Несколько раз из окна им на голову выливали помои или содержимое ночных ваз, и Ник не мог сдержаться от ругани. Никогда ему и в голову не могло прийти, что жизнь в «романтическом Средневековье» с его трубадурами, рыцарями и дворцовыми красотками, была настолько омерзительной!

— Твоя работа? — спросил он у дьявола?

— Ну что ты! — искренне возмутился его вечный спутник. — Как раз наоборот. Это все вера натворила, католическая. Эти чудики считали уход за своим телом грехом. Знаешь, как они называли вшей? Божьими жемчужинами! Вшей они считали признаком святости…

— Это ад! — уверенно повторил Ник. — Ничем другим это быть не может. Люди не могли так жить.

— Ну да, — язвительно заметил дьявол, — начитался в детстве рыцарских романов и думаешь, что в те славные времена и люди были чище, и воздух. Это не ад, это Испания, пятнадцатый век. А ад ты скоро увидишь, и я надеюсь, что он произведет на тебя неизгладимое впечатление.

Настроение у скрипача испортилось окончательно и бесповоротно. Вдыхая смрадные запахи загаженных улиц и немытых человеческих тел, он удивлялся тому, что противогаз изобрели так поздно. Ему хотелось срочно вернуться в свой привычный мир, наполненный запахами выхлопных газов, парфюмерии и бытовой химии. Переступая через очередную лужу нечистот, он с раздражением обратился к своему собеседнику:

— Я не пойму, какого хрена ты устроил эту экскурсию? Может, ты объяснишь мне?

— Сейчас сам все поймешь, — пространно ответил дьявол.

Они подошли к мрачному, хорошо охраняемому зданию и проследовали по темным коридорам, освещенным лишь дрожащим светом свечей. Остановились у одной из дверей и, пройдя сквозь стену, оказались в тюремной камере.

Внутри находился грузный человек с мясистым лицом и выбритой макушкой. Вид у монаха (так назвал его Ник) был жалкий и испуганный. Когда в тесную, темную комнатушку вошли люди, скрипач понял, наконец, что все, что он видит, происходит не наяву, а в каком-то жутком сне, очень похожем на реальность, потому что люди эти никак не могли быть живыми. Их обгоревшие тела, лица, лишенные глаз и губ, наводили Ника на мысль о том, что он смотрит фильм ужасов.

— Это Фома Торквемада, — объяснил дьявол, — мой старый знакомый.

Увидев вошедших, Фома стал пятиться к стене. Он дрожал и плакал, хотя и понимал, что его палачей этим не разжалобить. Он скулил, как собака, и умолял оставить его в покое. Но молчаливый конвой был непреклонен. Обгоревшие люди вытолкали Торквемаду из камеры и увели по узкому коридору.

— Чего остолбенел? — спросил дьявол. — Пошли за ними, дальше будет интересно. Такого ты еще никогда не видел.

— Я не уверен, что захочу это увидеть, признался Ник, — даже не так, я уверен, что ничего не хочу видеть из предлагаемых тобой развлечений.

— А придется, — «обнадежил» его дьявол, — ты же не хочешь остаться здесь навечно?

— Все, чего я хочу, — зло сказал парень, — это раз и навсегда избавиться от тебя и больше никогда не иметь с тобой никаких дел.

— Ну-у-у, — протяжно произнес его собеседник, — это уже не в твоей власти. Ты мой! И только я буду решать, когда и на какой срок я дам тебе свободу. Вот так-то!

Растерянно озираясь по сторонам, Ник пытался найти выход из положения. Он никак не мог поверить, что может остаться здесь навсегда. Это ведь не по-настоящему, это всего лишь дурной сон!

— Конечно, — согласился дьявол, — но кто знает, что реально, а что только кажется? Все относительно, мой мальчик. Ты останешься здесь, а я вернусь обратно в наше с тобой тело. Как тебе такой вариант?

Скрипач увидел, как обгоревшие, истерзанные люди, если их можно было назвать людьми, раздели Фому и посадили верхом на жуткое приспособление — треногу, верхушка которой заканчивалась пирамидой. Острый угол пронзил зад Великого инквизитора, причиняя ему невыносимые страдания. Фома закричал так страшно, что Нику захотелось зажать уши. Он с ужасом смотрел на текущую по пирамиде кровь, которая казалась ему слишком темной, почти черной, и тихо молился. Слова молитвы вспомнились сами по себе, хотя он никогда не старался их запомнить.

Когда Торквемада от боли потерял сознание, его сняли со страшного приспособления, облили холодной водой и, едва только сознание вернулось к нему, тут же усадили обратно.

— Как же коротка жизнь человеческая, — с пафосом воскликнул дьявол, — короткий миг сомнительного удовольствия и вечность в аду, разве это можно сравнивать? Бедный Томас! Ну и чего стоила его абсолютная власть? Перед ним пресмыкались Папы и короли, его ненавидели и боялись все.

— Томас? — переспросил Ник. — Кто это?

— Фома Торквемада это, — объяснил его собеседник. — Несколько лет он творил все, что хотел, и вот теперь вечная «колыбель Иуды» и инквизиторский костер…

— Что за колыбель такая?

— А это то приспособление, которое ты видишь, оно же «Бдение». Видишь ли, человек не может на нем заснуть, потому что ему надо удерживать свой зад над острием.

Один из палачей произнес тихим, свистящим шепотом:

— Назови имена всех, кого ты отправил на костер.

— Я не помню их! — кричал инквизитор, срывая голос.

Дьявол усмехнулся, и сразу же Ник оказался у себя дома, за столом. Страшный мир Средневековья исчез, как будто его и не было. Впрочем, его действительно не было.

— И как долго это будет для него продолжаться? — спросил он подавленно своего вечного спутника.

— До тех пор, пока он не вспомнит имена всех тех людей, которых сожгли по его приказу. А таких было больше десяти тысяч. Учитывая то, что наш «герой» редко обращал внимание на такую мелочь, как имя приговоренного им человека, его пытка будет длиться вечно.

— Значит, шанс все-таки есть? — спросил с надеждой Ник.

— Шанс? Мальчик мой, у каждого в аду есть шанс, но дело в том, что этот шанс слишком уж призрачный. Человек должен выполнить что-то такое, чего он сделать просто не в состоянии. Ну, вот как с Фомой получилось. Он может спастись из ада, если вспомнит имена всех людей, которых он отправил на костер. А он никогда не вспомнит, потому что никогда их не знал. И так с каждым. Надежда на недостижимое спасение.

Лоб скрипача покрылся испариной. Он понимал, что не просто так дьявол провел эту демонстрацию.

— Зачем ты мне это показал? — спросил он дрогнувшим голосом. — Ты хочешь сказать, что что-то подобное ждет и меня после смерти?

— Ну что ты! — весело воскликнул дьявол. — Это был ад Торквемады, а у тебя будет твой собственный. Возможно, Фоме твой ад показался бы раем, но тебе там будет несладко.

Все те недостойные поступки, которые мы с тобой совершили за это время, все мелкие подлости и обиды, которые мы причинили людям, они, Ник, все к тебе вернутся. И это будет длиться вечность.

От возмущения скрипач вскочил и заметался по комнате. Ему казалось, что он уже стоит на пороге своего персонального ада. Картины только что увиденного сменились воспоминаниями о своем прошлом.

— Как ты можешь так говорить?! — крикнул он в отчаянии. — Это ведь ты, ты делал, а не я! Почему я должен отвечать за все твои мерзости?

— Потому, — заявил дьявол безапелляционно, — что ты никогда даже не попытался мне помешать.

— Разве я мог? — удивился скрипач.

— Не знаю, но ты ведь даже не попробовал, верно ведь?

Темная, густая и вязкая тоска заполнила душу Ника, он тонул в этой тоске, он ею захлебывался и, казалось, вот-вот задохнется и умрет. Но, собрав все свое мужество, он смог взять себя в руки и заявил с вызовом:

— Хорошо, пусть будет так, но ведь и ты тоже должен ответить за все.

— Я? — удивился дьявол. — С чего бы? Я выполняю свою работу, мальчик и она, поверь, не самая приятная. А у тебя шансов не осталось. Разве что…

Нику показалось, что его «квартирант» покинул его, так долго длилась эта пауза, но вскоре дьявол вновь заговорил:

— Ты можешь облегчить свою участь, если оставшиеся тебе годы проживешь так, чтобы за это потом не пришлось платить. Поступай по совести, и, возможно, твой ад будет не таким уж страшным.