— Торус, — благодушное настроение придало юноше дерзости, — ты что, действительно так богат, что соришь деньгами направо и налево? По правде сказать, так мне уже неудобно…

— Ой, прекрати, — элвилин поморщился и, дернув с клена резной лист, галантно вручил его проплывающей мимо матроне. Та поначалу глуповато заморгала, а потом зарделась, точно впечатлительная девица. Откуда-то пахнуло сиренью, а пришлый, как ни в чем не бывало, повернулся к Салзару. — Возможно, в твоих глазах я и транжира, но, поверь, могу себе позволить.

— Ты так это сказал, — рассмеялся некромант, — что ежели бы не уши, я б заподозрил в тебе внебрачного королевского отпрыска.

Торус помрачнел — словно тень набежала на бледное лицо, — резко остановился и, прищурившись, уставился на Мидеса. И студиозусу вдруг стало отчетливо ясно, что элвилин вовсе не так молод, как казалось вот только что. В кошачьих глазах эйп Леденваля жила жестокость.

Салзар почувствовал, как вдоль позвоночника будто скользнуло что-то холодное и липкое. Поежился, невольно опуская на мгновение взгляд, а, подняв, снова увидел всё того же благодушного общительного юношу.

— Вообще-то, — пришлый пожал плечами, — матушка моя очень богатая женщина. Еще и дед был популярным скульптором, так тоже оставил нам неплохое наследство. Не кручинься, друг, и пусть совесть тебя не ест.

Давай-ка лучше проедем к Цапеку — не тащиться же в театр на голодный желудок?

— В театр? — моргнул Мидес, а элвилин фыркнул:

— Ты же не собираешься бродить по улицам, ожидая назначенного часа?

Библиотека Академии закрывается ближе к полуночи, так что пару актов мы посмотреть успеем… Или ты хочешь заехать за леди Джоанной?

Последний аргумент был самым весомым, и Мидес поспешно согласился, что Очень Большой театр — именно то место, в котором стоит коротать долгие часы ожидания.

К парадному входу ОБТ они подъехали, когда уже почти стемнело. Как обычно, к концу недели тут был аншлаг, и молодым людям пришлось изрядно поработать локтями, дабы пробиться к высоким, украшенным позолоченным литьем дверям. Юноши уже собирались войти, как сзади послышался нарастающий гул голосов. Торус обернулся и тронул друга за плечо:

— Глянь-ка. Никак, королевский выезд?

И тотчас оба были отметены к стене шарахнувшейся толпой — это отряд стражников решительно и грубо расчищал дорогу, невзирая на лица и сословия. К дверям роскошного экипажа метнулись два лакея, и вскоре венценосная особа, опираясь унизанными перстнями дланями на плечи слуг, неловко выбралась наружу. Толпа восторженно взвыла, вверх полетели чепчики, букеты и дамские перчатки. Король Фредерик, откинув за спину алую мантию, обшитую горностаем, вскинул руку в приветственном жесте.

Осклабился (Мидесу показалось, что не слишком искренне) знаменитой щербатой улыбкой.

— Интересно, кто это с ним? — шепнул Торус на ухо Салзару. Тот оторвал взгляд от внушительной королевской персоны и увидел, что из кареты, ссутулившись, выбирается еще один мужчина. Высокий, худощавый, в сером плаще с капюшоном и в черной шелковой маске, закрывающей половину лица.

— Понятия не имею, — равнодушно пожал плечами некромант. Политикой он не увлекался, и сейчас его куда больше заинтересовало мелькнувшее в толпе помятое лицо Винтербрахера.

— Ничего, — скорее себе, нежели другу, пробормотал Торус, — у нас еще будет возможность полюбоваться загадочной персоной. Маменька на весь сезон выкупила одну из лож бельэтажа, а оттуда открывается изумительный вид на Солнечную, королевскую.

И он оказался прав — усевшись на мягкий, обитый бархатом диванчик, Мидес подробно разглядел Фредерика. Его Величество сидел вполоборота и снисходительно кивал скрючившемуся рядом лакею, очевидно, перечислявшему карту вин. Загадочный королевский спутник неподвижно замер за креслом монарха.

— А наша таинственная личность, — пришлый плюхнулся напротив Салзара и утянул пирожное с изящного кофейного столика, стоящего между диванчиками, — похоже, и не собирается снимать маску. Странный тип, и что его понесло в театр, когда он так боится быть узнанным…

— Ну, — Мидес тоже надкусил воздушный эклер и прикрыл от удовольствия веки, — вполне возможно, что он просто любит искусство?

— Хм, — элвилин прищурился, подергал себя за подбородок и, глянув еще раз на Солнечную ложу, откинулся на диван с довольной улыбкой:

— Ты гений.

— Почему? — некромант удивленно поднял бровь и тотчас айкнул, получив по лбу приплывшим сверху магическим шаром — одним из тех, которые нет-нет, да срывались с исполинской люстры. Говорили, что люстра та каким-то образом поддерживает равновесие между поставленной от магов защитой и необходимостью малой толики волшбы для освещения огромного зала. Впрочем, вопросами магической архитектуры Мидес в данный момент не озадачивался — в его голове стоял звон, а волосы после встречи с волшебной вещицей топорщились, точно перед грозой. Юный некромант, ругнувшись, глянул вверх. Увидел на галерке довольное лицо Винтербрахера и погрозил кулаком. Толстяк расхохотался и что-то сказал своим спутницам — вызывающе одетым женщинам, из причесок которых торчали крашеные перья.

Дамы смешливо прыснули, и старшая послала Мидесу воздушный поцелуй.

Салзар с кислым видом отложил пирожное.

Торус хмыкнул:

— Экий невежда, да? Мидес, а чего это ты раскис? Хочешь, я прикажу, и сюда приведут таких красоток, что твой Винтер расплачется от зависти?

— Спасибо, не хочу, — угрюмо дернул плечом некромант, а элвилин, усмехнувшись, устремил вверх полыхнувший зеленью взгляд:

— Смотри…

И Салзар внезапно учуял легкий аромат, одновременно нежный и пряный.

Теплый, точно сохнущая под солнцем трава и… влекущий? Такой манящий, что хотелось тотчас бросить всё и пойти искать распустившийся цветок, а найдя, гладить нежные белые лепестки, бархатную кожицу листьев…

Впрочем, наваждение было недолгим. Мидес, тряхнув головой, отогнал мимолетную грезу и посмотрел на Винтербрахера. Тот же, приоткрыв рот и вцепившись в бархатные перильца, пялился на Торуса, и на лице его застыло столь странное выражение, что некромант почувствовал себя неловко. Примерно, как после бурной студенческой вечеринки, когда его однажды занесло в чужую, наполненную терпкими ароматами и жаркими вздохами, комнату.

А потом Винтер подался вперед, перевешиваясь через поручни, и только расторопные шлюшки, ухватив за пояс, спасли толстячка от неминуемого падения. Вереща и громко ругая перебравших дешевого пойла желторотых студиозусов, дамы принялись втаскивать беднягу обратно на балкон, под громкий хохот галерки.

Словно отвечая, со сцены мелодично пропела труба, и массивный бордовый занавес медленно поплыл вверх. На фоне замка на горе, среди кустов бутафорских роз появилась миленькая блондинка в голубом платье. Запела.

Зал затаил дыхание.

— А какой сегодня спектакль? — нагнулся через стол Мидес, втайне радуясь, что можно сменить тему разговора. Торус прижал указательный палец к губам и, пересев на диванчик некроманта, шепнул:

— Не скажу точно, как называется, то ли «Жизнь за любовь», то ли «за короля», что-то в этом роде. Но, говорят, в основе лежит подлинная романтическая история. Впрочем, сам смотри, не буду портить тебе впечатление.

И он откинулся к спинке дивана, запрокинув голову и думая о своем. А, может, просто наслаждаясь арией — голос у певички был приятный.

Салзар покосился на соседа, а потом увлеченно стал следить за перипетиями сюжета, повествующего, как в простую пастушку влюбился какой-то высокородный тип — не то принц, не то барон. Девица из только ей одной понятных соображений любви той не хотела. Впрочем, глядя на тощего хлыща с длинным носом, играющего высокородную особу, Мидес ее понимал.

К концу первого акта длинноносому наконец-то удалось уговорить белокурую красавицу подарить одно-единственное свидание. Да и то потому, что хлыщ грозился тотчас свести счеты с жизнью. А потом завел проникновенную арию, описывая возлюбленной красо́ты Солейлского Старого кладбища, особо упирая на какой-то древний склеп.