В России я приобрету ценный опыт борьбы с эпидемией тифа и сделаю передышку, чтобы решить, каким будет следующий шаг моей карьеры. Земля моих предков, неизвестная страна многообещающего будущего и бед в прошлом и настоящем манила меня к себе. Мне было двадцать три года. Юность оставалась позади.
Романтика русского бизнеса
Хотя путешествие в Советскую Россию было моей первой поездкой за границу, отъезд из Нью-Йорка не стал счастливым событием, как это обычно бывает, когда только что окончивший колледж молодой человек делает первые самостоятельные шаги в большой мир. Ни вечера, ни оркестра на палубе — они были бы неуместны, принимая во внимание положение отца. Вместо этого я быстро собрался в дорогу и через месяц после окончания колледжа был уже в пути.
На складе министерства обороны, где продавались излишки военного оборудования, я купил полевой госпиталь, полностью укомплектованный всем необходимым: палатками, раскладушками, операционными столами, паровыми котлами, хирургическим инструментом, медицинской одеждой и тысячью других вещей. Этот госпиталь был прекрасным изобретением. В него можно было одновременно поместить несколько сотен пациентов. С доставкой и упаковкой он обошелся мне больше, чем в сто тысяч долларов. Я решил подарить его Советскому правительству, что и сделал впоследствии.
Кроме того, я купил новую машину ’’скорой помощи”, укомплектовал ее новейшим оборудованием и лекарствами и написал сбоку слова: ’’Американская медицинская помощь Москве”.
Полевой госпиталь и машина ’’скорой помощи” были погружены на грузовое судно и отправлены прямо в Ригу, порт на Балтике, откуда их должны были доставить в Москву по железной дороге. Я ехал пароходом ’’Аквитания” в порт Саутгемптон на южном берегу Англии. В Лондоне я должен был встретиться с Борисом Мишелем, европейским представителем нашей фирмы и дядей моего бывшего жильца Дэна. Борису предстояло сопровождать меня в Европе.
Позже я полюбил морские путешествия, но в первый раз оно, безусловно, не доставило мне удовольствия. Даже несмотря на то что мы пересекали океан в лучшее время года и на самом комфортабельном пароходе того времени, я чувствовал себя ужасно и провел все путешествие в каюте, неподвижно лежа в постели, как египетская мумия. Когда пароход, наконец, вошел в защищенные от волн воды Саутгемптона, я почувствовал себя заново рожденным.
Не успев причалить к берегу, я тотчас же попал в сеть интриг и загадочных обстоятельств, которые создают России ореол опасности и тем самым придают ей особое очарование.
Ясным июльским утром, когда стайка буксиров, напоминавших муравьев, тянущих огромного жука, подтягивала ’’Аквитанию” в саутгемтонский порт, я стоял на палубе среди толпы, и сердце мое разрывалось от возбуждения. Отрывистая команда — и вот уже на землю установлен длинный трап с гофрированной дорожкой. Мгновенная суматоха, вызванная появлением на борту портовых чиновников и носильщиков, и я вместе с толпой спускаюсь по трапу вниз.
Внезапно я чувствую легкое прикосновение к руке. ’’Если я не ошибаюсь, вы — доктор Арманд Хаммер?” — произносит голос с изысканным английским выговором.
Передо мной стоит незнакомец, стройный блондин, модно одетый в серый твидовый костюм, в перчатках и с тросточкой.
”Ну что за молодцы наши лондонские представители, — подумал я. — Как это мило, что Борис прислал кого-то встретить меня”.
”Да, — отвечаю я, улыбаясь и протягивая руку. — Полагаю, вы пришли меня встретить”.
Незнакомец выглядит слегка удивленным и не пожимает моей руки: ”Да, однако... я представитель Скотланд-ярда и имею инструкции поставить вас в известность, что вам не разрешено сходить на берег, по крайней мере до тех пор, пока мы не выясним с вами некоторые вопросы”.
Наверное, сегодня я бы отнесся к подобным событиям с большим хладнокровием. Даже через десять лет, после жизни в России и соседних с ней странах, где человек привыкает ко всяким неожиданностям, я бы лучше владел собой. Однако в тот момент я был абсолютно поражен.
’’Что? Не могу сойти на берег? Скотланд-ярд? Почему? Что, в самом деле, происходит?”
Позже я понял, что не мог бы дать лучшего ответа. Было очевидно, что мое изумление искренне. Представитель Скотланд-ярда спокойно ответил, что я должен отойти в сторону. Когда остальные пассажиры сойдут, он объяснит мне, в чем дело. Я абсолютно ничего не понимал. Я не совершил ничего предосудительного, мой паспорт в полном порядке, я собирался пробыть в Англии всего несколько дней. Что же могло случиться? Прошло десять минут допроса, прежде чем я начал догадываться о причине моих неприятностей.
Какова цель моего приезда, с кем я собираюсь встречаться и сколько дней предполагаю провести в Англии? Я ответил, что здесь проездом, собираюсь встретиться с лондонскими представителями нашей фирмы и осмотреть город.
’’Проездом куда? — спросил он резко. — Может быть, в Россию?”
’’Надеюсь, — твердо ответил я. — Дело в том, что я — доктор, мы ведем там дела, а в России голод”.
’’Все это мне известно, — сказал он, быстро записывая что-то в блокнот. — Ну так вот, до дальнейших распоряжений вы останетесь в каюте. Предупреждаю, у меня есть полномочия на обыск вашего багажа и вас лично”.
Тут я понял, в чем дело. Перед отъездом нью-йоркский адвокат неофициальной советской миссии Чарльз Рехт сказал, что Людвигу Мартенсу, наверное, будет интересно посмотреть снятый год назад фильм о его отъезде из Соединенных Штатов на пароходе ’’Совьет арк”. Это событие было предано широкой гласности, поэтому мне и в голову не пришло отказаться взять фильм с собой. Кто бы мог подумать, что этот поступок может привести к подобным результататам! Мне еще предстояло узнать, что очень часто факты, связанные с Советским Союзом, могут интерпретироваться по-разному как внутри страны, так и за ее пределами, и при этом почти всегда каждая сторона предполагает худшее.
Итак, из добровольца-медика я превратился в политически неблагонадежную личность.
Должен признаться, несмотря на всю эту неразбериху, я был в восторге от всего случившегося. Быть арестованным или что-то в этом роде самим Скотланд-ярдом! Даже герой популярного детективного романа позавидовал бы мне в это длинное жаркое утро, когда я сидел в каюте со ’’стражем” у двери — улыбающимся матросом (как жаль, что у него не было оружия и он не смотрел на меня мрачным взглядом), стараясь сообразить, что же мне теперь делать.
Вскоре я стал догадываться, почему мое имя привлекло внимание Скотланд-ярда. Из Нью-Йорка я послал телеграмму берлинскому представителю Советской России, сообщая о своем приезде, о том, что надеюсь попасть в Москву и что везу с собой фильм Рехта для Мартенса. Я почему-то считал, что эта телеграмма может мне помочь. В то время ходили слухи, что поездки в Россию связаны с большими трудностями, что на границе все отнимают, кроме запасного костюма, пары обуви да смены белья. Говорили еще, что если повезет, оставляют буханку хлеба и головку голландского сыра.
До сих пор не могу понять, почему Скотланд-ярд заинтересовался этим невинным посланием или вообразил, что оно содержит заговор против Британской империи. Правда, в Англии в то время только что закончилась крупная забастовка шахтеров и ходили слухи о загадочных ’’большевистских агентах”. Действительно, очень многие, включая самого Черчилля, в 1919 году верили, что Великобритания была на грани революционного переворота.
Но даже если это было правдой, какое отношение имеет все это ко мне? Сидя в каюте, я размышлял об этом с таким напряжением, что у меня разболелась голова, но так и не нашел никакого смысла в происходящем.
От этих неприятных мыслей меня отвлек стюард моей каюты Риммер. В час дня, как раз когда я почувствовал голод, он вошел в каюту с подносом, наполненным едой, и вытаращил на меня глаза. ’’Страж” куда-то исчез. Если раньше для Риммера я был просто молодым американским туристом, которого ему по долгу службы приходится обслуживать, и источником чаевых, то теперь положение изменилось. Я стал ’’подозрительной личностью”, на которую, как он в возбуждении выразился на своем ланкаширском диалекте, ’’уже падает тень собственной виселицы”.
