А я, пожалуй, пойду звонить Анжеле, пусть едет сюда на подтяжку задницы, нужное лекарство я сам найду.

Мужчины вышли, Сонька с овечьим выражением на лице глядела на Марину, Марина повертела пальцем у виска и вздохнула. Я же ни того, ни другого делать не стала. Соньку я знала, как облупленную. Если у нее овечье выражение на лице, значит – она задумала нечто интересное, тем более что специально дала понять Юрию Михайловичу, что о его прошлом ей тоже известно. Лет тридцать назад Юру Кнута знали и боялись в нашем городе. Кнут получил свое прозвище не от своей фамилии «Кнутов», а потому что мастерски владел цыганским кнутом. Яблоко на тарелке мог разрубить на четвертинки, не разбив тарелки. Ножа не носил с собой, только кнут за ремешком джинсов. В драке полосовал кнутом противников так, что кожу срывал у них со спин. Говорили, что одного он даже оскальпировал. Убить не убивал, это правда. Раза два сидел в тюрьме, и каждый раз его выпускали раньше срока за хорошее поведение, так сказать. И грабежом, и рэкетом не брезговал, банду свою сколотил потом, но чем они занимались, неизвестно.

А потом он исчез из города и появился лет пять назад. Свой бизнес начал, все у него получилось быстро, попер вверх, как на дрожжах. Женился на Анжелке, продавщице из супермаркета. Она хорошая деваха, добрая, хозяйственная, ласковая, мужа вправду любит, родила ему дочку – и Юра размяк. Анжелку и дочку Лилечку обожает. Но и правда, девочка такая красивая у них родилась, танцевать любит. Анжелка ее на классы балета водит три раза в неделю. Пока та танцует, Анжелка у Соньки процедуры принимает, ну и болтают они, конечно, о том о сем. Если Анжелка сюда приедет, найдем способ ее увидеть и узнаем, что сейчас делается в городе. Ну не может быть, чтобы наше исчезновение никто не заметил. Мы с Маринкой не на работе, ушли после обмывки Маринкиного памятника и исчезли, то есть сегодня на работе не появились. А у Соньки жена мэра нашего записана на окраску, мелирование и укладку прямо с утра завтра. Если Сонька не придет, она же мужа своего, мэра, на уши поставит. Она только Соньке свои волосы доверяет. Только Сонька может превратить тонкие жидкие пряди ее волос в роскошную пышную гриву. Они там свой личный праздник вечером собирались праздновать в нашем лучшем ресторане. Не обойтись ей без Соньки.

И вообще, влипли мы в странную историю. «Чем дальше, тем страныде», так говорила одна девочка по имени Алиса, и я с ней согласна полностью. А Сашка, значит, глубоко и сильно мной увлекся, и я его «Ахиллесова пята»? Ну так это хорошо или плохо? Ага… кажется, несут обед, ой, как вкусно пахнет!

Сашка, значит, в меня влюбился… ну ладно… Пусть только приснится сегодня, паразит, я ему устрою передачу энергии на расстоянии!..

Если бы не мысли о том, что мы заложники, запертые в самом настоящем предбаннике и не имеющие никакого контакта с внешним миром, я бы сказала, что вечер у нас был просто замечательный. Кормили вкусно, все необходимое предоставили, даже большой монитор принесли с плеером и целую стопку дисков со старыми советскими комедиями. А потом появилась Анжелка, слегка растрепанная, слегка покрасневшая, слегка заплаканная, но хохочущая, с двумя бутылками шампанского, коробкой конфет и большущим арбузом в руках. Шампанское с арбузом? Ладно, попробуем.

– Девчонки, как же здорово, что вы здесь. Юрка ведь меня обманул, представляете? Сказал, чтобы скорей приезжала и что у него в гостях косметичка из Америки, и машину за мной прислал. Я и повелась, как дурочка. Дочку к бабушке, сама сюда, по дороге в супермаркет заехала, шампанского и конфет американке купила в подарок, а арбуз Юрке – он любит. Хорош арбуз, правда? То ли узбекский, то ли таджикский или казахский, ну в общем, из наших бывших республик, не из Бразилии. Вот стукнешь по нему, а он прям звенит от спелости. А бразильский я раз купила, так и выбросила, ни вкуса в них, ни сладости, одна вода. Вот пусть их бразильцы и бразильки и едят, а у нас свои есть, получше. Ну что, начнем?

– Подожди, не торопись ты так, – засмеялась Маринка, – у нас баня нагревается, уже нагрелась, наверное.

– Ох ты, мама моя, – заохала Сонька, – я же и забыла про баню. Там как, ничего не перегреется и не взорвется?

– Нет, у нас баня очень хорошая, за ней уход постоянный. У Юрочки спина болит часто, застудил в тюряге последний раз, так ему без бани никуда. У нас наверху еще и сауна маленькая есть, чтобы спину быстро прогреть, если прихватит, но он баню больше уважает. Пошли париться тогда, девчонки, а шампанское и арбуз в холодильник.

– Анжел, а никто из охраны не припрется вдруг в баню? – спросила Сонька и передернула плечами. – А то мне неспокойно.

– Нет, Сонечка, не бойся. Юрка им мозги вышибет, если посмеют посмотреть на меня голую, а в придачу там, в бане, внутри защелка на двери есть.

И мы отправились в баню. За дверью находился еще один небольшой предбанник, где можно было раздеться и повесить одежду, скамья, на которой стояла корзинка с новыми, еще в упаковках, губками и мочалками, шампунями и кусками белого мыла, большой стопой лежали полотенца, в углу маленький столик с большим графином то ли малинового, то ли вишневого морса или компота, и стопка бумажных стаканчиков. А уже из этого малого предбанника открывалась дверь в саму баню.

Интересная это была баня, я бы назвала ее осовремененной стариной – деревянные стены и тут же кафельный пол с красивой мозаикой вокруг водостока, лавки по стенам, трехступенчатый деревянный полок парилки и каменка тут сочетались с хромом кранов для холодной и горячей воды, а на широкой лавке стояли металлические тазы с ручками. Я такие однажды в старом кино видела. Кажется, тазы назывались там шайками.

В этой бане также стояли два больших деревянных бочонка с водой: в одном плавали какие-то листья, а в другом мокли три веника. Вода с листьями была холодной, а с вениками – горячей. В бане было очень жарко и хорошо пахло травами или цветами. Анжелка подошла к бочонкам, из того, в котором плавали листья, вытащила ковшик и плеснула его содержимое на каменку. Каменка зашипела, и ароматный пар ударил в нашу сторону. Мы дружно взвизгнули.

– Ну, девчата, сначала отмываемся, потом паримся, потом опять отмываемся, потом кто как хочет, – весело сказала Анжелка и начала наполнять свой таз горячей и холодной водой.

Мы последовали за ней. Ну как же здорово мыться в бане, никакая ванна не сравнится с баней, а уж душ и подавно. Мы мылись и парились, и обливались холодной водой и горячей. Вениками никто из нас, кроме Анжелки, не умел пользоваться, поэтому она нас хлестала, не жалея, и извела на нас все три веника. И все время подливала и подливала душистую воду на каменку. В воде этой, оказывается, была мята и эвкалиптовый настой для очистки легких. Мы ахали и охали, хохотали и повизгивали, и чувствовали себя абсолютно счастливыми, как будто отмывали от грязи не только тело, но и душу. Сонька не выдержала и принесла в баню графин с морсом и бумажные стаканчики. Мы глотали вкуснейший, прохладный малиновый морс и не могли напиться, пот лился с нас ручьем. Наконец, мы последний раз помылись, сполоснулись холодной водой, вытерли наши красные распаренные тела полотенцами, завернулись в толстые пушистые халаты и поползли к себе в большой предбанник. Шампанского с арбузом не хотелось, разговаривать не хотелось, хотелось просто лежать и наслаждаться чистотой своего тела, не просто чистотой, а совершенной чистотой. Мысли медленно текли в голове и так же медленно утекали, а сердце ровно и сильно билось в груди, и я чувствовала себя как никогда живой. Когда я разбогатею, у меня тоже будет своя баня.

Маринка томным голосом спросила у Анжелы, знают ли в городе о нашем похищении, и полусонная Анжела ответила, что слишком мало времени прошло, никто ничего не говорит, по крайней мере – она не слышала. А на работе, наверное, думают, что мы так хорошо обмыли Маринкин памятник, что теперь нам надо отдохнуть.