звонки, принимал немедленные решения и отдавал распоряжения.
Теперь телефон в нашем доме звонил редко, а почта приносила не больше десятка писем, в то время как раньше я получал их сотнями. Я не находил себе места, был все время в подавленном настроении. Несмотря на радость от общества Френсис, я знал, что совершил серьезную ошибку.
’’Если я не найду себе здесь никакого занятия, боюсь, нам придется переехать обратно на Восточное побережье, — сказал я ей. — От такой жизни можно сойти с ума”.
Френсис очень беспокоилась за меня. Она не мешала мне искать работу, но я знал, что ей не хотелось снова жить на Восточном побережье — после чикагских зим ей было бы очень трудно отказаться от солнечной Южной Калифорнии.
Казалось, только начав совместную жизнь, мы уже натолкнулись на неразрешимую проблему.
Но знакомство с Сэмом Шапиро все изменило.
Первый крутой поворот в моей жизни произошел в 1921 году, когда я решил поехать в Россию для борьбы с голодом. Следующий — в том же году, когда я предложил Екатеринбургскому совету зерно и обо мне узнал Ленин. Поворот в результате встречи с Шапиро был ничуть не менее значительным, чем два предыдущих.
Сэм был дальним родственником и известным специалистом в Лос-Анджелесе по налоговому праву. Однажды вечером мы встретились с ним в одном доме во время коктейлей, и он завел разговор о том, что мне следует делать, чтобы платить меньше налогов. Этот вопрос представлял для меня большой интерес, так как мы с Френсис платили налоги по самой высокой категории.
’’Почему бы вам не воспользоваться преимуществами, предоставляемыми правительством владельцам нефтяных скважин?”
Я понятия не имел, о чем идет речь.
Он объяснил: дело в том, что если деньги истрачены на бурение нефтяной скважины, их можно вычесть из суммы налога как потери, если скважина окажется сухой. Конечно, если в скважине появится нефть, нужно будет срочно искать другой способ сократить налоги, особенно после подсчета прибыли от нефти.
Я был весь внимание, особенно когда, продолжая разговор, он упомянул о маленькой фирме, идеальном кандидате для подобного рода капиталовложений. Она находилась в Калифорнии и называлась ’’Оксидентал петролеум”. С первого года ее основания в начале двадцатых годов дела ее шли довольно плохо. Сэм обещал свести меня с группой вкладчиков капитала, решивших совместно купить эту фирму. Их звали Дейв Хэррис, Рой Робертс и Джон Салливан.
В то время акции этой фирмы продавались на лос-анджелесской бирже по 18 центов. Ознакомившись с делами фирмы, я пришел к выводу, что фактически акции не стоили даже этих денег, и решил не покупать предложенные мне группой вкладчиков 600 тысяч акций.
Тогда они предложили другую сделку: ”У нас есть права на бурение скважин на двух участках, где мы надеемся найти нефть. Если вы дадите на это деньги, то в случае успеха получите 50 процентов прибыли”.
30 июля 1956 года инженеры-нефтяники передали руководству фирмы ’’Оксидентал” заключение, в котором говорилось, что на этих участках можно ожидать скопление нефти и газа, которое обеспечит получение с них около семи миллионов баррелей нефти.
Первый участок находился примерно в трехстах километрах к северу от Лос-Анджелеса, второй — около города Бейкерсфилд. Для бурения на обоих участках нужно было достать 100 тысяч долларов. Считая, что мы ничего не теряем, кроме налогов, Френсис и я одолжили фирме ’’Оксидентал” по пятьдесят тысяч.
Обе скважины оказались нефтеносными. Первая давала около двухсот пятидесяти баррелей в день. При первой же попытке мы с Френсис наткнулись на клад черного золота. Многие всю жизнь вкладывают деньги в скважины, но им не везет.
В то время мы не только ничего не знали о нефтяном бизнесе, но даже никогда близко не подходили к нефтяной вышке. Френсис пришла в такой восторг, что предложила купить дом на колесах, чтобы мы иногда могли приезжать и оставаться на ночь на наших месторождениях среди насосов и осликов. Мне казалось, что это слишком, хотя я тоже был рад нашей удаче.
К концу 1956 года мы с Френсис одолжили фирме еще денег для покупки и модернизации участка с тринадцатью скважинами, оснащенными давно устаревшим оборудованием, и производившими только по два-три барреля низкосортной нефти в день. Некоторые из них были пробурены во время первой мировой войны. Однако по расчетам запасы на этом участке исчислялись в сотни миллионов баррелей.
Мы с Френсис, сложившись, снова дали сто тысяч долларов, за которые им удалось провести полную модернизацию месторождения: пробурить несколько новых скважин, прочистить лучшие из существовавших ранее и установить ’’скважинные обогреватели” — новую в то время технику для подогрева очень тяжелых сортов нефти, чтобы увеличить ее текучесть.
Через двадцать восемь лет, в 1984 году, мы с Френсис и ’’Оксидентал” продали этот участок. Она получила шесть миллионов двести тысяч, а я — пять миллионов триста при первоначальном капиталовложении только в сто тысяч долларов!
Вдохновленный успехом, я решил продолжать работать с ’’Оксидентал” и помогать делать новые приобретения. В те годы опытные нефтяники наперебой предлагали нам принять участие в разработке месторождений и участков, считая, что у нас легкая рука. Единственной проблемой ’’Оксидентал” был недостаток наличных денег, но я мог ее разрешить.
В ноябре 1956 года я снова согласился стать партнером ’’Оксидентал” в приобретении еще одного небольшого месторождения с девятью продуктивными скважинами производительностью около тысячи баррелей в день каждая и несколькими еще неисследованными участками в окрестностях Лос-Анджелеса.
В сопровождении Артура Громана я отправился в отель ’’Беверли Хилтон”, где остановился владелец месторождения — очень известный техасский предприниматель Д. К. Вейдли. В ноябре 1956 года ему понадобились деньги, и он решил продать месторождение за один миллион двести пятьдесят тысяч долларов. Эта сделка была заключена в вестибюле отеля. Громан взял бланк отеля и нацарапал на нем
короткое соглашение, которое было тут же подписано мной и Вейдли.
По соглашению он получал миллион наличными и долговое обязательство фирмы на остальные 250 тысяч. Вместо него я предложил Вейдли акции ’’Оксидентал”, но он отказался. Через пятнадцать лет я напомнил ему о своем предложении: если бы он согласился, то к этому времени его акции стоили бы уже больше четырех миллионов! Но его можно было понять — в 1956 году они не стоили даже четырех долларов, за которые мы их продавали.
На следующий день я снова заехал за Громаном, и мы поехали посмотреть на только что приобретенное месторождение. По дороге я остановил машину у магазина, сказав Громану, что хочу купить фотоаппарат ’’Полароид”.
’’Зачем он вам вдруг понадобился?” - спросил тот.
’’Понимаете, я никогда в жизни не был на нефтяном месторождении. Давайте сделаем несколько снимков и покажем Френсис наши новые скважины”.
Нефтяное дело все больше захватывало меня. Оно было гораздо более интересным, сложным, рискованным и прибыльным, чем все дела, которыми я занимался раньше.
После первых успехов ’’Оксидентал” цена акций подпрыгнула до доллара, и я начал их скупать, пока не оказался владельцем самого большого пакета акций. Тогда меня пригласили в совет директоров, а в июле 1957 года выбрали президентом корпорации.
Однако я не был еще готов посвятить все свое время бизнесу или ’’Оксидентал”. В то время наша корпорация была еще хилым младенцем, развитие которого могло быть прервано любым неосторожным движением. Я не собирался складывать все яйца в одно лукошко. Некоторые из них оказались совсем в другой корзине. На Восточном побережье я занялся радиовещанием и только что приобрел контрольный пакет акций крупнейшей американской радиокорпорации ’’Мьючуэл бродкастинг систем”. Весь 1957 год я летал из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, занимаясь делами двух корпораций и стараясь решить, кем я хочу быть — нефтяником или владельцем радиостанций.
Приобретение радиокорпорации было связано с одолжением, которое я однажды сделал одной знакомой, адвокату Фриде Хеннок. Мы знали друг друга несколько лет. Однажды Фрида попросила меня рекомендовать ее одному из моих друзей-сенаторов для включения в президентскую комиссию по радиовещанию. Я выполнил ее просьбу, и она вполне заслуженно получила назначение в комиссию.
