Добрым предзнаменованием счастливых лет жизни с Френсис стало такое событие — вернувшись домой после медового месяца, я обнаружил, что чрезвычайно выгодно купил прекрасную ценную картину.

Перед свадьбой я искал картину, чтобы повесить ее над камином в моем доме в Гринвич-Виллидже вместо висевшей на этом месте русской подделки, написанной директором музея, выдававшим ее за ’’Обрезание Христа” Рембрандта. Как раз перед свадьбой музей искусств Метрополитен устроил распродажу, в которую была включена картина ’’Дети из семьи Бест”. В каталоге говорилось, что она принадлежит кисти художника ’’школы сэра Томаса Лоуренса”. Лоуренс был придворным художником Георга III.

Все обстоятельства продажи этой картины говорили о том, что она не представляет большой ценности. Музей Метрополитен обычно не продает свои шедевры, да и слово ’’школы...” часто означает, что искусствоведы не придают картине большого значения.

Тем не менее картина мне понравилась. Это был очень хорошо выполненный на огромном полотне портрет двух маленьких девочек. Мне нравился сюжет и размер картины — она точно подходила для пространства над камином. Несмотря на сомнения экспертов, я решил её приобрести.

Даже Виктор старался отговорить меня от этой покупки. ”В лучшем случае, это копия, — говорил он. — Если бы это был подлинник, ее постарались бы заполучить все американские и европейские дилеры, да за такие деньги, которые ты не стал бы на нее тратить. Но если бы это был подлинник, музей никогда не поставил бы его на продажу. Забудь о ней, Арманд”.

Дело в том, что слабой и одновременно сильной стороной моего характера является неумение полагаться на чье-либо мнение, не проверив его. Я пошел в музей Метрополитен и, объяснив, что веду исследовательскую работу, попросил в архиве все материалы на сэра Томаса Лоуренса. Меня усадили за большой стол и буквально завалили папками.

Среди документов к картине ’’Дети из семьи Бест” я нашел письмо в музей некоего мистера Пратта. Оказалось, что он купил эту картину в Англии и подарил ее музею. Старая газетная вырезка свидетельствовала о том, что он заплатил за нее самую высокую цену, когда-либо уплаченную за картину Лоуренса.

Это была ценная информация. Я знал, что Чарльз Пратт был партнером Джона Рокфеллера, миллионером и серьезным коллекционером. Если он заплатил за эту картину крупную сумму, то у него, очевидно, были все основания считать, что она подлинная.

После получения этой информации мое решение во что бы то ни стало приобрести эту картину только утвердилось. Я пошел на аукцион с дилером, и мы сели рядом высоко на балконе - я предпочитал, чтобы никто не знал, что я интересуюсь этой картиной и что он представляет мои интересы. Когда я хотел увеличить ставку, я просто дотрагивался ногой до ноги дилера.

Вначале мы получили эту картину за ничтожную цену - 2100 долларов. Но затем кто-то в зале запротестовал, что аукционер не принял во внимание его ставки, и торги возобновились. На этот раз она досталась нам за 2700 долларов.

Я был очень доволен, не имея ничего против того, чтобы картина оказалась копией — это была хорошая, красочная картина, и мне не терпелось повесить ее у себя в гостиной. Я договорился с Виктором, что он организует ее реставрацию.

Когда мы с Френсис вернулись домой после свадебного путешествия, Виктор встречал нас на вокзале. Я был в прекрасном настроении. ’’Поздравляю, — сказал он, — ты купил одну из лучших картин Лоуренса”.

Когда картина была расчищена, на ней обнаружилась третья фигуpa — сидящий на ступеньках маленький мальчик, о детый в бархатный костюмчик и высокую шляпу. Стараясь больше узнать об этой загадочной фигуре, Виктор во время поездки в Англию связался с потомками семьи Бест, и они рассказали, что фигура мальчика была закрашена после его преждевременной смерти. Скорбящие родители не могли вынести вид этой картины, живо напоминавшей им о потере, и попросили художника школы Лоуренса написать на его месте подушку. Это нарушило композиционную целостность картины, и вызвало скептическое отношение к ней искусствоведов.

Я повесил подлинник Лоуренса над камином, где раньше висела подделка Рембрандта. Он висит там и сегодня. Если подделка Рембрандта напоминала, что в сегодняшнем мире искусства следует проявлять особую осторожность, картина ’’Дети семьи Бест” постоянно напоминает мне о том, что эксперты не всегда правы!

Если бы в то время гадалка сказала мне, что я еще только приближаюсь к самым успешным и полным важных событий и свершений десятилетиям своей жизни, я, наверное, с трудом пришел бы в себя от смеха.

Маленькая фирма под названием "Оксидентал"

Мне следовало бы лучше знать себя и не надеяться, что в 57 лет я смогу отойти от дел.

В этом смысле друзья были мудрее меня. Когда я объявил, что собираюсь переехать в Калифорнию и уйти на покой, все в один голос сказали: ”Из этого никогда ничего не выйдет!”

Сорок лет жизни я посвятил напряженной работе. Для меня бизнес - это не просто средство обогащения: накопление богатства никогда не было для меня самоцелью. Бизнес доставляет мне удовольствие потому, что он постоянно стимулирует, требует ежедневной концентрации всех умственных способностей для решения бесконечного количества разнообразных проблем, начиная с мельчайших деталей и кончая принципиальными решениями. Бизнес доставляет мне удовольствие потому, что он создал Америку, и я бы даже сказал, что именно в нем и заключается американский образ жизни.

В 1955 году, уезжая с Восточного побережья в Калифорнию, я ошибся, приняв временную усталость за желание навсегда отойти от дел. После переживаний в связи с болезнью, семейными неприятностями и разводом, я в первый и единственный раз в жизни почувствовал свой возраст. Мне было под шестьдесят, и я думал, что становлюсь старым и нуждаюсь в перемене образа жизни. Сегодня, когда мне больше 88-ми, я прекрасно себя чувствую, полон энергии и работаю с не меньшей нагрузкой, чем когда-либо раньше, воспоминания об этих мыслях вызывают у меня смех.

Большую часть осени 1955 года я провел в Калифорнии, только изредка приезжая в Нью-Джерси для урегулирования дел, связанных с разводом и ликвидацией бизнеса в Нью-Йорке.

После длительного свадебного путешествия мы с Френсис вели спокойный образ жизни, проводя вместе много времени, играли на бирже, составляли планы перестройки дома и сада, лениво листали каталоги бюро путешествий с описанием всевозможных круизов и поездок. Одним словом, вели классический образ жизни престарелых пенсионеров. Через несколько месяцев я был готов выть от тоски.

Наступление каждого нового дня без обязательств, работы, деловых встреч и авралов вызывало во мне ужас. Сорок лет предыдущей жизни были до отказа заполнены совещаниями, телефонными разговорами и командировками. Семь дней в неделю я руководил работой крупного концерна, решал административные проблемы, нанимал и увольнял сотрудников, днем и ночью отвечал на телефонные