Дом Гриффина был не только грязным, но и жутким! В жилище учёного царила гробовая тишина. Было темно как в могиле. Деревья за окном и плотные гардины не пропускали внутрь солнечный свет. Даже когда они выбрались из подвала, Люциус не перестал радоваться, что у него с собой факел.
– Не очень-то уютное место, – прошептала Тео. Девочка шла с фонарём рядом с Люциусом и, как и он, растерянно озиралась по сторонам. – Кажется, здесь уже сто лет никто не бывал. – Она посмотрела на старые напольные часы в гостиной, которые остановились, потому что никто их не завёл.
Люциус кивнул. Дом выглядел заброшенным, но всё же мальчик не мог отделаться от ощущения, будто за одной из дверей их поджидает владелец – сжимает кулаки, готовый напасть.
– Ты тоже это чувствуешь? – тихо спросил он Тео. – Тут кто-то есть. Или мне кажется?
– Чувствую, – ответила она. – Чьё-то присутствие. Я ощущаю себя здесь совсем не так, как в доме леди Армстронг.
– Можете считать, что я свихнулся, – мрачно и непривычно тихо сказал Себастиан, который как раз вышел из кухни к ним в коридор, – но мне всё время кажется, будто за мной наблюдают.
– Здесь кто-то есть, – подтвердил Люциус, продолжая осматриваться. – Хотя по обстановке и не скажешь.
«Человек-невидимка», – мрачно подумал он. Но тут же засомневался. Стал бы Гриффин жить в таком хаосе? Кроме того, здесь не было ни следа украденных сокровищ.
Громкие шаги на втором этаже заставили друзей вздрогнуть. Люциус метнулся к лестнице, посмотрел вверх – и увидел Харольда. Юный изобретатель появился на верхней ступеньке, так и сияя от восторга.
– Вам непременно нужно это увидеть! – воскликнул он. – Иначе вы мне не поверите!
Люциус, Себастиан и Тео не заставили себя упрашивать. Второй этаж мало чем отличался от первого: повсюду пыль и беспорядок. Люциус увидел спальню с незаправленной постелью и массивным гардеробом, ванную с крохотным окошком, запертую деревянную дверь, скорее всего, ведущую на чердак, и объект восторга Харольда.
– Вот, – сказал изобретатель и, скрестив руки на груди, остановился на пороге. – Я бы тут поселился.
Комната была большая – занимала примерно две трети этажа. И была вся заставлена.
– Лаборатория, – удивился Люциус, обводя взглядом странные агрегаты из керамики и металла, пузатые стеклянные сосуды, грифельные доски, исписанные математическими и химическими формулами, микроскоп, бунзеновскую горелку[2], многочисленные циркули и логарифмические линейки, беспорядочно наваленные бумажки с записями и открытые книги. Остальная часть дома была жилой, но это помещение однозначно служило для работы. И здесь было совсем не так пыльно, как в других комнатах!
– Всё сходится, – Себастиан с любопытством осматривался по сторонам. – Похоже, Гриффин живёт одной наукой. Другие комнаты его мало интересуют. А здесь ему хорошо.
– Я думал, раз он учёный, у него есть лаборатория при Обществе, – недоумевал Люциус. Всё это сильно напоминало ему маленькую химическую лабораторию мистера Холмса за книжной стенкой, только комната Гриффина была в несколько раз больше. И здесь царил ещё больший беспорядок.
– Раньше наверняка была, – сказал Харольд. – Там он прежде работал днём. Но здесь, – он обвёл рукой комнату, и на лице его отразилось блаженство, – он продолжает работать по ночам.
– И над чем же? – Тео обошла комнату, миновав длинные столы, заставленные пузатыми стеклянными колбами, и остановилась перед одной из досок. – Понятия не имею, что здесь написано.
Харольд подошёл к ней.
– Здесь идёт речь о свете. – Он указал на строчки цифр, букв и стрелок, взял с ближайшего стола одну из открытых книг и показал её Тео, будто это всё объясняло. – Преломление света, световой спектр – вот это всё.
– Вот это всё, – негромко повторил Себастиан, насмешливо глянув на Люциуса.
– А здесь, – Харольд указал на другую доску, исписанную похожими значками, – что-то из области химии. Я в этом не очень хорошо разбираюсь, но похоже на начало рецепта, формулу или что-то в этом роде.
– Формулу невидимости? – Себастиан с любопытством подошёл ближе. – Вот это была бы находка!
«Интересно, что сказал бы на это мистер Холмс?» – подумал Люциус и тут же отругал себя за эти мысли.
Харольд пожал плечами:
– Возможно. – В его голосе сквозило разочарование. – Но я этого не знаю.
Люциус внимательнее присмотрелся к стеллажам и витринам у стен лаборатории. Там стояли сосуды разных размеров и с разным содержимым: банки с жидкостями, деревянные коробочки с предметными стёклами для микроскопа, картотечные ящики, потрёпанные тетради и записные книжки.
– Может, там что-нибудь написано, – указал он на один из блокнотов.
Подоспевший Харольд взял его и открыл. Глаза его округлились.
– Вы только послушайте! – И он зачитал вслух последнюю страницу. – «5 мая 1895 г. Вот-вот случится прорыв – я не испытываю в этом никаких сомнений. Более того, я чувствую это каждой клеткой своего тела. Недавние эксперименты прошли исключительно удачно. Эдвардс, мой недалёкий адъюнкт, продолжает сомневаться, но…»
– Мой кто? – перебил Люциус.
– Адъюнкт, – сказала Тео. – То есть помощник. Судя по всему, даже после увольнения доктор Гриффин оставил при себе ассистента. Эта запись была сделана всего неделю назад. Очевидно, Гриффин не слишком высокого мнения о своём адъюнкте.
– «…но какое мне дело до мнения такого глупого парня? – кивнув, продолжал читать Харольд. – Нет, мой труд – единственное подтверждение, которое мне нужно. Результаты показали, что я на правильном пути. Наконец-то! Наконец-то мне это удастся».
– Формула невидимости, – пробормотал Себастиан. Он заворожённо слушал, округлив глаза. – Ведь речь о ней, да? Доктор Гриффин в самом деле её нашёл.
Харольд читал дальше:
– «Завтра ночью я испытаю своё изобретение на себе, потому что больше никому не могу доверять. Страшно подумать, что произойдёт, если эта научная сенсация угодит в руки такого бестолкового типа, как Эдвардс! Нет, я сам испробую сыворотку. Ведь я так долго и упорно работал над ней. Коллеги годами надо мной насмехались, считая, что я не в своём уме. Но завтра ночью, когда сыворотка наконец-то будет готова, я получу заслуженную награду. На этот раз всё получится, клянусь Господом! Должно получиться». – Мальчик поднял глаза. – Это всё. Так заканчивается последняя запись.
Пока Харольд листал записную книжку, Люциус посмотрел на Тео и Себастиана.
– Как думаете, у него получилось? – спросил он. – Может, потому мы его и не видим? Потому что он здесь, но воспользовался своим изобретением?
Тео подошла к одному из лабораторных столов и задумчиво уставилась на пузатую банку с белой кремообразной субстанцией:
– Если так, это может быть оно.
– Или это обычная мазь. – Себастиан склонился над банкой и понюхал. – Ничем не пахнет. – Он сунул руку в банку.
– Осторожно! – предостерёг его Харольд. – Тео права: это может оказаться изобретением Гриффина. Если это так, твоя рука может стать невидимой. Понятия не имею, как это потом исправить.
Себастиан уверенно улыбнулся:
– Ты найдёшь способ, Харольд. Уж ты-то непременно что-нибудь придумаешь. – Он хотел было зачерпнуть пальцами кремообразную массу, как вдруг по всему дому разнёсся звук удара.
Четверо друзей замерли.
– Что, чёрт побери… – пробормотал Харольд.
Удар повторился – громкий и сильный. Потом в третий раз. Будто мертвец колотил изнутри по каменным воротам склепа.
– Звук доносится из коридора, – определил Люциус, отогнав страшную картинку, возникшую в его воображении. Он поспешно вернулся в узкий коридор второго этажа. В самом деле: перед закрытой деревянной дверью чердака в сумраке кружилось теперь гораздо больше пылинок, чем до этого. И их ещё прибавилось, когда удар раздался в четвёртый раз и деревянная дверь затряслась.
– Там кто-то есть! – высказал Себастиан догадку Люциуса. Дверь была заперта снаружи. – И он хочет выйти.
