- Вы, как вижу, сомневаетесь в том, что я искусствовед, - усмехнулся Борис. - Что ж, сегодня я договорился со своими друзьями из музея художеств, что покажу сестре некоторые картины из запасников. Если хотите, можете пойти с нами.
Ходосеева хотела отказаться, но неожиданно для себя согласилась. Это было второе замечательное знакомство за последние десять дней. Но Свиридовой она о нем не рассказала.
* * *
Развалясь на заднем сидении "Мерседеса", Гуковский назидательно втолковывал Гайнанову, расположившемуся у противоположной дверцы машины:
- Поверь мне, женолюбие не является грехом. Примеры тому - мудрый царь Соломон и наш равноапостольный Святой Владимир.
Андрей Дмитриевич, еще помнивший кое-что из школьного курса истории, возразил:
- Владимир с принятием христианства отказался от многоженства.
- Что не мешало ему каждую ночь укладывать в постель свеженькую девку. Наши предки знали, что делали. И ты поступил совершенно правильно, взяв молодую жену. Но если желаешь стать долгожителем, надо окружить себя целым гаремом нимфочек.
Гайнанов взглянул на собеседника. Многочисленные любовные связи, если это действительно правда, а не слухи, престарелому ловеласу явно не пошли на пользу. За последний год Гуковский сильно сдал. Да и пьет он больше, чем следует... Но вместо этого Андрей произнес очередную банальность:
- Я так и поступаю. "Cвою маю, i чужих не минаю".
- Не-е, это не совсем то. Вы, молодые, копите любовниц, занося их в список побед и растрачивая на девок миллионы. Не содержать их надо, а держать рядом с собой, тогда веселые и свеженькие девочки отдадут тебе часть своей энергии.
- Ваши слова пристали бы какому-нибудь вампиру, - усмехнулся Гайнанов. - Кровь пить еще не пробовали?
Гуковский пронзительно рассмеялся:
- Это мысль. Но есть одна закавыка: наибольшей энергией обладает чистая кровь девственниц и младенцев. Это знал еще Жиль де Ре.
- Время Синей Бороды, слава Богу, прошло.
- Ты так думаешь? Хочешь, назову настоящих упырей? Это твои холодные светские красавицы, звезды эстрады и кино. Вот они подлинные вампиры. Все соки из тебя высосут. И обходятся дорого. От таких надо бежать, как черт от ладана. И дело тут не в возрасте. Старость не означает ограничений на секс. Просто изменяется подход.
- Старый конь борозды не портит?
- Вот-вот. Не помню, где я вычитал фразу: "Я буду ощущать себя мужчиной, пока у меня есть хоть один палец". - Гуковский засмеялся старческим дребезжащим смехом. - Кажется, сказал Илья Эренбург. Оценить это я сумел лишь недавно. Когда на смену юношеской пылкости пришел опыт.
Машина въехала на территорию загородного дома Гуковского. Раньше эта дача принадлежала какому-то государственному ведомству. Десять гектаров леса оградили высоким глухим забором, за которым построили комплекс зданий. Задумано было великолепно, а получилось по-русски: с размахом, но до жути неуютно. А может, это сделали намеренно. Ведь строился объект в сталинские времена, а Вождь любил зловещие намеки. Недаром большинство госдач высших сталинских сановников несут в своей архитектуре что-то от учреждения или тюрьмы. Словом, не дача, а казенный дом. Это впечатление складывается из множества малозаметных деталей: оттенков краски, раз и навсегда утвержденных хозупром, стандартным набором казенной мебели, инвентарной бирочкой на пальме. Все было основательным, крепким, но каким-то ненастоящим, как реквизит в театре. Множество мелочей постоянно напоминало временщикам, что они целиком и полностью зависят от Хозяина. Стоит тому сменить милость на гнев, как интерьер мгновенно изменится. И чиновник, даже не выезжая с дачи, окажется в своеобразной тюрьме, рассчитанной на одного узника. Тюрьме пока еще комфортабельной, но со всеми присущими пенитенциарному заведению атрибутами: высокими заборами, овчарками, охранниками у ворот. Потому и стулья здесь жесткие, чтобы не только головой, но и задницей чувствовали, чем на самом деле являются их наркомовские посты.
С крушением империи значительную часть госдач растащили в приватную собственность чиновники разных рангов. Нынешние и бывшие.
Отхватил свой кусок пирога и Модест Семенович. И начал обустраивать новое владение. Не ограничившись заменой мебели и частичным залатыванием дыр, он подверг здание капитальной реконструкции. Только на черепицу из Германии потратил столько, сколько обычный инженер не зарабатывает за всю жизнь. Зато домик получился - игрушечка. С английским парком, с аккуратно подстриженными лужайками, по которым бродили павлины, с зеркальным прудом. В его водах отражалась белоснежная беседка с подпирающими купол дорическими колоннами - единственное, что осталось от некогда стоявшего здесь барского имения.
Сейчас на даче опять воцарилось запустение. В былые времена порядок здесь поддерживали четыре десятка постоянных работников - охранников, поваров, садовников, плотников. Осталась лишь экономка, приезжающая через день, да дюжина охранников, дежуривших попарно у ворот. Два года назад, после смерти жены, Гуковский потерял интерес к имению, которое мечтал превратить в родовое гнездо, и целый год оно простояло пустым. Теперь Модест Семенович наезжал сюда едва ли не ежевечерне, чтобы провести ночь с очередной "очаровательницей" или устроить настоящую оргию. Все условия для этого имелись: закрытый бассейн, сауна, множество просторных спален. И главное, удаленность от посторонних глаз.
Вот и сейчас Гуковский ехал отдохнуть и расслабиться. А заодно прихватил и Гайнанова, подкараулившего старика в приемной министра.
Едва Андрей Дмитриевич и Модест вышли из "Мерседеса", как тот развернулся и уехал. Мужчины прошли в огромный парадный зал, наполненный золотым солнечным светом. И здесь на них налетела стайка красоток, одетых в нечто прозрачное и неосязаемое. Две девицы повисли на Гайнанове, а три принялись увиваться вокруг хозяина дома.
- Ну, ну, баловницы, - посмеиваясь и похлопывая девушек по мягким местам, приговаривал Модест. - Дайте хотя бы выпить с дороги. Я уж не жду, чтобы нас накормили.
Прелестницы тотчас повлекли мужчин в столовую.
- А это, девочки, Андрей Дмитриевич Гайнанов, прошу любить и жаловать, - по пути представил гостя Гуковский. - Мужчина он молодой и крепкий. Может, кому из вас понравится, так уж постарайтесь ему приглянуться... Он человек не жадный.
- Ну каковы красавицы? - Гуковский теперь принялся расхваливать и обратил глаза на девиц. - Обрати внимание на груди. Попробуй ягодицы - как литые.
- Действительно хороши, - согласился гость, убирая руку одной из девиц со своей ширинки. Не потому, что это было неприятно, а просто мешало движению.
* * *
Давненько он так не парился! И уж было не без греха. Разморенный паром и любовью, Гайнанов раскинулся на дубовой полке. Чуть в стороне в живописных позах, расположились трое девушек. Четвертая красотка улеглась в ногах банкира, пытаясь ласками пробудить в нем любовный огонь.
Из белых клубов вышел в наброшенной мокрой простыне Гуковский. Он парился в соседнем отделении со своей пассией.
- Что притихли? - Гуковский пошлепал по плоскому животу одну из девушек и, не дожидаясь ответа, направился к полке, на которой лежал гость.
Гайнанов пошевельнулся, делая попытку встать, но красотка удержала его рукой. Да и не было у Петра Алексеевича большого желания подниматься.
Модест подошел совсем близко. Принялся рассматривать, как девка старается раззадорить гостя.
- А ну, помогите подруге, - кликнул остальных.
Отдыхавшие нимфы вспорхнули со своих мест и поспешили на зов. Они окружили Гайнанова, принялись целовать и вылизывать, как похотливые кошки.
- Поглубже, поглубже, - Модест, взяв за волосы, несколько раз качнул голову девушки, задавая амплитуду движения. - Покажи, на что способна. Только не проглоти.
После сауны был обед. Не то чтобы пиршество, но вполне приемлемо. По принципу "Лукулл обедает у Лукулла". О чем Гайнанов тут же и заявил, стремясь продемонстрировать начитанность и сделать приятное хозяину.