— Почему именно мне, — задохнулась я от возмущения, — мало, что ли, вокруг других женщин?

— Женщин до фига, — рассмеялась Галка, — девственниц осталось маловато. Забыла, что ли, что им теперь нужна именно девственница?

Я вспомнила слова Старого и замерла. Но потом подумала немного и успокоилась.

— Откуда им знать, кто девственница, а кто нет? — спросила я у подруги. — Это, знаешь ли, на лбу не написано.

— Ага, — продолжала доводить меня Галюня, — на лбу точно не написано, а в медицинской карте все есть. Может, у них кто-нибудь работает в поликлинике в регистратуре. Как тебе такой вариант? А сейчас, с чем бы ты ни обратилась, хоть с поносом, хоть с золотухой, а к гинекологу тебя по-любому пошлют. Так что, Маня, тебе пора срочно прощаться со своим «сокровищем».

Она рассмеялась, а мне стало так страшно, что даже трубка в руке задрожала. Умеет же Галка испортить настроение!

— Вот ты сволочь! — вырвалось у меня. — Могла бы и промолчать.

— Еще чего, — возмутилась подруга, — я тебя предупредить должна, а не молчать. Сиди дома и носа никуда не высовывай до следующего убийства. Мне бы не хотелось, чтобы тебя нашли с перерезанным горлом и распоротым брюхом, — она хихикнула, — я к тебе привыкла уже, как к старым тапочкам.

— Свинья ты, Галка, — грустно констатировала я.

— Свинья, конечно, — покорно согласилась она, — но свинья заботливая.

Впервые за долгие недели на город щедро пролились солнечные лучи. Косматые тучи неохотно расползлись в стороны, уступая власть в небе яркому прожектору солнца. Вместе с солнечным светом, играющим на обоях веселыми солнечными зайчиками, в моей душе воцарился покой. Я больше ничего не боялась.

— Все будет хорошо, — успокоила я подругу.

— Я надеюсь, но лучше все-таки не рисковать без нужды.

Я положила трубку и бросилась к старенькой бабушкиной тумбочке. «Все будет хорошо, — убеждала я себя, — свою судьбу я буду делать сама». Схватив резную деревянную шкатулку, я принялась рыться в ней. Бабушка Соня хранила в ней свои «драгоценности» — мою бирку из роддома, прядь моих волос, старинное кольцо, передаваемое, как она говорила, по наследству и… Вот он! Маленький, почерневший от времени мой крестильный крестик, который я ни разу в жизни не надевала.

Басмач подошел ко мне и ткнулся лбом в ногу. Потом он обнаружил новую игрушку. Висящий на цепочке крест привлек его внимание. Кот вцепился в распятие и вырвал его из моих рук.

— Прекрати! — вырвалось у меня.

Котяра ехидно фыркнул и умчался в коридор. Мне пришлось бежать за ним. Я вспомнила слова Нины Ивановны о том, что, если я смогу поверить в силу креста, то он обязательно мне поможет. Теперь я решила проверить это на деле. Вот только никакой веры у меня в душе пока не было, но я очень надеялась, что она когда-нибудь появится, хотя бы в самый трудный момент, когда помощи больше ждать будет неоткуда.

Я искала везде, ползала по полу, перерыла всю одежду на вешалке, даже в обувь заглядывала — все напрасно, повторилась история с валерьянкой, крестик пропал бесследно, как будто его никогда и не было.

— Черная, наглая, волосатая сволочь, — причитала я, — скажи, куда ты его дел? Это не игрушка. Что на тебя такое нашло? Ты считаешь, что мало сегодня потрепал мне нервы?

— Ду-ра, — внятно произнес кот и смерил меня презрительным взглядом.

Я не могла поверить своим ушам. Когда-то я читала о говорящих котах и собаках, но все эти животные прожили с людьми долгую жизнь, а Басик появился у меня недавно. Тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, я решила, что эта «дура» мне послышалась. У моего кота столько разных интонаций припасено, что любое его «мяу» иногда звучит, как вполне осмысленная фраза.

— Сам дурак, — обиделась я и швырнула в кота сапогом.

— Мымра, — огрызнулся Басмач и спрятался за полочкой для обуви.

«Ладно, — обреченно подумала я, — значит, не судьба. Обойдемся без предрассудков».

Едва Ник вошел во двор, как сразу же в глаза ему бросилась толпа народа и милицейская машина.

«Это повторилось опять, — подумал он со злостью. — И никому нет дела до того, что в нашем районе постоянно режут женщин».

Неожиданно он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Ощущение было не из приятных, как будто кто-то провел по лицу мокрой, скользкой тряпкой. Ник посмотрел туда, откуда шли эти флюиды, и обнаружил забавного незнакомца. Невысокий, с рыжими всклокоченными волосами, какой-то весь нелепый и даже жалкий. Жалкий? Ну уж нет! Такой взгляд может быть только у человека сильного и, скорее всего, жестокого.

Всю дорогу до подъезда скрипач чувствовал затылком, что рыжий тип продолжает сверлить его взглядом. Вежливо кивнув старушкам и даже не поинтересовавшись, что же случилось, он бегом взлетел по лестнице на четвертый этаж. У двери Марии он замер в сомнении. Ему безумно хотелось увидеть девушку, но что-то подсказывало, что сейчас ее лучше оставить в покое.

Открыв свою дверь, он еще какое-то время постоял на пороге в надежде, что Маша сама выйдет на площадку, потом, грустно вздохнув, зашел и громко хлопнул дверью.

В раздражении Ник сильно ударил кулаком по стене, не в состоянии больше сдерживать свою злость. Как же удачно свалил этот гад! Вот уж точно, дьявол всегда останется дьяволом! В самый напряженный момент его не оказывается на месте, у него дела.

— А мне казалось, что ты именно этого и хотел, — услышал он знакомый голос у себя в голове.

— Да, — взорвался Ник, — но не сейчас! Не забывай, что именно из-за тебя мы влипли в эту историю. Ты выбрал очень удобную позицию — заваришь кашу, а расхлебывают пусть другие.

— Значит, по-твоему, во всем виноват я? Надо же, какой ты изворотливый! А если тебе не нравилось то, что я делаю, то почему ты ни разу не попытался мне воспротивиться? Не лукавь, мальчик, все тебя устраивало до тех пор, пока дело не коснулось лично тебя и твоих близких.

— Пусть так, — согласился скрипач, — но почему ты не хочешь сейчас мне помочь? Почему ты умыл руки, как только запахло жареным? Тебе-то чего бояться, с тобой ведь ничего не может случиться?

— Можешь считать это моей прихотью, — продолжал издеваться дьявол. — Или ты считаешь, что только тебе позволено дурить и качать права? Ты хотел свободы, ты ее получил. А у меня и без твоих проблем хватает дел.

Ник не находил себе места от возмущения. Если бы дьявол был материальным, он постарался бы стереть его с лица земли, но как бороться с тем, кто находится внутри тебя самого? От бессилия он даже застонал.

— Не нервничай напрасно, — посоветовал дьявол, — все не так плохо, как тебе кажется. Скоро, приблизительно через неделю, Золотой Жорик перестанет представлять для тебя угрозу. Но вот Маша…

Он замолчал, и молчание это не обещало ничего хорошего. Ник никак не мог понять, почему это могущественное существо не хочет помочь девушке?

— Чего замолчал? Договаривай, — потребовал он.

— Погоди немного, сначала я хочу тебе кое-что показать, — увильнул от ответа дьявол, — ты должен это видеть!

…Они шли по незнакомому средневековому городу, такому грязному и зловонному, что Ник с трудом сдерживал рвотные позывы. Лужи нечистот и помоев были повсюду. Проходящие мимо люди обдавали таким смрадом, что никакой общественный туалет не мог с ним сравниться. Причем богато одетые дамы и господа в этом отношении мало чем отличались от простолюдинов. Несколько раз Ник замечал в пышных прическах копошащихся вшей.

— Черт! — выругался он. — Куда ты меня приволок? Что это за ад?

Дьявол рассмеялся и весело ответил:

— Ну что ты, это еще не ад. Это, мой друг, просвещенная Европа, Средние века. Раньше так и жили, по уши в дерьме, чесотке и вшах. Не поверишь, но многие сильные мира того умирали довольно позорной для современного человека смертью, — дьявол даже лихо присвистнул от удовольствия. — Папа Климент V умер от дизентерии, а Папа Климент VII — от чесотки. Красота!