Личный самолет Великого стоял в аэропорту на отдельной стоянке и круглосуточно охранялся людьми из службы безопасности корпорации и вохровцами. Впрочем, последние тоже фактически являлись подчиненными Гришина и лишь числились на авиапредприятии. Опасаясь диверсии, охранники не допускали к летательному аппарату никого, кроме проверенной бригады техников.

На летное поле выехал микроавтобус. Из него вышли члены экипажа, одетые в синие летные куртки и фуражки с золотым шитьем. Вместе с летчиками и техниками приехали несколько мужчин в штатском - кто в джинсах и свитерах, кто в плащах, кто в строгих костюмах. Эта разношерстная команда принялась осматривать вместе с техниками самолет. Часть поднялась в салон.

С верхнего этажа гостиницы, стоящей на привокзальной площади, за предполетной подготовкой наблюдал человек. Он хотел лично убедиться, что Великий вылетел из Москвы. Мощный бинокль позволял видеть не только то, что происходит на площади, но и летное поле. В том числе и стоянку "Гольфстрима".

На тумбочке пискнул пейджер. Человек повернулся в сторону проспекта.

Вот в конце улицы появились два "Мерседеса". Автомобили свернули в один из боковых проездов и через несколько минут появились уже на летном поле. Никто не досматривал пассажиров этих машин, никто не заставлял Великого и его спутников проходить паспортный контроль.

Человек смотрел, как из "Мерседеса", подкатившего к "Гольфстриму", появился Великий. Вслед за банкиром в самолет поднялся Гришин. Несколько мужчин занесли в салон багаж.

"Гольфстрим" покатил по рулежке, замер на старте. Диспетчер дал "добро" на взлет сразу же, как пилот запросил разрешение. Лайнер разбежался по полосе и легко взмыл в небо.

Человек подождал у окна несколько минут. На тот случай, если лайнер вдруг по какой-то причине развернется и совершит посадку. В жизни всякое бывает.

Лимузины и микроавтобус давно уже уехали с летного поля. Охрана побрела в дежурку.

Человек вышел из номера, спустился вниз и сел в оставленный на стоянке "жигуленок".

Оказалось, что шампанское - только начало. В соседнем с демонстрационным залом помещении в честь приезда Бачуриной были накрыты столы. Во главе на постаменте высилось резное кресло с высокой спинкой, увенчанной короной.

- Для вас, принцесса, - поклонился Ларис, плавным артистическим жестом указывая на трон.

- Это уже лишнее, Сережа, - запротестовала Таня.

- Подхалимажа и лести в отношении начальства и красивых женщин никогда не бывает много, Танюша, - заверил модельер, сохраняя самую серьезную мину.

- Твой подхалимаж я должна воспринимать как женщина или как начальник? - улыбнулась Бачурина. - И раз уж ты напомнил мне, кто в Доме хозяин, принимаю командирское решение: в этом великолепном платье я за стол не сяду. Его надо беречь. Вы заканчивайте приготовления, а я пока переоденусь.

В коридоре Макс о чем-то оживленно разговаривал по сотовому телефону. Он стоял спиной к двери и даже не обратил внимания на Бачурину. Тем более, в зал и из зала постоянно сновали сотрудницы Дома Мод.

Тормиса вовсе нигде не было видно. Видно, занялся своими датчиками и проводкой. И уродится же подобный сухарь!

"Какие разные люди меня окружают" - думала Татьяна по пути в костюмерную. С одной стороны Ларис, натура творческая и тонкая, чье стремление эпатировать публику вызвано не столько эксцентричностью, сколько желанием скрыть неуверенность перед лицом окружающего грубого мира. А с другой стороны, такие типы как Тормис, бесчувственные и циничные, будто специально созданные для выполнения грязной работы, ремесленники тайных дел. И между двумя этими крайностями - Гайнанов, образованный и культурный, чье воспитание, однако, вполне позволяет заниматься бизнесом. Таня не слишком вдавалась в детали поручений, выполняемых Андреем Дмитриевичем для Великого. Бачурина предпочитала видеть в референте приятного собеседника, с которым можно поговорить о театре, живописи, литературных новинках.

Какое счастье, что, руководя Домом моды "Контес", она не занимается бизнесом в его чистом виде. И может позволить себе жить в окружении интеллигентных и творческих людей, не обращая внимания на грубую сторону жизни.

- Все в порядке? - поинтересовался Гришин у старшего группы, осматривавшей самолет.

- Проверено, мин нет! - отрапортовал подчиненный.

- Шутник. Кстати, тебе и самому лететь на этом самолете.

- Все в норме, - уже серьезно заверил оперативник, заметив, что начальство сегодня не настроено шутить.

Великий, поднявшись в самолет впереди Гришина, уселся в кресло и углубился в чтение деловых бумаг.

В салоне занимали свои места сопровождающие. И среди них выявленный Гришиным предатель. Юрий Григорьевич испытывал желание обернуться и взглянуть на молодца, но побоялся выдать себя взглядом.

Разбежавшись, самолет оторвался от земли и через какой-то десяток минут поднялся под облака. В иллюминаторах замелькали белесые клочья туч и вскоре засияло в голубом небе по-летнему яркое солнце.

Великий зашторил занавеску, но наглый зайчик продолжал прыгать по слепяще-белым листкам документов. Петр Алексеевич пересел по другую сторону стола, в кресло напротив.

Самолет сильно качнуло. Великий прижал рукой бумаги, заскользившие по поверхности стола, поднял голову и обнаружил, что сидит лицом к остальным пассажирам. Все обеспокоено смотрели в иллюминаторы правого борта. Толька сейчас Петр Алексеевич обратил внимание на то, что сразу же заметили другие: правый мотор молчал. Левый двигатель стал работать с большей нагрузкой. Самолет выровнялся, затем стал делать плавный разворот, одновременно снижаясь.

Из кабины в хвост торопливо прошел бортмеханик. Но не успел он скрыться за занавеской, как раздался грохот. Самолет сильно тряхнуло. В наступившей затем тишине, кажущейся после рева реактивных двигателей звенящей, было слышно, как свистит рассекаемый аэропланом воздух. Корпус падающего самолета стало трясти.

Как ни странно, но Петр Алексеевич не испугался. Он продолжал верить, что летчикам удастся запустить заглохший мотор. А вот реакция Гришина оказалась совершенно неожиданной. Юрий Григорьевич развернулся в кресле и ненавидящим взглядом уставился в одного из телохранителей. Молодой парень также повел себя странно. Он побледнел, что, впрочем, в данной ситуации было естественно, отстегнул спасательный пояс, поднялся с кресла и, не отрывая взгляда от начальника, попытался сделать несколько шагов по проходу. Самолет качнуло, парень не удержался и рухнул между рядов. Но Великий успел ясно, как в замедленной съемке, увидеть, как потухли глаза телохранителя и зрачки заволокло зеленоватой дымкой. Петр Алексеевич мог поклясться в этом, хотя от парня его отделяло не меньше трех метров. И еще он был уверен, что на пол парень упал мертвым.

Смысл этой немой сцены остался непонятен для зрителей, да ни у кого и не было сейчас желания размышлять над странности поведения отдельных индивидуумов...

Обостренный слух Петра Алексеевича уловил доносящиеся из кабины пилотов громкие голоса. Кто-то отмечал угол планирования, вслух повторяя градусы. "Левый крен в одну пятую прямого угла и продолжает увеличиваться".

Тело умершего заскользило по наклонному полу к кабине пилота. Кто-то придержал его ногой. Хотя, наверное, это уже не имело смысла.

Великий понял, что надежд на спасение практически нет. В памяти всплыло прочитанное когда-то, что падающий человек умирает от страха, не долетая до земли. Сам Великий сохранял сознание вплоть до последнего мгновения.

К столу Татьяна явилась в костюме, который подарил ей Ив Савон в Париже. Туалет "от Савона" вызвал восторг у женской половины "Контес" и ревнивую зависть Лариса.

Вечер прошел весело и непринужденно. Было много шампанского, смеха и шуток. Бачуриной нравились люди, которые ее окружали, нравилось то, чем они занимались в "Контес". Эта жизнь для нее и другой ей не нужно. Впрочем, никто и не заставляет Татьяну менять образа жизни. Ну, разве что совсем немного ограничил свободу муж, приставив телохранителей. Но Таня надеялась, что это не надолго. С присутствием Макса она еще готова мириться, но общество Тормиса действовало угнетающе. Хорошо хоть сейчас он не мозолит глаза.