Наверное, я уснула, потому что снова увидела Сашку. Он сидел на полу, держал мою руку и целовал мои пальцы или, может быть, просто прикасался к ним губами. Это было приятно и щекотно. Я улыбнулась ему и спросила:

– А почему, когда ты уезжал, Соньку и Маринку поцеловал, а меня нет?

– Потому что, если бы я тебя поцеловал, мне было б трудно уехать.

– Ты что, меня любишь?

– Я не знаю, Ангелочек, любовь ли это, но мне хочется быть с тобой рядом. Ты вошла в мою жизнь без приглашения и все в ней изменила. Мне перестало нравиться то, что нравилось раньше, я перестал хотеть того, что хотел всегда. Это так странно, и это меня пугает. Ты мое глупенькое, маленькое счастье, а может, и наказание, но другого мне уже не надо. Пусть все будет как будет.

И он встал и ушел, а я проснулась. Ну надо же, какой хороший сон. Я села в своей постели и оглянулись вокруг. Сонное царство, иначе не скажешь. Маринка, хоть и в халате, но залезла под одеяло, Сонька спит на боку, свернувшись калачиком, а Анжелка спит на банных простынях и даже слегка похрапывает. Самовар, что ли, поставить? И что сейчас: ночь или еще вечер? Я передвинула ноги с лежанки на пол, и моя левая ступня коснулась чего-то влажного и мягкого, неужели мышь? Интересно, тут есть мыши? Я осторожно глянула на пол… Никакой мыши там не было, а была небольшая круглая коробочка, а в ней влажный зеленый мох, а на нем белый цветок. Похож на розу, но не роза вроде бы. Крышка от коробочки лежала неподалеку. Мое сердце ухнуло вниз. Было ясно, что цветок для меня, – но от кого? Неужели я и вправду говорила с Сашей? И он здесь, рядом? Значит ли это, что он «разрулил» все, что нужно было «разрулить»?

Я подняла коробочку с цветком с пола, хотела поставить на стол, но передумала и задвинула подальше под лежанку. Я подумаю обо всем позже, а сейчас… ну за каким фигом он этот цветок оставил, зачем? Если бы не цветок, я бы порадовалась хорошему сну, а теперь вот мучайся тут, как будто иглу в душу воткнули. Кого винить? Наверное, во всем виноват Егор Палыч. Это же он попросил Сашку проводить меня домой. Он попросил, а у Сашки теперь жизнь меняется, да и я не пойму, чего хочу. Была раньше какая-то определенность в жизни, было все как у всех, а теперь мне страшно. Меня очень тянет к нему, но внутри меня звонят колокола, и интуиция кричит: «Беги, беги, он опасен…» Ну и что теперь делать? Бежать или сдаваться? Я бы, может, и сдалась, но ведь он всерьез не осаждает, а просто так сдаваться и не интересно, и стыдно. Вот она наша женская проблема! Ладно, ложусь спать, если нужна буду, то разбудят.

Проснулись мы от грохота в дверь. За дверью орал Олег, ну тот, что раньше в свитере был:

– Девчонки, кончай дрыхать! Петушок пропел давно! Вставайте быстрей, умывайтесь, одевайтесь, ехать пора. Кончилось ваше заключение, свобода зовет! Как вы там, в приличном виде или нет? Хозяин к вам собирается зайти, поговорить надо.

– Будем готовы через двадцать минут, – заорала Маринка в ответ.

Мы быстро повыскакивали из постелей, скинули халаты, оделись в свою одежду, умылись, кое-как причесали волосы, зубы почистить было нечем, к сожалению, но ничего, дома почистить можно. Я вдруг сообразила, что Анжелки в предбаннике нет, и проверила холодильник. Шампанское осталось, но арбуз исчез. Понятно… Анжелка проснулась и потопала спать наверх к мужу под бочок, а арбуз захватила, чтобы задобрить его, если он все еще злой. Недаром же у Анжелки были заплаканные глаза, когда она у нас появилась. Юрию Свет Михайловичу не понравилось, что его жена говорила о нем Соньке, вот он Анжелке и выдал по первое число, хорошо, если только словами. Хоть он сейчас бизнесмен и депутат, но Юра Кнут еще живехонек в Юрии Михайловиче Кнутове, судя по той улыбке, которой он вчера Соньку одарил.

Мы были готовы раньше оговоренного срока и сели за стол, чтобы выпить хотя бы минералки перед приходом Кнутова, но в дверь постучали и вошел Олег с подносом в руках. На подносе стоял большой кофейник, кувшинчик со сливками и две плетенки, накрытые салфетками, а под салфетками были домашние пирожки, как говорится, с пылу с жару. Пирожки пахли так вкусно, что Маринка задергала носом, что она делает только в исключительных случаях, когда перед ней стоит блюдо с ее любимой копченой рыбой.

– Ешьте, девчонки, тут с мясом и с яблоками, но какие где я позабыл, а в кофейнике не кофе, а шоколад. Наша повариха сказала, что горячие пирожки и горячий шоколад – самое то для вас в настоящий момент, – сказал Олег и улыбнулся.

Мы отдали должное и пирожкам, и шоколаду, и даже Сонька, которая вечно сидит на разных диетах, стыдливо прожевывая третий пирожок, прошепелявила, что после стрессовых ситуаций сладкое помогает восстановиться нервной системе, а у нас был сильный стресс. Мы только успели допить шоколад, как в предбанник без стука вошел Кнутов и парочка парней в костюмах и галстуках, наверное, охрана. Кнутов посмотрел на нас, улыбнулся и сказал:

– Все закончилось благополучно, все живы и здоровы, и все проблемы решены, как я и предполагал ранее. Вас, Сонечка, отвезут прямо в ваш салон, через два часа у вас будет клиентка, если помните, и нужно время, чтобы все подготовить к ее приезду. Вашу машину вчера перегнали к вашему дому, но не беспокойтесь, ее подгонят к салону, вымытую и вычищенную. Вас, Мариночка, отвезут домой, ваша машина на вашей обычной стоянке возле дома. А вот за вами, Серафима Олеговна, приедет Александр Васильевич Никитин, так как он выразил желание самому отвезти вас домой, и у меня нет причин ему в этом отказывать. Я надеюсь, вы не возражаете. За исключением того, что я всего лишь на двое суток лишил вас всех свободы, надеюсь, что вы не можете упрекнуть меня в плохом к вам отношении. Конечно, я поместил вас в предбаннике, но у меня не было другого более подходящего помещения. Всего вам доброго, милые девушки, не поминайте лихом! Да, чуть не забыл, Сонечка, прошу вас никакой подтяжки Анжеле не делать, даже если она будет вас умолять, у нее это место сейчас в полном порядке.

Когда они вышли из предбанника, мы переглянулись и Маринка сказала:

– Да, Серафима, здорово в тебя Сашка втюрился, если сам тебя отсюда забирает, а Кнутов тебя по имени-отчеству величает во избежание возможных проблем и трений с Никитиным. Ты там не особенно расслабляйся, Никитин очень и очень непрост.

Я не успела ответить, потому что зашел один из парней, чтобы забрать Соньку и Марину. Мы обнялись, и они быстро пошли вверх по лестнице. Оказывается, наш предбанник и баня находятся в подвальном помещении, то-то окошки здесь под самым потолком. Сонька с Маринкой еще уехать не успели, а я уже затосковала. Мне показалось, что я одна во всем свете, заключена в предбаннике, как Граф Монте-Кристо в замке Иф, и так и скончаюсь здесь, потому что подкопы делать не умею. И однажды холодной ветреной ночью Юра Кнут с дружками завернут мой труп в мешковину и выбросят в реку или закопают в овраге. От жалости к самой себе я заплакала. Из глаз полились слезы, да такие, что и не остановить.

Я стояла посреди предбанника, закрывала лицо руками и плакала, как полная идиотка. И тут дверь открылась, и вошел Саша. Я не знаю, что он подумал, но только испуганным голосом спросил, не обидел ли кто меня, подошел, обнял и крепко прижал к себе. От его рубашки приятно пахло, он был теплый, а руки так просто даже горячие, и мне было так хорошо, что я снова заплакала, уткнувшись носом ему в грудь. И тут он начал меня целовать в голову, лоб, глаза, щеки, шею, а потом в губы. И поцелуи эти жалили меня как укусы, да так, что у меня перехватывало дыхание и начали подкашиваться ноги. Я испугалась. Он не целовал меня, он присваивал и клеймил. Не было нежности или любви в его поцелуях, и я чувствовала непонятный страх. Мне казалось, что та часть меня, куда он меня поцеловал, больше уже не принадлежит мне. Мне казалось, что каждый его поцелуй выжигал мне кожу. Я резко его оттолкнула и посмотрела ему в лицо. Темный румянец на щеках, но ровное дыхание и тяжелый взгляд исподлобья. Он не убрал своих рук с моих плеч, просто стоял и смотрел.