- Татьяна Николаевна? - вежливо осведомился тот, что постарше. - Мы из областного управления государственной безопасности. Майор Корнилов.

- Майор Филимонов, - тут же представился другой.

- Чем обязаны визиту? - поинтересовался Гайнанов, давая понять, что разговор будет вести он.

Офицеры переглянулись. Они предпочли бы беседовать с женщиной наедине, наседая с двух сторон, теперь же оказались в меньшинстве.

- Мы хотели бы поговорить о вашем муже, Петре Алексеевиче, - откашлявшись, произнес майор Корнилов. - Но нам хотелось, чтобы это была приватная беседа.

Неожиданно для Гайнанова чекисту ответила сама хозяйка кабинета:

- Максим Владимирович, - Бачурина кивнула в сторону молодого человека, - руководитель службы безопасности Дома моды "Контес". Андрей Дмитриевич - заместитель моего мужа. Как видите, здесь нет посторонних. На ваши вопросы о Петре Алексеевиче лучше меня ответит Андрей Дмитриевич. И... И мне кажется, вы выбрали не самое удачное время для расспросов.

- Мы приносим соболезнования, - Корнилов поднялся с кресла, зачем-то одернул пиджак. - Хотя факт смерти официально еще не установлен.

- Вы думаете, мне легче оттого, что смерть моего мужа еще не подтверждена официально? - Бачурина посмотрела в глаза чекиста.

Корнилов смешался.

- Татьяна Николаевна, ... - раздалось из динамика, однако предложение так и осталось незаконченным.

Дверь распахнулась. В кабинет стремительным шагом вошел представительный пожилой мужчина. Это был Зотов. Следом за ним ворвались помощники адвоката. Кабинет сразу стал тесным.

- Танечка, как только узнал о твоем несчастии, сразу же примчался сюда. Какое горе, какое горе! Бедный Петя! - Зотов обнял Бачурину, прижал к своей груди. - Я только что говорил с Мостовым. Губернатор передает тебе искренние соболезнования.

- Спасибо, Аркадий Константинович, - у Бачуриной вновь навернулись слезы на глаза.

- Таня, тебе надо поехать домой, успокоиться, - Зотов погладил волосы Бачуриной, повел ее к выходу из кабинета.

- Прошу прощения, гражданин, - на пути адвоката встал майор Филимонов. - Кто вы такой? И почему прерываете нашу беседу?

- Вот моя визитная карточка. Я адвокат графини Бачуриной. И, кроме того, выступаю в роли душеприказчика Петра Великого. Мой помощник введет вас в курс дела. Если у вас имеются вопросы к моей клиентке, прошу вызвать ее для официального допроса. Хотя я не понимаю, какие вопросы могут быть сейчас, в ее нынешнем состоянии? Посему, господа, разрешите откланяться.

Филимонов стоял с красным от гнева лицом, но не мог ничего сделать. С человеком, который запросто разговаривает с губернатором, поневоле приходится быть осторожным.

- Андрей Дмитриевич, не могли бы вы проводить нас? - обратился адвокат к Гайнанову и добавил уже в коридоре, где их не могли услышать чекисты: - Вы на машине? Нет? Тогда возьмите такси и езжайте в офис корпорации. Встретимся после того, как завезу Татьяну Николаевну домой.

На странный вид неизменно элегантного Гайнанова Зотов никак не отреагировал. Даже не спросил, где тот заработал синяк.

...В приемной уже толпился с десяток телохранителей. Зато не видно было никого из работающих в самом Доме моды "Контес". Впрочем, на подобные мелочи Таня сейчас не обращала внимания. Она шла, ничего не видя и не слыша.

На улице Бачурину и Зотова дожидался широкий и величавый "Мерседес". Аркадий Константинович, отстранив Макса, помог Бачуриной усесться в машину, захлопнул дверцу, сам же обошел автомобиль и сел в него с другой стороны.

Едва лимузин тронулся с места, как долго сдерживаемые слезы хлынули у Тани из глаз.

- Поплачь, девочка. Сейчас можно, - Зотов легонько обнял женщину за плечи, прижал к своей груди.

Подъехав к зданию "Цесаря", Казарин к своему удивлению увидел Гайнанова, расплачивающегося с таксистом. Михаил Петрович поспешил придать лицу скорбное выражение и шагнул навстречу заму покойного.

- Какая утрата, Андрей Дмитриевич. Какая утрата!.. - Казарин внезапно умолк, уставившись на синяк.

- Вы уже знаете? - в свою очередь поразился Андрей.

- О чем? - Михаил Петрович продолжал смотреть на синяк, теряясь в догадках о причинах его появления.

- О смерти Великого.

Казарин испугался, что его сейчас спросят, откуда ему известно о гибели владельца "Цесаря". Оганесов ведь не зря просил сохранить их связь в тайне. Следовало предупредить жену, чтобы не проболталась о звонке.

- Плохие новости расходятся быстро, - Михаил Петрович подхватил собеседника под локоть и повлек к подъезду. - Нужно срочно созвать экстренное заседание Правления, обсудить сложившуюся обстановку.

- А кто будет на заседании замещать Великого? Бачурина?

- До вступления в наследство она не может участвовать в работе Правления. И, кроме того, не думаю, что Татьяне Николаевне сейчас под силу томиться на подобных заседаниях. Но мы не забудем о ней. И ни в коей мере не ущемим ее интересов. В недалеком будущем Бачуриной отойдет значительная часть состояния Великого, и она станет полноправным членом Правления. Поэтому не стоит ее обижать.

- Мне кажется, Татьяна Николаевна могла бы принять участие в заседаниях. Для начала в роли наблюдателя. Без права голоса.

- Найдет ли она в себе силы? - гнул свою линию Казарин. - Было бы жестоко заставлять женщину выслушивать наши скучные, нескончаемые разговоры.

- Она может назначить представителя.

- Тогда своих наблюдателей пришлют и другие наследники. И Правление превратится в собрание акционеров. Я хочу попросить Лебединского съездить к Бачуриной, утешить и объяснить сложившуюся ситуацию. Думаю, Татьяна Николаевна поймет.

- Лебединскому незачем ехать к Бачуриной. Объяснить свою точку зрения вы сможете Зотову. Он доверенное лицо Татьяны Николаевны. И с минуты на минуту приедет в офис.

"Опередил, старый хрыч!" - раздраженно подумал Казарин. Зотов являлся членом Правления. Хитрый жук, сразу сообразил, какую выгоду можно извлечь из защиты интересов вдовы. Адвоката, собаку съевшего в крючкотворстве, обвести вокруг пальца не удастся. Но это временная неудача. Еще можно преуспеть в своем замысле, стать во главе корпорации. У Казарина поддержка подавляющего большинства членов Правления и такой союзник, как Оганесов. Бачуриной с ним не совладать. Да и с Зотовым можно будет договориться. Позже. Когда тот поймет, на чьей стороне сила. О визите чекистов в "Цесарь" Казарин решил Гайнанова в известность не ставить. Если возникнут осложнения, вину за них можно будет легко свалить на доверенных лиц Бачуриной. А у Казарина есть свои проблемы.

Прежде, чем нажать кнопку звонка, гость минуты три разглядывал дверь. А смотреть было на что. Перед собой он видел настоящий шедевр инженерной мысли, призванный препятствовать вторжению непрошеных гостей. За деревянной обшивкой угадывался бронированный лист. Три замка, причем явно не серийного производства. Дверной глазок перископического типа с углом обзора едва ли не в сто восемьдесят градусов. Похоже, дела у Ленчика идут неплохо, раз такую дверь отгрохал. Или в городе стало настолько небезопасно жить, что даже такие люди как Барин вынуждены обзаводиться бронированными дверьми?

Трелей звонка гость не услышал. Тем не менее, едва он нажал на кнопку, откуда-то сбоку, из замаскированного динамика послышался голос, произнесший с ленцой:

- Н-да?

- Дверь у тебя замечательная. Сколько же это за нее пришлось отвалить "зеленых"?

После недолгого молчания динамик поинтересовался:

- Кого это так моя дверь привлекла?

Японская электроника, хоть и самая современная, слегка искажала голос говорившего, но не настолько, чтобы его невозможно было узнать. Если и были у гостя какие-то сомнения (не переехал ли старый приятель на другую квартиру, не свалил ли за бугор?), то теперь они полностью рассеялись. Всем хорош Лёня Шаховской, но более всего - своим произношением. На бумаге, увы, не передать - это надо слышать. Тут были влияния едва ли не всех национальностей, населявших одну шестую часть суши, оттенки речи самых разных слоев общества, положенных на прочную основу одесско-харьковско-ростовского культурного наследия, приобретенного Лёней в детстве и отрочестве. Единственно, чего не хватало, так это четкого произношения трех-четырех звуков. Все остальное было: и грассирующее "эр", больше смахивающее на "эл", и украинское "гэ", и многое другое, делающее речь Барина совершенно неподражаемой.