаются в орбитах, пытаясь предугадать судьбу.

Испуг заставляет следить за малейшим движением чёрной фигуры. Палач поворачивается к столику, закрыв его от жертвы спиной. Слышится металлическое клацанье – что-то перебирает в ужасных инструментах. От резких звуков Гэвину становится дурно, происходит непроизвольное выделение мочи. Памперс надежно принимает жидкость.

«Монах» прекращает лязгать металлом и поворачивается к пленнику. В крупных руках отблескивает острейшая опасная бритва. «Конец…» – решает Гэвин и обречённо закрывает глаза. Полоснуть лезвием по горлу, перерезав все нежнейшие артерии, чего проще? Жизнь уйдёт быстро и надёжно. «Ну всё…» – он опускает голову и тихо плачет от бессилия.

Лезвие касается шеи, и узник готов встретить смерть. Мычание и хрипы смолкают, кадык нервно ходит вверх-вниз, ожидая, когда острая бритва рассечёт плоть. Волна мурашек прокатывается по телу, рассыпается мелкой дрожью. «Идущий на смерть приветствует тебя! Пара секунд – и я провалюсь в блаженство…»

Но лезвие не причиняет никакого вреда. Палач, вместо того чтобы прирезать пленника, просто скребёт бритвой по шее. Гэвин пытается приподнять голову, но «монах» силой удерживает её в наклонном положении. Твёрдая рука водит нож, совершая монотонные движения лезвием от плеч к затылку. Бритва больно прыгает по выступающим шейным позвонкам. «Господи, эта сволочь бреет мне голову!» – ужасается Гэвин.