Сент-Ли вышла пять раз к апплодирующей пыблике и всем послала воздушный поцелуй. Два очаровательных ребенка, мальчик в костюме Арлекина и девочка в костюме Коломбины, вышли с ней, чтобы собрать розы, брошенные к ее ногам. При пятом вызове Сент-Ли медленно стянула розовую ленточку с шеи, улыбаясь, когда ее обожатели - джентльмены, банковские служащие, лакеи - смешались, взывая к присуждению премии. Она казалась неспособной выбрать. Возможно, она любила их всех одинаково. Закрыв глаза одной рукой, другой она бросила ленту в яму. Любой мог бы подумать, что это драгоценная жемчужина. Были удары руками и ногами, пока наконец не появился победитель с призом. К тому времени, конечно, Сент-Ли покинула сцену.

Глава 2

Высоко подняв юбки, к радости рабочих внизу сцены, Селия Сент-Ли спустилась по узкой спирали ступеней, ведущей от яркой и высокой сцены к темной влажной глубине театра. Ноги сверкали белым во мраке, она побежала по лабиринту коридоров в свою гардеробную. Это была небольшая комната, разделенная на две части. Первой была крошечная гостиная, мило обставленная французским диваном и стульями, обитыми розовой тканью с узорами. Здесь, когда была склонна к этому, Сент-Ли принимала своих посетителей или заставляла их ждать.

Селия прошла прямо через гостиную к алькову, отбрасывая туфли на высоких каблуках, которые она носила в заключительном акте, просто чтобы разозлить мистера Палмера, который был на два дюйма ниже ее. Она стояла в чулках перед напольным зеркалом в полный рост, нетерпеливо наблюдая, как ее костюмерша расстегивала костюм на спине. Запах роз наполнял воздух. Десятки букетов, состоящих из бледно-розовых цветов, теснились во внешней комнате, где актриса иногда принимала избранных посетителей. Она была голодна, и сильный запах роз заставил ее почувствовать головокружение. «Меня тошнит от роз!» - заявила она.

Ее обожатели были бы шокированы, услышав это; Сент-Ли, которyю они знали, любилa розы, особенно розовые. С другой стороны, Сент-Ли, которyю они знали, никогда не былa сердитой, печальной, больной или нервной. Она всегда была счастлива и красива.

«Я никогда не должна была позволять им назвать розу в мою честь. Я хотела бы, чтобы кто-то назвал персик в мою честь; в конце концов, персик можно съесть». Выйдя из тяжелых юбок Кейт Хардкасл, она отбросила их. Щелкнув языком, Флaд подняла с пола старомодные парчовые юбки, осторожно положила их на стул и продолжала раздевать свою хозяйку.

«Уверена, мадам в эту ночь не в настроении»,  - заметила ирландка, как и всегда, каждую ночь, потому что мадам всегда была в не в настроении после спектакля. Постепенно она раздела Сент-Лис до сорочки, такой тонкой, что едва скрывала ee тонкую, изящную фигуру.

Мужчины - грязные существа - вечно предлагали деньги Флад, чтобы позволить им шпионить за ее любимицей, но к их вечному разочарованию, ирландкy невозможно было подкупить. Она любила мадам, как никто другой, и скорее бы отрезала свою тощую веснушчатую руку, чем предала ее. Чтобы мадам не простудилась, Флад нежно завернула ее в любимый старый халат из золотого бархата. Некогда великолепный, как шкура льва, теперь он был потрясающе потрепан. Но когда Флад пригрозила продать старую тряпку, мадам солнечно улыбнулась и сказала своим восхитительно низким, хриплым голосом: «Ты намного старше его, моя дорогая Флад, но я бы не продала тебя тряпичнику».

Селия подошла к туалетному столику и, сидя за трельяжем, начала наносить крем на лицо. Несмотря на то, что она была одарена значительной природной красотой, резкое освещение театра заставило использовать некоторые косметические средства. Она использовала черную краску из ламповой сажи, чтобы затемнить светлые ресницы и брови. Она подкрасила губы в красный цвет и нарумянила щеки до ярко-розового цвета. Черная краска заставляла ее глаза выглядеть ярко-синими, а алые губы заставляли ее зубы казаться очень белыми. Ее кожа была безупречна. Она никогда не отбеливала ее свинцовыми белилами, как это делали другие актрисы, но использовала немного тонированного порошка, осторожно наносимого между актами, чтобы Святая не стала известна как Блестящая. За кулисами она никогда не носила косметики за исключением легкого бальзама для губ на ее маленьком, пухлом рту.

Ее обожатели всегда были очарованы, увидев на улице Сент-Ли, с ненакрашенным, как у ребенкa, лицом. Селия, считая себя достаточно красивой и без искусственных улучшений, была рада дать им то, что они хотели.

Осторожно и аккуратно, словно удаляя грязь с крыла бабочки, она медленно удаляла свое сценическое «лицо» кусочком мягкой фланели. Без черной краски ее глаза выглядели круглыми и невинными. Ее рот выглядел мягче и слаще без малиновой краски. На роль мисс Хардкасл ее золотые волосы были причесаны в стиле помпадур с узкими локонами, стекающими по ее спине. Наклонив голову, Селия обдумала важный вопрос о том, следует ли вынуть булавки, и быстро решила не делать этого. По опыту она знала, что ее волосы могут быть непослушными. Если она их распустит, кто знает, сможет ли уложить опять. Кроме того, ее публике нравилась, что она немного старомодна, не такая уж à la mode, как надменные дамы. из высшего общества. У нее заурчал живот, напомнив ей о более важных вопросах.

«Почему они посылают мне цветы? Почему они не посылают торт? Или шампанское?»

Флад тщательно проверялa одежду мисс Хардкасл на наличие пятен и дырок. Она подняла глаза в тревоге. «Лучше держитесь подальше от тортa, мадам! Не говоря уже о шампанском! Ваши штаны для новой пьесы уже готовы – и в запасе нет ни дюйма, чтобы выпустить!»

«Чепуха», - с негодованием сказала Селия. «В любом случае, я похудела. Я едва узнаю себя, я выгляжу такой измученной! Клянусь, я должно быть выгляжу как минимум на тридцать».

«Тридцать!» - закричала Флад. «Нет, мадам! Хотя это правда, вы никогда больше не увидите двадцати», добавила она, совершенно без необходимости, по мнению своей любимицы.

На самом деле, Сeлии было двадцать четыре года, для актрисы она была довольно древней. Каждый день изящные и восхитительные красавицы пятнадцати и шестнадцати лет появлялись на прослушиваниях, столь же жаждущих славы и богатства, как сама Селия, когда она впервые прибыла в Лондон.

«Это так несправедливо», - продолжала Селия. «Актер-мужчина может быть старым и толстым, коротышкой и вонючим, и никто не моргнет и глазом! Но стоит у актрисы появится морщинке от смеха в уголке рта - и она в беде! Мое время приближается, Флад. О, да, я знаю», - настаивала она, когда Флад яростно запротестовала, что этот день никогда не наступит. «Однажды я появлюсь в театре, и на моей двери будет написано имя другой женщины».

«Конечно, они никогда не смогут заменить вас, мадам», - твердо сказал ей Флад. «Разве сам мистер Хазлитт не объявил вас лучшей актрисой Лондона?»

«Конечно, теперь, когда миссис Сиддонс на пенсии, а бедная миссис Джордан…» Внезапная слезинка заставила Сeлию остановиться. Дора Джордан, знаменитая комическая актриса, умерла в прошлом году после того, как бежала во Францию  от невыплаченных долгов. Она была подругой Сeлии.

Спеша утешить хозяйку, Флад обняла ее костлявыми руками. «Вы устали, вот и все, мадам», - проворчала Флад. «Вам нужна хорошая горячая ванна и хороший ночной сон».

«Нет, действительно», - сказала Селия с негодованием, отталкивая ее. «Я еще не старуха! Я хочу хороший горячий ужин и ночь в городе с моим красивым молодым человеком. Он здесь?»

«Я уверена, что не знаю, кого вы имеете в виду, мадам», - холодно сказала Флад. Несмотря на то, что он был сыном миссис Джордан и, следовательно, наполовину ирландцем, Флад не одобрялa капитана Фицкларенса.

Поднявшись со своего туалетного столика, Селия прошла за лакированный экран - последний раз его видели на сцене в «Школе скандалов» Шеридана - в самом конце комнаты. «Ты точно знаешь, кого я имею в виду»,  - резко сказала она, выхватывая розовую шелковую сорочку c колышка за экраном. «Ты можешь сказать капитану Фицкларенсу, что я скоро буду с ним. И скажи ему, что я голодна».